Лично я искренне разделяю убеждённость Микеле Плачидо, заявившего 26-го июля 1997-го на пресс-конференции, организованной в рамках ХХ Московского МКФ (в объяснение того, почему у него к России «особая любовь, особые теплые чувства»), «что, как мне кажется, никто, никакой народ не любит мою роль комиссара Каттани, как вы»¹. Когда начиналась демонстрация очередной серии «Спрута», замирала, казалось, вся страна, а повторный утренний сеанс собирал у экранов телевизоров тех, кому не надо было спешить на работу: отпускников, пенсионеров, школьников, учащихся во вторую смену. В чём же крылась причина поистине всенародной любви? Кинокритики и эстетствующая часть аудитории не скрывали радости, понимая, что цикл продолжает славные традиции итальянского политического кинематографа, прогремевшего на весь мир на рубеже 1960-70-х, – не то, что бесконечные мексиканские, бразильские и даже американские «мыльные оперы»! У простых зрителей, что называется, захватывало дух от мощной и продуманной детективной интриги, воздействие которой резко усиливала достоверность атмосферы и тематика, ставшая неожиданно актуальной (куда актуальнее, чем прежде!) в годы «перестройки» и для СССР.

фильм «Боже мой, как низко я пала!»

фильм «Боже мой, как низко я пала!»

фильм «Боже мой, как низко я пала!»