Когда на играх Олимпийских,
На стогнах греческих недавних городов,
Он пел, питомец муз, он пел среди валов
Народа жадного восторгов мусикийских,
В нём вера полная в сочувствие жила.
   Свободным и широким метром,
   Как жатва, зыблемая ветром,
   Его гармония текла.
Толпа вниманием окована была,
   Пока, могучим сотрясеньем
Вдруг побеждённая, плескала без конца
   И струны звучные певца
   Дарила новым вдохновеньем.

   Когда на греческой амвон,
   Когда на римскую трибуну
Оратор восходил и славословил он
Или оплакивал народную фортуну
И устремлялися все взоры на него
   И силой слова своего
Вития властвовал народным произволом, -
   Он знал, кто он; он ведать мог,
   Какой могучий правит Бог
   Его торжественным глаголом.
   А ныне кто у наших лир
   Их дружелюбной тайны просит?
   Кого за нами в горний мир
   Опальный голос их уносит?
   Меж нас не ведает поэт,
   Его полёт высок иль нет!
Сам судия и подсудимый
Пусть молвит: песнопевца жар
Смешной недуг иль высший дар?
Решит вопрос неразрешимый!
Среди безжизненного сна,
Средь гробового хлада света
Своею ласкою поэта
Ты, рифма! радуешь одна.
Подобно голубю ковчега,
Одна ему, с родного брега,
Живую ветвь приносишь ты;
Одна с божественным порывом
Миришь его твоим отзывом
И признаёшь его мечты!