Мы непростительно стареем
     И приближаемся к золе.
     Что вам сказать? Я был евреем
     В такое время на земле.
     Я не был славой избалован
     И лишь посмертно признан был,
     Я так и рвался из былого,
     Которого я не любил.
     Я был скупей, чем каждый третий,
     Злопамятнее, чем шестой.
     Я счастья так-таки не встретил,
     Да, даже на одной Шестой!
     . . . . . . . . . . . . .
     Но даже в тех кровавых далях,
     Где вышла смерть на карнавал,
     Тебя - народ, тебя - страдалец,
     Я никогда не забывал.
     Когда, стянувши боль в затылке
     Кровавой тряпкой, в маяте,
     С противотанковой бутылкой
     Я полз под танк на животе,
     Не месть, не честь на поле брани
     Не слава и не кровь друзей,
     Другое смертное желанье
     Прожгло мне тело до костей.
     Была то жажда вековая
     Кого-то переубедить,
     Пусть в чистом поле умирая,
     Под гусеницами сгорая,
     Но правоту свою купить.
     Я был не лучше, не храбрее
     Моих орлов, моих солдат,
     Остатка нашей батареи,
     Бомбленной шесть часов подряд.
     Я был не лучше, не добрее,
     Но, клевете в противовес,
     Я полз под этот танк евреем
     С горючей жидкостью «КС».