Что и требовалось ожидать.
Нет-нет, расстройства никакого вовсе нет. Воспоминаний о просмотренной раньше полнометражке у меня всё равно никто не отнимет. А что касается подробностей и детализации, то это сериал даже честно предоставляет, повествование стало более явственным, отчётливым, развёрнутым. История приязни блистательного Хикару (он же Гэндзи) к чуткой и совестливой Фудзицубо здесь прослеживается с самого детства принца. (В сознании всплывают непрошенные ассоциации со «Звёздными войнами»: Аникей Сковородкер... то есть, дико извиняюсь, Энакин Скайуокер встречает юную Падме. Ну как же, ему девять лет, ей четырнадцать, препятствия, как водится, непреодолимы). Только кому-то, как мне например, ближе таинственность и смутность, неуловимые акценты и намёки полнометражного фильма, который вообще надлежит бережно лелеять как эталон поэтической недосказанности в одном из самых удачных её проявлений.
В принципе, не является априори чем-то криминальным как-нибудь этак извернуться с классикой. Просто есть вещи, что крайне привередливы и не спускают интерпретаторам даже малейших огрехов с точки зрения вкуса. На волосок в ту или в другую сторону — и уже есть громадный риск сфальшивить. Вещи сии подобны капризным растениям, что могут расти, допустим, только при определённой температуре, влажности, составе почвы, и никак иначе. Нет, в принципе чего худого в том, что японцы порой в анимешные опенинги вставляют английские слова. Но в данном конкретном случае это вызывает диссонанс, может потому, что музыка опенинга и вообще-то не сочетается с той атмосферой, на которую заранее рассчитываешь, да и визуальный ряд можно было сделать попривлекательнее чёрных разводов на сером фоне. Графика в самом сериале яркая и светится, да, только на разных людей это производит разное впечатление. Я так ностальгически вздохну, памятуя о сдержанных и скромных красках и линиях версии 1987 года.
Сиятельный выглядит в сериале довольно-таки хищноватым. И уже гораздо меньше той потерянности, смятённости запутавшегося и заплутавшего юноши, которого так и тянуло пожалеть. Больше эгоизма, гедонизма, искусственности манер и приспособленности к дворцовому быту. В промежутках между своими терзаниями он не забывает позаботиться о том, чтобы его ублажали. «Она угадывает мои желания и умеет на них отвечать» — размышляет Гэндзи о госпоже Рокудзё. Но уже почти сразу же с пренебрежительностью отмечает, что её внимание стало уже удушающим и сильно докучает. Жёстче стал и образ Аой, хотя любителям расчётливых и командирских женских характеров это скорее придётся по вкусу. Но уж слишком она сначала так печётся о тщеславии и внешних приличиях.
Ещё здесь мильярды сакур (конечно, не могу ручаться, что их в точности мильярд, но уж цветов-то, хотя бы из эстетических соображений, должно быть никак не меньше). Но нет той сакуры, что в полнометражке играла роль столь фатальную и заметную.
Впрочем, есть же и тёплые, душевные моменты, вроде искренних молитв Фудзицубо за тяжело больного Гэндзи — и как тут не поверить, что именно эти моления и подняли принца с одра болезни. Есть и верная служанка, который год уже искренне преданная госпоже, и вообще скорее мудрая и толковая подруга, чем прислужница. Что особенно заметно на фоне того, какие служанки у госпожи Рокудзё: беспощадные языкастые сплетницы. И не ядом ли их шушуканий на тему того, что принц-то всяко предпочитает дам помоложе, чем их хозяйка, в итоге отравлена душа Рокудзё?
Не требует доказательств то, что многие вещи за тысячелетие практически не изменились — и всё же не сознаться ли честно, что так приятно иногда такие доказательства получать. Как тут старается Мурасаки изо всех сил показать любимому Хикару, что она уже не ребёнок, с каким волнением решает, накрасить ли ей губы, одеться ли пышнее или непритязательнее, ожидая его возвращения. Что ж, вечная и неизбывная проблема девчушек в пору пробуждающейся женственности.
Можно даже сказать, что есть социальная справедливость. Самой счастливой из здешних возлюбленных Гэндзи по сути дела оказывается простолюдинка. И, чуть-чуть погрустив над судьбой кроткой и трепетной Югао, глядишь, вспомнишь, что же сказал некогда один знающий древний грек Солон царю Крёзу. А именно, что ни одного человека нельзя считать счастливым прежде его смерти. И если юной девушке довелось угаснуть в тот период, когда она была наиболее счастлива... Что ж, она не успела надоесть высокопоставленному господину, светлячки её чувствам посветили. А в том мире, где даже самый либеральный император не в силах отменить общественные предрассудки, получить больше зачастую нереально.
Обиднее всего, когда человеку не удаётся вырвать из сетей предрассудков самое дорогое ему на свете существо. В каком-то отношении взять на себя весь груз довольно спорной вины и принимать все тяготы как законное возмездие — это в чём-то даже довольно окрыляющее дао, и решение Фудзицубо вполне можно понять. Однако, может меньше терзаться бы и ей, и Гэндзи, и многим другим, если бы она решилась на тот путь из трагичного сна. Но... Если не разрушен психологический барьер, то полупрозрачная ширма или символические врата перед входом в святилище станут для кого-то преградой крепче толстых каменных стен, может быть, даже границей другого мира. Есть границы, которые можно преодолеть, только если кто-то одновременно это делает с другой стороны. С одной стороны даже полной безупречности для этого было бы ничтожно мало.
|