8
Нагульнов с Титком вернулись в хутор уже в полдень. За время их
отсутствия Давыдов описал имущество в двух кулацких хозяйствах, выселил
самих хозяев, потом вернулся к Титку во двор и совместно с Любишкиным
перемерил и взвесил хлеб, найденный в кизяшнике. Дед Щукарь положил в ясли
объедья овцам и проворно пошел от овечьего база, увидев подходившего
Титка.
Титок ходил по двору в распахнутом зипуне, с обнаженной головой. Он
было направился к гумну, но Нагульнов крикнул ему:
- Воротись зараз же, а то в амбар запру!..
Он был зол, взволнован, сильнее обычного подергивалась его щека...
Просмотрел он, как и где успел Титок выбросить обрез. Но только когда
подъехали к гумну, Нагульнов спросил:
- Отрез-то отдашь? А то ведь отымем.
- Брось шутить! - Титок заулыбался. - Тебе он, должно, привиделся?..
Не оказалось обреза у него и под зипуном. Ехать назад искать было
бессмысленно: в глубоком снегу, в бурьянах все равно не найти. Нагульнов
злобясь на себя, рассказал об этом Давыдову, и тот, все время с
любопытством присматривавшийся к Титку, подошел к нему:
- Ты оружие-то отдай, гражданин! Так оно тебе спокойнее будет.
- Не было у меня оружия! Нагульнов это по насердке на меня. - Титок
улыбнулся, играя хориными глазами.
- Ну, что ж, придется тебя арестовать и отправить в район.
- Меня-то?
- Да, тебя. А ты думал как? Будем считаться с твоим прошлым! Ты хлеб
укрываешь, готовишь...
- Меня?.. - согнувшись, как для прыжка, со свистом дыша, повторил
Титок.
Вся наигранная веселость, самообладание, сдержанность - все покинуло
его в этот момент. Слова Давыдова были толчком к взрыву накопившейся и
сдерживаемой до этого лютой злобы. Он шагнул к попятившемуся Давыдову,
споткнулся о лежавшее посреди двора ярмо и, нагнувшись, вдруг выдернул
железную занозу [заноза - стержень, который замыкает шею вола в ярме].
Нагульнов и Любишкин кинулись к Давыдову. Дед Щукарь побежал со двора. Он,
как назло, запутался в чрезмерно длинных полах своей шубы, упал, дико
взвывая:
- Ка-ра-а-ул, люди добрые! Убивают!
Титок, схваченный Давыдовым за кисть левой руки, правой успел нанести
ему удар по голове. Давыдов качнулся, но на ногах устоял. Кровь из
рассеченной раны густо хлынула ему в глаза, ослепила. Давыдов выпустил
руку Титка, шатаясь, закрыл ладонью глаза. Второй удар повалил его на
снег. В этот-то момент Любишкин и обхватил Титка поперек. Он не удержал
его, несмотря на свою немалую силу. Вырвавшись у него из рук, Титок
прыжками побежал к гумну. У ворот его догнал Нагульнов, рукоятью нагана
стукнул по плоскому густоволосому затылку. Сумятицу усугубила Титкова
баба. Видя, что к мужу бегут Любишкин и Нагульнов, она метнулась к амбару,
спустила с цепи кобеля. Тот, гремя железным ошейником, наметом околесил
двор и, привлеченный испуганными криками деда Щукаря, его распластанной на
снегу шубой, насел на него... Из белой шубы с треском и пылью полетели
лоскуты, овчинные клочья. Дед Щукарь вскочил, неистово брыкая кобеля
ногами, пытаясь выломать из плетня кол. Он сажени две протащил на своей
спине вцепившегося в воротник разъяренного цепняка, качаясь под его
могучими рывками. Наконец отчаянным усилием ему удалось выдернуть кол.
Кобель с воем отскочил, успев-таки напоследок распустить дедову шубу
надвое.
- Дай мне ливольверт, Макар!.. - вылупив глаза, горловым голосом заорал
ободрившийся дед Щукарь. - Дай, пока сердце горит! Я его вместе с хозяйкой
жизни ррре-шу!..
Тем временем Давыдову помогли войти в курень, выстригли волосы вокруг
раны, из которой все еще сочилась, пузырясь, черная кровь. Во дворе
Любишкин запрягал в пароконные сани Титковых лошадей. Нагульнов за столом
бегло писал:
"Районному уполномоченному ГПУ т.Захарченке. Препровождаю в ваше
распоряжение кулака Бородина Тита Константиновича, как контрреволюционный
гадский элемент. При описании имущества у этого кулака он официально
произвел нападение на присланного двадцатипятитысячника т.Давыдова и смог
его два раза рубануть по голове железной занозой.
Кроме этого, заявляю, что видел у Бородина винтовочный отрез русского
образца, который не мог отобрать по причине условий, находясь на бугре и
опасаясь кровопролития. Отрез он незаметно выкинул в снег. При отыскании
доставим к вам как вещественность.
Секретарь гремяченской ячейки ВКП(б)
и краснознаменец М.НАГУЛЬНОВ".
Титка посадили в сани. Он попросил напиться и позвать к нему
Нагульнова. Тот с крыльца крикнул:
- Чего тебе?
- Макар! Помни! - потрясая связанными руками, как пьяный, закричал
Титок. - Помни: наши путя схлестнутся! Ты меня топтал, а уж тогда я буду.
Все одно - убью! Могила на нашу дружбу!
- Езжай, контра! - Нагульнов махнул рукой.
Лошади резво взяли со двора.
<-- прошлая часть | весь текст сразу | следующая часть --> | | |