Песнь,  что пела  прекрасная Лилия, сопровождая  ее мелодичными звуками
арфы, любого привела бы в восторг, а  старуха  слушала ее рассеянно,- ей уже
не терпелось уйти, но  тут ее задержало появление  зеленой змеи. Та  слышала
последние  строки  песни  и сразу  стала убеждать  Лилию  не падать  духом.-
Предсказание о мосте  сбылось! - воскликнула она.- Спросите  старуху,  какой
великолепной  аркой перекинулся он через реку.  То,  что  до  сего  дня было
непрозрачными  яшмой  и  кварцем,  тускло мерцавшими  разве  что  по  краям,
превратилось  в прозрачно  сияющие самоцветные  камни,  не  сыскать  другого
берилла, столь чистой воды, не сыскать другого смарагда столь яркой окраски.
     - Что ж, в  добрый час,- сказала Лилия,- но, простите  меня, я не верю,
что предсказание уже сбылось. По  высокой арке вашего моста могут перейти на
ту сторону только пешеходы, а нам  обещано, что  по мосту одновременно будут
переправляться  на ту  и  другую  сторону лошади,  экипажу  и  самые  разные
путники. Разве  не было предсказано,  что  со дна реки  для поддержки  моста
подымутся крепкие устои?
     Старуха все  время не спускала глаз со своей  руки, теперь сна прервала
разговор и попрощалась.
     -  Подождите минутку,- сказала прекрасная Лилия,--захватите с собой мою
канареечку! Попросите лампаду превратить ее в красивый топаз;  я  оживлю  ее
прикосновением  руки и  буду  коротать  время  с  канарейкой и  вашим  милым
мопсиком.   Но  спешите  изо   всех  сил!  Как   только   закатится  солнце,
непреодолимое  тление  охватит  мою  бедную  птичку  и  навеки  разрушит  ее
гармоничный облик.
     Старуха  завернула  мертвую  птичку  в  свежие  листики  и  положила  в
корзинку.
     -  Как бы то ни было,- сказала  змея, продолжая прерванный разговор,- а
храм сооружен.
     - Но он еще не стоит у реки,- возразила красавица.
     - Пока еще он покоится в недрах земли,- сказала змея.- Я видела королей
и говорила с ними.
     - Но когда же они восстанут? - спросила Лилия.
     -  Я  слышала,  как  прозвучали  в  храме великие  слова:  "Урочный час
близок!"
     Лицо красавицы озарилось радостной улыбкой.
     - Во второй раз за этот день слышу я  сулящие  счастье слова! Придет ли
наконец тот день, когда я услышу их трижды?
     Она встала, и тут же из-за кустов выступила, прелестная девушка и взяла
у нее из  рук арфу.  Вслед  за  ней  вышла другая, она унесла выточенный  из
слоновой  кости  складной  стул,  на  котором сидела красавица, и серебряную
подушку.  Затем  появилась еще  одна, с  большим шитым  жемчугом  зонтом,  и
остановилась в ожидании, - не нужен  ли он будет  Лилии, если  та  соизволит
прогуляться.  Все три девушки были полны очарования и на редкость красивы, и
все же они не могли не признать,  что Лилия  затмевает их своей  неописуемой
красотой.
     Меж  тем  прекрасная Лилия  с удовольствием  глядела  на  удивительного
мопса. Она наклонилась, коснулась  его, и  в то же  мгновение мопс  вскочил,
бойко огляделся, побегал туда и сюда, затем бросился к своей благодетельнице
и запрыгал вокруг нее. Она взяла его на руки и прижала к сердцу.
     -  Хоть  ты и холоден, хоть ожил  еще лишь  наполовину, я рада  тебе, -
воскликнула  она,  - и обещаю весело с тобою играть, ласково гладить, крепко
прижимать к сердцу и нежно любить тебя.
     Сказав так,  она выпустила  его из своих объятий,  прогнала,  подозвала
снова,  затеяла  веселую  игру, радостно,  словно дитя,  резвясь  с  ним  на
лужайке,  и  те, кто глядел  на  нее,  приходили в  восторг  и вместе с  ней
радовались ее милым  забавам,  так  же  как перед  тем  их сердца отзывались
состраданием на ее горести.
     Это веселье, эти милые затеи были прерваны появлением печального юноши.
Облик  его  был  все тот  же,  уже  нам  знакомый, но,  казалось, его утомил
полуденный зной, а теперь, глядя на любимую,  он с каждой минутой все больше
бледнел. На руке у него смирно, как голубь, сидел, опустив крылья, ястреб.
