Дом на отшибе сдерживает грязь,
     растущую в пространстве одиноком,
     с которым он поддерживает связь
     посредством дыма и посредством окон.
     Глядят шкафы на хлюпающий сад,
     от страха створки мысленно сужают.
     Три лампы настороженно висят.
     Но стекла ничего не выражают.
     Хоть, может быть, и это вещество
     способно на сочувствие к предметам,
     они совсем не зеркало того,
     что чудится шкафам и табуретам.
     И только с наступленьем темноты
     они в какой-то мере сообщают
     армаде наступающей воды,
     что комнаты борьбы не прекращают;
     что ей торжествовать причины нет,
     хотя бы все крыльцо заняли лужи;
     что здесь, в дому, еще сверкает свет,
     хотя темно, совсем темно снаружи...
     -- но не тогда, когда молчун, старик,
     во сне он видит при погасшем свете
     окрестный мир, который в этот миг
     плывет в его опущенные веки.