Привык он рано презирать святыни
     И вдаль упрямо шел путем своим.
     В вине, и в буйной страсти, и в морфине
     Искал услад, и вышел невредим.

     Знал преклоненья; женщины в восторге
     Склонялись целовать его стопы.
     Как змеерушащий святой Георгий,
     Он слышал яростный привет толпы.

     И, проходя, как некий странник в мире,
     Доволен блеском дня и тишью тьмы,
     Не для других слагал он на псалтири,
     Как царь Давид, певучие псалмы.

     Он был везде: в концерте, и в театре,
     И в синема, где заблестел экран;
     Он жизнь бросал лукавой Клеопатре,
     Но не сломил его Октавиан.

     Вы пировали с ним, как друг, быть может?
     С ним, как любовница, делили дрожь?
     Нет, одиноко был им искус прожит,
     Его признанья, - кроме песен, - ложь.

     С недоуменьем, детским и счастливым,
     С лукавством старческим - он пред собой
     Глядит вперед. Простым и прихотливым
     Он может быть, но должен быть - собой!