     -  Зачем  ты  принес  сюда  эту злую, ненавистную мне  птицу, что убила
сегодня мою  певунью-канареечку? Нехорошо это с твоей стороны! - воскликнула
Лилия.
     - Не  брани  бедную птицу!  -  возразил он.- Обвиняй себя  и  судьбу  и
дозволь мне не разлучаться с товарищем по несчастью.
     Тем временем  мопс не  переставал ластиться к  красавице,  а она весело
отвечала на заигрывания своего прозрачного любимца, отпугивала его, хлопая в
ладоши,  а  потом бежала за ним,  звала к себе,  старалась поймать, когда он
удирал, прогоняла, когда он к ней льнул. Юноша, все больше и больше досадуя,
молча глядел на эти забавы. Но когда она  взяла на руки безобразного  мопса,
на его взгляд препротивного, когда она прижала его к своей белоснежной груди
и  ее небесные уста коснулись  поцелуем черной  морды, юноша не выдержал и в
отчаянии воскликнул:
     -  Ужели  я  обречен  злой  судьбой  быть  подле  тебя  и  быть с тобой
разлученным?  Ужели  я, из-за  тебя  потерявший все,  Потерявший  даже  себя
самого, обречен  своими  глазами видеть, что эта  мерзкая  образина  радует,
привлекает тебя,  наслаждается в твоих  объятиях?  Ужели  я должен  и впредь
скитаться  сюда  и  обратно  и  совершать  все   тот   же  печальный   круг,
переправляясь с  одной стороны реки на другую?  Довольно!  В сердце моем еще
тлеет искра былой отваги, пусть вспыхнет она  в этот миг последним пламенем.
Если камни могут покоиться у тебя на груди, пусть  я стану камнем, если твое
прикосновение несет смерть, я хочу умереть от твоей руки.
     С этими словами он сделал резкое движение; ястреб слетел с его плеча, а
он кинулся к  красавице. А она, желая остановить его, протянула вперед руки,
но  тем скорее его  коснулась. Он лишился сознания, и скованная ужасом Лилия
ощутила у себя на груди милую  ее сердцу тяжесть его тела.  Она вскрикнула и
отступила на шаг, а прелестный юноша мертвым упал из ее объятий на землю.
     Несчастье  свершилось!  Нежная Лилия словно  окаменела,  остановившимся
взглядом смотрела  она на бездыханное тело, казалось, сердце уже не бьется у
нее в груди,  в глазах не было слез. Напрасно ластился к ней  мопс, прося ее
ласки,  вместе  с  другом  сердца для  нее  умер весь  мир.  Застыв  в немом
отчаянии, она не искала помощи, зная, что помощи нет.
     Тем  проворнее  зашевелилась  змея, казалось, ее мысли заняты спасением
юноши. И вправду, удивительными  движениями своего  гибкого  тела ей удалось
хоть  на  первое  время задержать  страшные  последствия  несчастья. Кольцом
обвилась она вокруг  мертвого юноши, захватила зубами конец своего  хвоста и
больше не двигалась.
     Спустя немного  пришла одна  из красоток-прислужниц, принесла  складной
стул  из  слоновой кости и ласково  усадила на него прекрасную Лилию; за ней
вскоре появилась другая, с огненно-красным  вуалем, и  скорее украсила,  чем
покрыла  им голову своей госпожи, третья подала  ей  арфу, и не успела Лилия
взять  арфу и  извлечь из струн  несколько звуков,  как  первая  прислужница
вернулась  с  светлым  круглым зеркалом  и, став  перед  прекрасной  Лилией,
поймала ее  взгляд, и Лилия увидела в  зеркале отражение  дивного, небывалой
красоты образа. Горе одухотворило ее  красоту,  вуаль придал ей  еще  больше
очарования, арфа - прелести,  и столь же сильно, как  надежда, что печальная
ее участь  изменится, было у всех желание,  чтобы образ ее сохранился таким,
как сейчас.
     Устремив  тихий  взгляд на  зеркало,  Лилия  извлекла  из  струн мягкие
мелодичные звуки, а  когда  скорбь ее  возрастала,  струны  громким  ропотом
отзывались на ее боль. Не раз открывала она уста и пыталась запеть, но голос
изменял ей, и вскоре боль ее  разрешилась слезами; две прислужницы пришли ей
на  помощь  и поддержали  ее, арфа  упала  с ее колен, и третья девушка едва
успела подхватить и унести ее.
