Читатель  теперь  легко   сам  поймет  причину  смущения,   овладевшего
дворецким Гаврилой после разговора с госпожой. "Госпожа,-думал он, посиживая
у окна,-конечно, жалует Герасима (Гавриле хорошо это было известно, и оттого
он сам ему потакал), все же он существо бессловесное;
     не доложить же госпоже, что вот Герасим, мол, за Татьяной ухаживает. Да
и наконец оно и справедливо, какой  он муж? А с другой стороны, стоит этому,
прости господи, лешему узнать, что Татьяну выдают за Капитона, ведь он все в
доме  переломает, ей-ей.  Ведь с ним не  столкуешь; ведь его, черта этакого,
согрешил я, грешный, никаким способом не уломаешь... право!.."
     Появление Капитона прервало нить Гаврилиных размышлений. Легкомысленный
башмачник вошел,  закинул руки назад  и, развязно  прислонясь  к выдающемуся
углу стены  подле двери, поставил правую  ножку  крестообразно перед левой и
встряхнул головой. "Вот, мол, я. Чего вам потребно?"
     Гаврила  посмотрел  на  Капитона  и застучал  пальцами по косяку  окна.
Капитон  только  прищурил немного свои оловянные глазки,  но  не опустил их,
даже  усмехнулся слегка и провел рукой по своим белесоватым волосам, которые
так и ерошились во все стороны. Ну да, я, мол, я. Чего глядишь?
     - Хорош,-проговорил Гаврила и помолчал.-Хорош, нечего сказать!
     Капитон  только плечиками передернул. "А ты  небось  лучше?"-подумал он
про себя.
     -   Ну,  посмотри   на  себя,  ну,  посмотри,-продолжал   с   укоризной
Гаврила,-ну, на кого ты похож?
     Капитон окинул спокойным взором свой  истасканный  и оборванный сюртук,
свои заплатанные панталоны,  с особенным  вниманием осмотрел он свои дырявые
сапоги, особенно тот, о носок  которого так щеголевато  опиралась его правая
"ножка, и снова уставился на дворецкого.
     - А что-с?
     - Что-с?-повторил Гаврила.-Что-с?  Еще ты говоришь: что-с?  На черта ты
похож, согрешил я, грешный, вот на кого ты похож.
     Капитон проворно замигал глазками.
     "Ругайтесь, мол,  ругайтесь,  Гаврила Андреич",- подумал  он опять  про
себя.
     - Ведь  вот ты  опять пьян был,-начал  Гаврила,--)-&едь опять?  А?  ну,
отвечай же.
     - По слабости  здоровья спиртным напиткам  подвергался  действительно,-
возразил Капитон.
     - По слабости  здоровья!.. Мало тебя наказывают-вот что; а в Питере еще
был в ученье... Многому ты выучился в ученье. Только хлеб даром ешь.
     - В этом случае, Гаврила Андреич, один мне судья:
     сам господь  бог- и  больше никого. Тот один знает, каков я человек  на
сем свете суть  и  точно ли даром хлеб ем. А  что касается в  соображении до
пьянства-то и в этом случае виноват  не я, а более один товарищ; сам же меня
он сманул, да и сполитиковал, ушел то есть, а я...
     - А  ты остался, гусь, на улице. Ах ты, забубенный человек! Ну, да дело
не  в том,- продолжал дворецкий.,-  а вот что. Барыне...-тут он  помолчал, -
барыне угодно, чтоб ты женился. Слышишь?  Они  полагают, что ты остепенишься
женившись. Понимаешь?
     - Как не понимать-с.
     -  Ну, да. По-моему, лучше бы тебя хорошенько в руки взять.  Ну, да это
уж их дело. Что ж? ты согласен? Капитон осклабился.
     - Женитьба дело  хорошее  для человека,  Гаврила Андреич; и  я, с своей
стороны, с очень моим приятным удовольствием.
     -  Ну,  да,-возразил  Гаврила  и  подумал про  себя:  "Нечего  сказать,
аккуратно  говорит  человек".-Только вот что,-продолжал он вслух,-невесту-то
тебе приискали неладную.
     - А какую, позвольте полюбопытствовать?..
     - Татьяну.
     - Татьяну?
     И Капитон вытаращил глаза и отделился от стены.
     - Ну, чего ж ты всполохнулся?.. Разве она тебе не по нраву?
