Как-то это уже прилично и принято, что рыцарь, убивающий дракона, сам становится драконом, а потом, глядишь, за ним и следующий рыцарь явится. И так может продолжаться очень долго, и история будет двигаться по порочному кругу. Как же тогда быть? А вот так, надо понять, что в первую очередь надо искоренять не дракона, а из самого себя этого рыцаря на белом коне, ну или в белых сверкающих одеждах. Проблема ещё в том, что не только самому рыцарю надо бы изжить такое сияющее представление о себе, но и окружающим пора уже признаться, что хоть они и призывают рыцаря, им подчас очень выгодно, чтобы оный круговорот драконов в природе не кончался. Люди сами от себя это скрывают, но в первую очередь власть дракона — в их сердцах и сознании, и вот оттуда-то его и надо исторгнуть, а это практически невозможно без их добровольного на то согласия, до которого надо ещё дозреть. Правда то, что нередко многие люди действительно хотят автократии. Но правда и то, что через несколько лет немало тех, кто мечтал о преимуществах «сильной руки», об этом пожалеет, если вообще они останутся в живых. Это вполне демонстрирует история кайзера Рудольфа.
Реформы Райнхарда внешне выглядят благопристойно, но надо помнить, что и Рудольф сначала делал привлекательные вещи. К тому же зритель-то здесь видит и закулисье, а там картина складывается весёлая. Стрелочники, призванные нести ответственность, выбираются заранее до претворения интриги в жизнь, и повелителю останется только, скорбно вздохнув, молвить, что он так уж и быть позволит им способствовать его успеху. Не дрогнув бровью, рассуждает он о том, чтобы принудить женщину к аборту. Возобновление же в Империи работы тайной полиции происходит примерно так: «Нет, мы не можем возродить Отдел Социальной Дисциплины, по крайней мере под тем же названием, ведь народ это воспримет как отказ от преобразований. Пусть будет называться Отделом Внутренней Безопасности».
Неплохо, конечно, что и при этом многие уродливые пережитки прошлого смести удалось. Но уж очень страстно Райнхард старается убедить всех и себя в том числе, что в жизни не станет таким, как Рудольф. Но в реальности всё часто как во «Властелине Колец»: кто в силу своего самолюбия убеждён, что точно не перешагнёт определённую черту, того колечко-то развращает, а вот кто трезво оценивает свою способность противостоять искушению, тот убережётся. Во любом случае, до своего смертного часа ни у кого нет стопроцентного основания говорить, что он прошёл это испытание. Ян Вэньли же, например, не отрицает возможности, что власть его разложит, без раздражения выслушивает опасения своих товарищей по этому поводу, потому и отвергает раз за разом вроде такой удобный и заманчивый путь. Каждую секунду Ян помнит о сущности монархии: это помимо всего прочего такой строй, при котором все ошибки и преступления можно списать на одного-единственного человека. Это развивает в людях безответственность, а сиё качество отнюдь не способствует налаживанию ситуации в стране, даже при самом толковом правителе. Притом, даже если сегодня люди выбрали отказ от ответственности, их дети и внуки могут предпочесть свободу, но добиться её будет уже труднее, поскольку их же собственные предки оказались слабовольными. И чтобы не наступать человечеству столько раз на одни и те же грабли, лучше понять, почему Вэньли так хочет изучать историю.
Если позволительно сказать пару фраз о звучащих здесь фразах, то я скажу, что они имеются в должном количестве. Некоторые из них пафосны, некоторые для того, чтобы занять время, а некоторые, хоть звучат вполне обыденно, настолько точны, что... что чего только не отдашь, чтобы они не имели отношения к действительности — а ведь имеют же. Впрочем, от тех фраз, которые как-то выбиваются из ситуации или отдают подлинно дворцовой пышностью, тоже можно словить немалый кайф. Вот, например, когда Райнхард, глядя на звёздное небо, начинает вещать про то, что, мол, скоро погаснет одна звёздочка, зато другие засияют ещё ярче. «Это от того, что одна звезда погаснет, другие станут светить ярче?» — искренне и старательно пытается понять Кирхайс. «Это судьба» — торжественно и покровительственно поясняет Райнхард. Ну что же... на судьбу и на то, что всё уже предначертано, люди полагаются не так уж редко.