     -  Кто,  пока солнце  еще не  закатилось,  приведет  к  нам  человека с
лампадой? - тихо, но явственно прошипела змея.
     Девушки  переглянулись, а из  глаз прекрасной Лилии  слезы потекли  еще
обильнее.  В  эту  минуту прибежала,  с трудом  переводя  дух,  запыхавшаяся
старуха с корзиной.
     - Я пропала,  останусь  калекой на всю  жизнь!  - крикнула  она.-  Вот,
взгляните,- у  меня уже почти  нет руки! Ни перевозчик, ни великан  не хотят
переправить меня на  ту сторону,- ведь я все еще не вернула свой долг реке,-
напрасно предлагала я сто кочанов капусты и  сто луковок, они требуют только
по три овощи, но каждого сорта, а артишоков в этих местах не найти.
     - Забудьте о  своей беде,-  сказала змея,- постарайтесь помочь здешнему
горю! Возможно, от этого будет помощь и вам. Не медлите, поспешите  отыскать
блуждающие огоньки! Еще не  стемнело, их не увидеть, но, может, вы услышите,
как они смеются, как перепархивают с места на место. Если вы не задержитесь,
великан еще успеет переправить вас с ними через реку,- они помогут вам найти
человека с лампадой, и вы пришлете его сюда.
     Старуха побежала что было мочи, а змея, казалось, с тем же нетерпением,
что  и  Лилия, ждала возвращения и ее и старика. Но - увы! - лучи заходящего
солнца золотили уже только верхушки  деревьев в лесу,  длинные тени легли на
озеро и лужайку, змея извивалась от нетерпения, а Лилия утопала в слезах.
     В  таком бедственном положении змея  внимательно  следила за всем;  она
боялась,  что  солнце  зайдет,  свет  померкнет,   тление  прорвется  сквозь
магический круг  и с неудержимой  силой охватит юношу. Наконец она  узрела в
небе ястреба с пурпурно-красными в лучах заходящего солнца перьями на груди.
Она вся затрепетала от радости, усмотрев в  этом доброе  предзнаменование, и
она не обманулась: вскоре  появился человек с лампадой,-  будто  на коньках,
скользил он по озеру.
     Змея не  тронулась  с  места, не  разомкнула кольца, а  Лилия  встала и
воскликнула:
     - Какой  добрый  гений  привел тебя к  нам в ту  минуту,  когда  мы так
жаждали видеть тебя, так в тебе нуждались?
     - Гений  моей  лампады позвал  меня,  а ястреб привел сюда.  Когда  моя
помощь нужна, лампада начинает вспыхивать и потрескивать, а я жду и гляжу на
небо:  птица  или  падучая  звезда указуют мне  ту  страну света,  куда  мне
направить свои стопы.  Успокойся, красавица из красавиц! Помогу ли я, мне не
ведомо...  Один  бессилен  и не может помочь,  но  в  единении  со многими в
урочный час - может. Будем ждать и надеяться! Не размыкай кольца!  -  садясь
на бугорок  подле змеи,  приказал он и  осветил мертвого юношу.- Принесите и
милую канареечку и положите ее тоже в кольцо.
     Прислужницы  вынули  из оставленной  старухой корзины  мертвую птичку и
сделали, как повелел старик.
     Меж  тем солнце  уже скрылось, и когда совсем стемнело, засветились  не
только змея и  лампада, как это им  полагалось, мягкий свет исходил теперь и
от  вуаля Лилии,  скрашивая нежным, как утренняя заря, румянцем  бледные  ее
ланиты  и  белое одеяние,  что  придавало ей  особое  очарование.  Все молча
созерцали друг друга; твердая надежда смягчала тревогу и печаль.
     Вот  почему  не  без удовольствия  было  встречено  появление старухи в
сопровождении обоих  веселых  огоньков, которые за это время, видимо, сильно
поистратились: они опять  отощали,  но тем учтивее  были они в обхождении  с
принцессой   и  остальными   женщинами.  С  великой  уверенностью  и  весьма
выразительно изрекали они довольно обыденные истины, особенно восчувствовали
они  то  очарование,  что  придавал светящийся  вуаль красавице  Лилии и  ее
прислужницам.  Скромно опустили девицы глазки,  и от восхваления  их красоты
еще  похорошели. Все, кроме старухи, были  спокойны  и довольны.  Хотя муж и
уверял, что рука ее не уменьшится, покуда ее освещает его  лампада,  она все
же  твердила,  что, ежели так  и  дальше  пойдет,  рука  -  этот насущный  и
благородный орган ее тела - еще до полуночи исчезнет совсем.