     - Какое не  по  нраву, Гаврила  Андреич!  девка  она ничего, работница,
смирная  девка...  Да  ведь вы  сами  знаете, Гаврила  Андрепч, ведь тот-то,
леший, кикимора-то степная, ведь он за ней...
     - Знаю, брат, все знаю,-с досадой прервал его дворецкий.-да ведь...
     - Да помилуйте, Гаврила Андреич! ведь он меня убьет, ей-богу убьет, как
муху  какую-нибудь прихлопнет;  ведь  у  него рука,  ведь  вы извольте  сами
посмотреть, что у него за рука; ведь у него просто Минина и Пожарского рука.
Ведь он,  глухой,  бьет и не слышит, как  бьет!  Словно во сне кулачищами-то
махает. И унять его нет никакой возможности; почему? потому, вы сами знаете,
Гаврила  Андреич,  он глух  и  вдобавку глуп,  как пятка. Ведь это  какой-то
зверь,  идол,  Гаврила  Андреич,-хуже  идола... осина какая-то: за что же  я
теперь  от  него  страдать  должен? Конечно,  мне  уж  теперь  все  нипочем:
обдержался, обтерпелся  человек, обмаслился, как коломенский  горшок,-все же
я, однако, человек, а не какой-нибудь, в самом деле, ничтожный горшок.
     - Знаю, знаю, не расписывай...
     -  Господи боже  мой!-с  жаром  продолжал  башмач-ник,-когда же  конец?
когда, господи! Горемыка я, горемыка  неисходная! Судьба-то,  судьба-то моя,
подумаешь!  В младых летах был  я  бит через немца  хозяина, в лучший сустав
жизни  моей бит от  своего  же  брата, наконец  в  зрелые  годы вот до  чего
дослужился...
     - Эх, ты, мочальная душа,- проговорил Гаврила.- Чего распространяешься,
право!
     - Как чего, Гаврила Андреич! Не побоев я боюсь, Гаврила Андреич. Накажи
меня господин в стенах да подай мне  при людях  приветствие, и все я в числе
человеков, а тут ведь от кого приходится...
     - Ну, пошел вон,-нетерпеливо  перебил его Гаврила. Капитон отвернулся и
поплелся вон.
     - А положим, его бы  не было,- крикнул ему вслед  дворецкий,-ты-то  сам
согласен?
     - Изъявляю,- возразил Капитон и удалился. Красноречие  не покидало  его
даже в крайних случаях. Дворецкий несколько раз прошелся по комнате.
     - Ну, позовите теперь Татьяну,- промолвил  он  наконец. Через несколько
мгновений Татьяна вошла чуть слышно и остановилась у порога.
     - Что прикажете, Гаврила Андреич?-проговорила она тихим голосом.
     Дворецкий пристально посмотрел на нее.
     -  Ну,-промолвил  он,-Танюша,  хочешь замуж  идти? Барыня  тебе  жениха
сыскала.
     - Слушаю, Гаврила Андреич. А кого они мне в женихи назначают?-прибавила
она с нерешительностью.
     - Капитона, башмачника.
     - Слушаю-с.
     -  Он легкомысленный человек, это точно.  Но  госпожа в этом  случае на
тебя надеется.
     - Слушаю-с.
     -  Одна беда... ведь  этот  глухарь-то,  Гараська,  он  ведь  за  тобой
ухаживает. И чем ты этого медведя к  себе приворожила? А ведь он убьет тебя,
пожалуй, медведь этакой..
     - Убьет, Гаврила Андреич, беспременно убьет.
     - Убьет... Ну, это  мы  увидим.  Как это  ты говоришь: убьет!  Разве он
имеет право тебя убивать, посуди сама.
     - А не знаю, Гаврила Андреич, имеет ли, нет ли.:
     - Экая! ведь ты ему этак ничего не обещала...
     - Чего изволите-с?
     Дворецкий помолчал и подумал:
     "Безответная ты  душа!"-Ну,  хорошо,-прибавил он,- мы еще  поговорим  с
тобой, а теперь ступай, Танюша; я вижу, ты точно смиренница.
     Татьяна повернулась, оперлась легонько о притолоку и ушла.
     "А  может  быть, барыня-то завтра  и забудет об  этой свадьбе,- подумал
дворецкий,-  я-то из  чего растревожился? Озорника-то мы этого скрутим; коли
что-в полицию  знать дадим..."-Устинья Федоровна!-крикнул он громким голосом
своей жене,- поставьте-ка самоварчик, моя почтенная...