Макс фон Зюдов (Max von Sydow)

C именем Ингмара Бергмана связывают не только подлинный прорыв в режиссуре, но и появление плеяды блистательных актёров, познакомивших с самобытным скандинавским исполнительским искусством. У мастера, разумеется, были предшественники – в данной связи особенно показательно, что в один из собственных шедевров¹ он пригласил Виктора Шёстрёма, получившего признание ещё в славную эпоху «великого немого». Но о закономерности, о возникновении подлинной школы заговорили много позже, когда благодаря именно бергмановским работам мир запомнил талантливых артистов. Многие (возможно, большинство) из них принципиально оставались на Родине, другие – время от времени не отказывались и от предложений, поступающих из-за рубежа. Зато некоторые актёры и актрисы смогли стать полноценными международными кинозвёздами, добиваясь успеха в самых разных странах, включая США, и, более того, оставаясь на вершине Олимпа славы долгие десятилетия. Макс фон Зюдов может похвастаться как раз такой завидной участью.

Творческий путь урождённого Макса Карла Адольфа фон Зюдова легко разделяется на два больших этапа. Родившийся 10-го апреля в 1929-го года в городе Лурн в семье этнолога, он заинтересовался лицедейством сравнительно рано. В 1948-51-е фон Зюдов учился в школе при Королевском драматическом театре и уже в 1949-м – дебютировал в кинематографе. Знаменательно, что первые экранные достижения («Только мать» /1949/, «Фрёкен Юлия» /1951/) связаны с именем Альфа Шёберга – постановщика, известность к которому придёт позже, отчасти благодаря Ингмару Бергману. Поэтому встреча с самим Ингмаром кажется в высшей степени неслучайной.

Сотрудничество Бергмана и фон Зюдова началось, по счастливому стечению обстоятельств, с двух безусловных шедевров, перевернувших представления о киноязыке. И если в «Земляничной поляне», актёрском бенефисе Шёстрёма, Максу пришлось довольствоваться небольшой ролью Хенрика Экермана, то партия странствующего рыцаря Антония Блока, заключающего пари со Смертью, стала его персональным триумфом. Игра фон Зюдова парадоксально сочетала психологическую глубину и площадную, карнавальную условность, умение передать гамму противоречивых эмоций на крупном плане и владение пластикой движений. Незабываемое, запредельное зрелище! Что это, мистика или торжество наук о человеке, достижениями которых отмечено XX столетие?

Нужно ли уточнять, что оказалось положено начало бурному и плодотворному сотворчеству? Макс фон Зюдов ещё одиннадцать раз (!) снимался у Ингмара Бергмана, в представлении многих – став подлинным Альтер-эго выдающегося мастера авторского кинематографа. В данном отношении особенно показательно «Лицо» /1958/, хотя лично меня сильнее всего поразила мрачная, эмоционально взвинченная, экспрессивная партия в «Девичьем источнике» /1960/. Однако после второплановой роли Андреаса Вергеруса в «Прикосновении» /1971/, в которое Ингмар пригласил американскую кинозвезду Эллиотта Гулда, долгий союз актёра и режиссёра распался. Вернее, почти распался, поскольку пару десятилетий спустя датчанин Билле Аугуст, обратившись к автобиографическому бергмановскому сценарию, именно Максу фон Зюдову поручит воплотить образ Йохана Окерблома – дедушки Ингмара по материнской линии.

Впрочем, к тому моменту фон Зюдов завоевал такой авторитет, что уже не нуждался в покровителях, даже гениальных. Проектом, выведшим карьеру шведского артиста на международный уровень, стала, несомненно, «Величайшая из когда-либо рассказанных историй» /1965/, в которой американец Джордж Стивенс предложил ему роль Иисуса Христа. Длительные, изнурительные съёмки, потребовавшие огромного физического и психического напряжения, полного погружения в образ мессии, давшегося отнюдь не легко, были вознаграждены сполна. Причём Стивенс, в отличие от, скажем, Пьера Паоло Пазолини или Мартина Скорсезе, не нажил себе врагов из числа истовых христиан – и не заслужил упрёков в заведомом упрощении многоплановых событий Нового Завета.

Как бы то ни было, отныне у Макса фон Зюдова тем более не было проблем с интересными предложениями. Так, в постановочном боевике «Гавайи» /1966/ Джордж Рой Хилл доверяет ему партию преподобного Абнера Хейла, а в феноменально популярной дилогии «Экзорцист» /1973-77/ актёр впечатляюще воплощает образ святого отца Меррина, бросающего вызов врагу рода человеческого. Правда, куда чаще режиссёры, особенно голливудские, с готовностью эксплуатировали выразительную фактуру Макса фон Зюдова, способного быть колоритным, внушительным и несказанно убедительным на втором плане. Это в равной степени относится к образам, скажем, инфернальных русских (Октобер в «Меморандуме Куиллера» /1966/, полковник Коснов в «Кремлёвском письме» /1970/, Горенко в «Посольстве» /1972/, доктор Александр Бухановский в «Гражданине Икс» /1975/) и властных монархов, будь то император Минг во «Флэше Гордоне» /1980/ или царь Орсик, встречающийся на пути Конану-варвару. А ещё Максу фон Зюдову отменно удаются партии отъявленных негодяев и злодеев, в том числе скрывающихся до поры до времени за маской солидных, добропорядочных граждан. В данной связи можно вспомнить и демонического Эрнста Ставро Блофелда, устранённого непобедимым Джеймсом Бондом, и Ламара Бёрджесса из спилберговского «Особого мнения» /2002/, почти обманувшего безупречную систему предотвращения преступлений.

К счастью, наивысшие достижения Макса фон Зюдова связывают с иными работами. В первую очередь – с завораживающей, волнительной фреской «Пелле-завоеватель» /1987/, изумительно передавшей суровость природы и ту внутреннюю собранность и силу духа, что издавна отличали скандинавов. Ещё я бы выделил любопытную кинофантазию «Интакто» /2001/ – да и исторический телесериал «Тюдоры» /2009/, открывший Макса фон Зюдова новому поколению зрителей, тоже не относится к числу проходных. Любопытно, кто из шведских актёров со временем составит ему конкуренцию? Да и составит ли?

__________
1 – Думаю, все сразу догадались, что имеется в виду «Земляничная поляна» /1957/.