     Старик  с лампадой  внимательно  прислушивался к  разговору  блуждающих
огней  и  радовался,  что  их  болтовня  рассеяла  печальные  думы  Лилии  и
приободрила ее. И верно - никто даже не заметил, что уже настала полночь.
     Старик поглядел на звезды и тогда сказал так:
     - В добрый час собрались мы  все вместе; пусть каждый делает свое дело,
пусть  каждый выполняет свой  долг, и  в  общем счастье растворятся  горести
отдельных живых cyществ, так  же как меркнут радости отдельных живых существ
при общем несчастье.
     После таких  его  слов  поднялся удивительный шум, все  говорили зараз,
причем каждый громко заявлял, что будет  делать. Молчали только три девушки:
они заснули,  одна у арфы, другая - у зонта, третья - у  складного стула, но
винить  их  за  это  нельзя,-  час  был  уже  поздний, а пылающие  кавалеры,
полюбезничав мимоходом и  с прислужницами, потом увивались уже только вокруг
Лилии, которая всех затмевала своей красотой.
     - Возьми  зеркало,-  сказал  старик  ястребу,-  и,  как  только взойдет
солнце, пробуди спящих дев, осветив их отраженным с небес сиянием лучей.
     Теперь зашевелилась  и  змея, разомкнула кольцо и,  медленно извиваясь,
поползла к реке. Торжественно, полыхая как подлинное яркое пламя, шествовали
за  ней оба блуждающих огонька. Старик со старухой взяли светившуюся мягким,
дотоле почти незаметным  светом корзину, и каждый  начал тянуть ее к себе, и
корзина  на  глазах у всех становилась все больше и светилась все ярче.  Они
положили  в  нее тело  юноши, а ему  на грудь  -  мертвую канарейку; корзина
поднялась  в воздух и повисла,  рея над головой старухи, а старуха пошла  за
блуждающими огоньками. Прекрасная Лилия взяла на руки мопса и последовала за
старухой. Старец с лампадой замыкал шествие; все вокруг озаряли своим дивным
сиянием эти столь разные светильни.
     Но каково было общее изумление, когда,  дойдя до реки, они увидали, что
с   одного  берега   на   другой   перекинулась   великолепная  арка,-   это
благодетельница  змея  уготовила им  сияющий  огнями  путь.  Если  днем  они
любовались прозрачными самоцветами, из  которых, казалось, сооружен мост, то
теперь во  тьме ночи они дивились на его блеск и великолепие. Сверху светлая
арка резко выделялась  на  темном  небе, а  снизу к  ее  середине,  сверкая,
сбегались  переливчатые  лучи,  из  чего  было  ясно,  что  при  всей  своей
подвижности мост устойчив.  Медленно  перешло  все шествие на  ту сторону, а
перевозчик, стоя  в  дверях  своей  хижины, издали  с изумлением смотрел  на
лучезарную арку и удивительные огни, что двигались по ней.
     Как  только ступили путники  на  берег,  арка заколыхалась,  волнистыми
движениями приближаясь к воде, и  немного погодя  змея  уже плыла к  берегу.
Корзина опустилась  на землю, и  змея  снова кольцом  обвилась  вокруг  тела
юноши. Старик наклонился к ней и спросил:
     - Что ты решила?
     - Сама  принести  себя  в  жертву раньше, чем  буду принесена в  жертву
другими,- ответила змея.- Обещай не оставить на суше ни единого моего камня.
     Старик обещал. Затем он обратился к прекрасной Лилии:
     - Коснись левой рукой змеи, а правой любимого тобой юноши!
     Лилия опустилась на колени  и коснулась змеи и мертвого тела. И в то же
мгновение бездыханное тело начало оживать, мертвый зашевелился, приподнялся,
сел.  Лилия хотела  его обнять, но  старик  отстранил  ее,  он сам поддержал
юношу, когда тот встал, и помог ему переступить через край корзины и кольцо,
образованное змеей.
     Юноша стоял, канарейка на его плече махала крылышками,- материя  ожила,
но дух еще не вернулся: глаза юноши были открыты, но, казалось, он ничего не
видит, взор его был безучастен. Как только немного  улеглось изумление, всех
привлекла странная  перемена в облике змеи. Ее  красивое  тело распалось  на
тысячи сверкающих камней: старуха,  потянувшись за корзиной, нечаянно задела
змею,  и  от  той  ничего  не  осталось  -  только  великолепное  кольцо  из
самоцветных камней сияло на траве.