В любом случае, для каждого зрителя почти наверняка тут найдётся хотя бы одна фраза, которая особенно запомнится и полюбится. Чем плохи, скажем, слова Яна о коррупции. О том, что самая страшная коррупция не тогда, когда берут взятки. А тогда, когда уже запрещают людям говорить о том, что политики взятки действительно берут...
Но нет, не оставят здесь без обнадёживающих свидетельств того, что за лиходейства может наступить уже в этой земной жизни расплата, даже для самых могущественных тиранов. Деспот, помешанный на «истинном арийстве» и выживании сильнейших, окажется не способен произвести на свет не слабоумного наследника мужского пола. Случайность или ответ природы и провидения на преследование людей со «слабыми генами»? От жутких болей мучается Рубинский, а у вечно непоколебимого и беспощадного Оберштайна никого близкого в целом мире нет, кроме собаки. Насколько же счастливее те, кто даже если на миг, а урвал себе немного полноценной семейной жизни или же такой дружбы, при которой не светит нож в спину.
Отрадно, что боевые построения хоть буквой U, хоть веретеном не могут заслонить и потеснить психологию. Нет ничего сверхъестественного и незнакомого, мудрёного и громоздкого в мотивациях и отношениях персонажей, но опять-таки, самые элементарные вещи часто забываются, и их не мешает напоминать. Например, то, что можно способным быть и разбираться в чужих характерах, а всё равно сильно поддаться вкрадчивым речам и чужому влиянию. Райнхард с негодованием отвергает предположения, что его используют, доказывая, что это он всех использует. Но несложно догадаться, что останься с ним рядом Кирхайс, а не Оберштайн, то он бы во многих делах поступал по-другому.
Не укрыться и от осознания того, что как мы сами родом из детства, то и многие наши проблемы родом оттуда же. Психологические травмы, нанесённые в детстве как Райнхарду, так и Ройенталю их родными отцами, оставили неизгладимый отпечаток на их обращении с окружающими, что тут уже совсем нетрудно проследить.
И да, это аниме в первую очередь о героях. О совершенно обычных героях. И о тех, кто, выходя на демонстрации против милитаризма и насильственного призыва в армию, подвергается нападению экстремистов, в то время как полиция наблюдает за этим в сторонке, а потом демонстрантов и арестовывает. И о тех, кто просто живёт, не стремясь сделать своего имени громким и не делая, а просто внося свою лепту в созидание, а не в разрушение, работая на действительно полезной и мирной должности или заботясь о родных и близких. Ещё о Хайнесене, проявившем не только волю к свободе, но и незаурядный ум и сообразительность, без которых не выбраться бы ему из Империи и других за собой не увести. И о тех, кто, собственно, и сражается, и впишет своё имя в летопись истории, но тем не менее даже посреди самых угрожающих бурь находит в себе силы для того, чтобы достойно воспитывать чужого ребёнка. Встречаются здесь и такие, что отказываются от самоубийства даже не ради надежды когда-нибудь отыграться в новом бою, а ради того, чтобы, если нынешний будет проигран, можно было предложить свою кандидатуру на роль козла отпущения, иначе пострадают другие, на кого свалят всю вину.
Что же, даже в таких условиях есть место и юмору, и отдыху, и подлинной радости. Пикантные намёки, безобидные поддразнивания и дружеские вечеринки. Горячий пунш во время болезни, приготовленный тем, кто очень о тебе заботится, поскольку сам ты на себя благополучно забиваешь, даром что от твоего слова зависит исход далеко не одного сражения. Ян, так непринуждённо шутящий по поводу того, что ему бы следовало запатентовать свою стратегию и военные хитрости — пенсия-то от этого глядишь больше будет. Признание в любви перед решающим боем, когда шансы вернуться так малы — такое робкое, сбивчивое, неумелое... да ладно, чего уж стесняться, наверняка одно из лучших сердечных признаний во всей космической истории. Признайся, то, что ты знал, скромный и неуклюжий чудотворец, ты знал не только про войну: исход ни одной битвы не может быть предрешён ещё до её начала.
|
