«Легенда о Белой Змее» (Hakuja den / 白蛇伝) — это экранизация старой сунской сказки и — внезапно! — жест дружбы и примирения в адрес маоистского Китая (1958-й же) со стороны главы студии Хироси Окавы, за что ему респект. А чуть погодя прибежали штатовцы и, как всегда, всё испортили (хотя это был один из первых японских опытов, вдохновлённых Диснеем) — назвали кошкой… нет, не кошку, а панду (я имею в виду действительную панду Мими, рыжего файерфокса, а не чёрно-белого пандового медведя, как его, по-моему, вернее называть, — который в мультике тоже есть, причём его для пущей путаницы так и зовут: Панда) и даже вырезали титры с обозначением японских производителей. …А ещё сильно погодя руку приложил русский переводчик, превративший Сюя Сяня в Хсю Хсэна (очевидно, ориентируясь на латинскую транскрипцию Уэйда-Джайлса).
Но вообще, сказать по правде, фильм не очень-то хорош и, конечно, на фоне прошлогоднего сянганского блокбастера «Джет Ли Фахай из легенды о Белой Змее» (白蛇传说之法海), известного на Западе под странным названием (ведь это странно — называть чародеем буддийского монаха?) «Чародей и Белая змея» совершенно никнет и теряется.
Главный герой прорисован без всякого тщания, совершенно пассивен и статичен, в сравнении с ним подруга-демоница зажигает, но тоже не ахти. В начале Белоснежка (мой смелый перевод имени Байнян (白娘), которое, ведь, не случайно однокоренное с Белой Змеёй (白蛇)) битых четверть часа заманивает своего избранника в гости каким-то переусложнённым способом. Эти двое движутся ужасающе медленно, при этом ничего не происходит, а сюжет открытым текстом излагает рассказчик — вроде бы, устаревший уже тогда приём.
Режиссёр, видно, это чувствовал и, не решившись вторгнуться в сюжет, попытался придать повествованию динамики с помощью второстепенных персонажей — рыбки-оборотня, питомцев Сюя и их новых друзей из «городских разбойников» (тоже разнокалиберных зверушек и птюшек), и не без успеха; наконец, серьёзный и суровый монах тоже вышел не так уж плохо. Только вот главные затейники, зоологическая братия, слабо привязаны к сюжету — следуя за ним и представляя собой лучший элемент фильма, они остаются как бы сами по себе.
Поданный как благополучный финал сомнителен; возможно, лучше было бы оставить нормальную трагедийную концовку. С одной стороны, вроде бы, любовь побеждает, с другой стороны — несуразной ценой и с неясной перспективой. Сюй изгнан из родной страны и потерял даже тяжёлую и неквалифицированную работу, которую ему удалось добыть на чужбине. Бай ради него жертвует своим демонством, то есть бессмертием и волшебной силой — это запредельно много, если хорошенько вдуматься. Этот жуткий компромисс вынужден террором со стороны сердитого монаха — вместо того, чтобы послать его дружно и подальше. Коробит традиционно-патриархальное отношение к женской жизни — как будто без мужа она вообще ничего не стоит, пусть и вечная. …В довершение всего парочка зачем-то бросает зверушек.
|