     Старик тут же  принялся собирать камни в  корзину, и жена ему помогала.
Потом они взобрались на возвышенное место у  самой реки, и он вытряхнул все,
что  было в корзине, в воду,  к  немалому  неудовольствию  красавицы Лилии и
жены, которые охотно выбрали  бы себе что-нибудь  из этого богатства. Словно
звезды  мерцали, плывя  на  волнах,  сияющие  камни,  и трудно было сказать,
исчезли они вдали или пошли ко дну.
     -  Милостивые  государи,-  почтительно  обратился старик  к  блуждающим
огням,- теперь я выведу вас  на  дорогу,  а  затем открою вам  проход, вы же
окажете нам величайшую услугу, ежели откроете врата, через которые  нам ныне
надлежит вступить в святилище, ибо, кроме вас, отомкнуть их никто не может.
     Блуждающие  огни учтиво  поклонились  и  пропустили старика с  лампадой
вперед. Он первым вошел в разверзшуюся перед ним скалу;  юноша  следовал  за
ним,  по-прежнему,   как  во  сне,   переставляя  ноги;   Лилия,   тихая   и
нерешительная, держалась в некотором отдалении; старуха  не хотела отставать
и  вытянула руку так, чтобы свет лампады мужа  падал на нее. Теперь  шествие
замыкали  блуждающие  огни,  они склонились  друг  к  другу  верхушками ярко
горящих языков и, казалось, о чем-то шептались.
     Прошло немного времени,  и старик остановился перед  огромными  медными
вратами, запертыми на золотой замок. Он  подозвал  блуждающие огни, а  те не
заставили себя долго просить и тут же с деловитым  видом  принялись пожирать
своими острыми огненными языками замок и засовы.
     С гулким  звоном распахнулись врата святилища, и взорам  явились гордые
статуи  королей,  осиянные  светом,  внесенным  пришедшими. Все  почтительно
склонились перед  достойными властителями, особенно изысканно  изгибались  в
поклонах блуждающие огни.
     После некоторого молчания золотой король спросил:
     - Откуда вы пришли?
     - Из мира,- ответствовал старик.
     - Куда вы идете? - спросил серебряный король.
     - В мир,- сказал старец.
     - Зачем вы здесь? - спросил медный король.
     - Чтобы сопровождать вас,- ответствовал старец.
     Король  из  сплава собрался  было  заговорить,  но тут  золотой  король
сказал, обращаясь к блуждающим огням, слишком близко подступившим к нему:
     - Уйдите прочь! Мое золото не для вас.
     Тогда они подошли  к серебряному королю  и начали к  нему льнуть, от их
пламени его одеянье красиво светилось желтоватым отблеском.
     - Я  рад видеть вас,-  сказал  он,- но напитать не могу, насыщайтесь на
стороне, а мне приносите ваш свет.
     Они отошли и прошмыгнули мимо медного короля, который их как будто и не
заметил, к тому королю, что был из сплава.
     - Кто будет властвовать миром? - крикнул он прерывистым голосом.
     - Тот, кто стоит на своих ногах,- ответствовал старец.
     - Это я,- сказал король из сплава.
     - Скоро это откроется,- ответствовал старец,- ибо урочный час близок!
     Красавица Лилия обняла старика и от всего сердца поцеловала его.
     - Праведный старец,- сказала она,- благодарность моя безгранична, ибо в
третий раз слышу я эти знаменательные слова.
     Молвив так, она вдруг  еще крепче прижалась к  старику; земля у них под
ногами заколебалась, старуха  и юноша тоже держались  друг за  друга, только
непоседливые огоньки ничего не заметили.
     Храм двигался,- это ясно  ощущалось,-  двигался, чуть покачиваясь,  как
корабль, медленно  покидающий гавань,  когда якорь  поднят. Казалось, на его
пути расступаются недра земли;  он ни на что не натыкался,  ни одна скала не
преградила ему дорогу.
     Несколько  мгновений  казалось,  будто  через  отверстие  купола в храм
тонкими  струйками  льется дождик. Старец  крепче  обнял  красавицу Лилию  и
сказал:
     - Над нами река, мы скоро будем у цели.
     Спустя  немного  им  показалось,  будто  движения  больше  нет,  но они
обманулись,  храм  подымался  наверх.  Вдруг  у  них  над  головой  раздался
невероятный грохот. Над ними, беспорядочно  теснясь, прорывались в отверстие
купола доски и балки. Лилия и старуха отпрянули в сторону; старец с лампадой
схватил юношу,  и  они  остались на  месте.  Лачуга  перевозчика,-  это  ее,
подымаясь наверх, оторвал от земли и поглотил храм,- медленно падая, накрыла
юношу и старца.
     Женщины подняли  крик, а храм содрогнулся,  словно корабль,  неожиданно
наскочивший на сушу. Испуганные, бродили  они впотьмах вокруг  лачуги; дверь
была  заперта,  на  их  стук  никто  не  отзывался,  они  принялись  стучать
настойчивей, и сколь же велико было их  изумление,  когда под  конец  дерево
зазвенело. Хижина  изнутри и снаружи силой лампады, в ней  заключенной, была
превращена в  серебряную. Вскоре изменился  и  весь  ее  облик:  благородный
металл отказался от плохо подогнанных одна к другой досок, подпорок, балок и
расширился  в  великолепное  здание чеканной работы.  Внутри  большого храма
стоял  теперь  не  менее  великолепный маленький,  своего рода достойный его
алтарь.
     Благородный  юноша поднялся  по внутренней лестнице. Старец  с лампадой
освещал  ему  путь,  их  сопровождал  старик  в  белой  короткой  одежде,  с
серебряным  веслом в руке,- в нем все сразу признали  перевозчика,  прежнего
обитателя  преображенной  лачуги.  Прекрасная Лилия  поднялась  по  ступеням
наружной  лестницы, которая  вела из храма в  алтарь,  но и сейчас  еще  ей,
надлежало  держаться  в  отдалении  от милого ее сердцу юноши. Старуха, рука
которой за то время, что лампада была сокрыта, еще уменьшилась, воскликнула:
     -  Неужто  мне суждено на  всю  жизнь остаться несчастной? Неужто среди
стольких чудес не сыщется ни одного для спасения моей руки?
     Муж указал ей на отворенные врата храма.
     - Смотри, уже светает, поспеши искупаться в реке! - сказал он.
     - Ну и  совет!  - крикнула она.- Этак я вся целиком почернею и исчезну:
долга-то я еще не выплатила!
     - Ступай,- сказал старик,- и слушай меня: все долги уже выплачены.
     Старуха быстро убежала, и в  то же мгновение восходящее солнце осветило
купол, венчающий храм.  Старец стал между юношей и девой и возгласил: -  Три
начала властвуют миром: мудрость, свет и сила.
     При первом  слове встал золотой  король, при втором -  серебряный,  при
третьем медленно  поднялся  медный,  и  тут  же  король  из сплава  неуклюже
опустился  на сиденье.  Невзирая  на торжественность  минуты, тот,  кто  его
видел, еле сдерживался от смеха: король не сидел, и не лежал, и ни к чему не
прислонялся,- он весь осел какой-то бесформенной массой.
     Блуждающие огни, до тех  пор трудившиеся около него,  отошли в сторону;
при свете утренней зари они,  правда, побледнели, но  выглядели упитанными и
горели  неплохо.  Очень ловко вылизали  они  острыми своими языками  золотые
прожилки  колоссальной  статуи.   Возникшие   таким   образом   беспорядочно
распределенные  пустые  прожилки  сохранялись,  хотя  и открытые,  и  статуя
держалась  на ногах.  Но  под  конец  были  выедены  все  жилочки  до  самой
тоненькой, и статуя сразу рухнула,  на беду сломавшись как раз в тех местах,
которым,  когда человек садится, положено  сохраняться  в  целости, а вот те
суставы,  которым надлежит  сгибаться, не согнулись. И, глядя на эту осевшую
массу, не  то статую, не  то  бесформенный ком, тот, у кого она  не вызывала
смеха, невольно отворачивался,- уж очень неприглядное это было зрелище.
     Старец  с  лампадой  повел  все  еще  безучастно  устремившего  взор  в
пространство красавца  юношу вниз,  прямо к медному  королю.  У ног могучего
властителя лежал меч в медных ножнах. Юноша опоясался мечом.
     - Меч у левой руки, правая рука свободна! - возгласил мощный король.
     Затем они  подошли  к  серебряному  королю,  тот  протянул юноше  своей
скипетр. Юноша взял его в левую руку, и король ласково сказал:
     - Паси овец своих!
     Тогда они подошли к золотому королю; тот, словно отечески благословляя,
возложил на голову юноше венок из дубовых листьев и сказал:
     - Познай высшее!
     Пока они обходили  королей,  старик внимательно следил за юношей. Когда
тот  опоясался  мечом,  грудь  у  него  расширилась,  руки  стали  увереннее
двигаться, ноги -  тверже ступать; когда  он взял в руку скипетр, сила  его,
казалось, смягчилась, но в то же время и возросла, так несказанно хорош стал
он лицом,  а  когда его кудри украсил венок из  дубовых  листьев,  лицо  его
ожило, глаза  озарились духовным светом и первое слово, слетевшее с его уст,
было Лилия.
     -  Лилия, любимая  моя! -  воскликнул  он,  спеша  к  ней  навстречу по
серебряной  лестнице,- она  со стен  алтаря следила за ним, пока он совершал
свой обход,- Лилия, любимая  моя!  Что  может  быть  самым ценным даром  для
человека, которому даровано все, как не та  чистая и нежная любовь,  что мне
сулит твое сердце!
     - О  друг  мой!  - сказал он, обращаясь к старцу и глядя  на  священные
статуи  трех  королей,-  чудесно и  прочно  царство наших отцов, но ты забыл
четвертую силу, извечную, всеобщую, владеющую всем миром - силу любви.
     С  этими словами он заключил  в объятия красавицу  деву,  она  откинула
вуаль, и ланиты ее зарделись прелестным неувядаемым румянцем.
     В ответ на это старик, улыбнувшись, сказал:
     - Любовь не властвует, она созидает, а это важней.
     Увлеченные  торжественностью   минуты,   счастьем,  восторгом,  они  не
заметили,  как  наступил  день,  и  теперь  в  распахнутые  врата  их взорам
открылась  совершенно  неожиданная  картина. Широкую,  окруженную  колоннами
площадь,  своего  рода  парадный двор, завершал  длинный великолепный  мост,
перекинувшийся  через  реку;  по  обе его  стороны  шли роскошные колоннады,
удобные для  пешеходов, которые уже теснились на них, спеша  с одного берега
на другой. По широкой  дороге  посреди  моста гнали  стада, шли мулы,  ехали
всадники и  экипажи, два оживленных потока  двигались каждый в свою сторону,
не  мешая  один  другому; казалось, все на мосту дивятся на  его удобство  и
великолепие;  а  молодой  король  с  супругой  были  столь  же  воодушевлены
движением и жизнью народа, сколь счастливы своей взаимной любовью.
     - Храни добрую память о змее! - сказал старец с лампадой.- Ты обязан ей
жизнью, подвластный тебе  народ - мостом, он соединил эти близкие меж собой,
но  пустынные  берега  и сделал их  обитаемыми.  Те  самоцветные камни,  что
светились,  плывя на  волнах,  останки тела, принесенного  ею в  жертву, они
превратились в  устои  этого величественного моста. На них воздвигся мост, и
на них он будет крепко стоять.
     Всем не терпелось,  чтобы старик поскорее открыл им эту чудесную тайну,
но  тут  во  врата храма  вошли  четыре красотки  девушки. По  арфе, зонту и
складному  стулу  все  сразу  узнали прислужниц Лилии,  а  четвертая,  самая
красивая, но никому не знакомая, весело, как подруга, шутя и  болтая, прошла
с ними храмом и поднялась по серебряным ступеням алтаря.
     - Ну, как, будешь мне впредь больше верить, дорогая жена? - обратился к
красотке старик  с  лампадой.- Счастлива ты,  счастлива всякая тварь земная,
что искупалась нынешним утром в реке.
     Былой облик  старухи исчез  бесследно, молодая красавица  с  юным пылом
обнимала человека с лампадой, а он благосклонно принимал ее ласки.
     -  Если  я слишком  стар для тебя,  можешь сегодня избрать себе другого
супруга: с нынешнего утра действителен только заново заключенный брак.
     - А ты разве не знаешь, что ты тоже помолодел?- возразила она.
     - Мне отрадно, что  в твоих молодых глазах я юноша,  полный сил.  Вновь
прошу я твоей руки, и мы с радостью проживем вместе и грядущее тысячелетие.
     Королева  ласково  приветствовала  новую  подругу  и  вместо  с  ней  и
остальными тремя девушками  сошла со стен алтаря, а король не спускал глаз с
моста и внимательно вглядывался а движение теснившейся там толпы.
     Радужное его настроение длилось  недолго: к своей досаде, правда,  тоже
недолгой, он увидел, что по мосту, пошатываясь на ходу, бредет как будто еще
не совсем очнувшийся после утреннего сна  великан и вносит смятение в толпу.
Как  обычно, еще полусонный,  шел он  искупаться  в знакомой бухте, но на ее
месте  почувствовал у  себя под ногами  твердую почву  и топтался теперь  по
настилу широкого моста. Весь народ с удивлением глядел на него, однако никто
не  ощущал толчков от той неуклюжести, с коей он, нетвердо ступая, раздвигал
и людей и скот. Но когда солнце стало светить  ему в  лицо и он поднял руку,
чтобы протереть глаза, тень позади него стала молотить  по  толпе  огромными
кулачищами, не разбирая куда, нанося увечья, валя  с  ног людей и  животных,
грозя сбросить их в реку.
     Король, увидя это бесчинство, невольно схватился  за меч, но одумался и
спокойно посмотрел сперва на свой скипетр, затем на лампаду  и  весло  своих
спутников.
     - Я угадываю твои мысли,- сказал человек  с лампадой,-  но  мы при всей
нашей  силе  беспомощны  против  этого беспомощного исполина.  Успокойся!  В
последний  раз  наносит он вред, и, к счастью,  тень его  падает  не  в нашу
сторону.
     Меж тем великан подошел ближе; узрев то, что было у него перед глазами,
он разинул от  изумления рот, опустил  руки и, уже никому не причиняя вреда,
вошел на площадь перед храмом.
     Он двинулся прямо к вратам храма, но вдруг остановился посреди площади,
словно прирос к земле, и теперь высился там огромным, могучим  монументом из
отливающего красноватым камня,  а тень  его  указывала  часы, отмеченные  по
кругу  у его  ног,  но  отмеченные  не  цифрами,  а  прекрасно  выполненными
сакральными изображениями.
     Немало обрадован  был  король, когда  увидел, что  тень великана  нашла
полезное  применение, немало  удивлена  была королева, когда в  великолепном
одеянии вышла  в сопровождении  своих прислужниц из  алтаря и, поднявшись на
его  стены,  увидела  поразительную статую, почти прикрывшую вид из храма на
мост.
     А меж тем народ  повалил вслед за великаном и,  видя, что тот недвижим,
теснился вокруг него, дивясь неожиданному превращению. Потом толпа отхлынула
к храму, словно только сейчас увидя его, и теперь теснилась уже у его врат.
     В  эту  минуту  ястреб  с  зеркалом  взмыл  высоко над  храмом  и навел
отразившийся в  зеркале солнечный луч на  стоявших  на стене алтаря. Король,
королева  и  те, кто  их  окружали,  предстали под сумрачными сводами  храма
озаренные  небесным  сиянием, и народ пал ниц  перед ними.  Когда изумленная
толпа опомнилась и поднялась на ноги, король и его приближенные спустились в
алтарь, чтобы потайной  галереей пройти во  дворец,  а народ,  любопытствуя,
разбрелся  по  храму.  В  6лагоговейном изумлении  созерцали  вошедшие  трех
королей, стоящих в нишах, но особенно  донимало всех желание узнать,  что за
бесформенный  ком  сокрыт  под  ковром  в   четвертой   нише,  ибо   кто-то,
доброжелательный  и скромный, покрыл  поверженного в прах  четвертого короля
роскошным  ковром,  и  ничей взгляд  не  мог  чрез  него  проникнуть,  ничья
дерзновенная рука не решалась его приподнять.
     Народ не перестал бы любоваться изумительной красотой храма,  и от  все
возрастающей  толпы могла бы  возникнуть  давка, но тут общее  внимание было
отвлечено тем, что происходило на площади.
     Нежданно-негаданно на мраморные плиты, словно с неба, звеня, посыпались
червонцы.  Те,   что  стояли   поближе,  кинулись  их  подбирать;  чудо  это
повторялось  в  разных местах. Нетрудно догадаться, что  это блуждающие огни
захотели на прощанье повеселиться  и забавы ради растрясти золото  из  жилок
рухнувшего короля.  Жадная до денег толпа кидалась  то  туда, то сюда,  люди
теснились,  давили друг  друга,  дрались  даже  тогда, когда сверху  уже  не
сыпалось  никаких золотых монет.  Постепенно  толпа  растаяла, каждый  пошел
своей дорогой, но и  по сей день еще кишит  людьми  мост, и во  всем мире не
сыскать другого столь посещаемого храма.