Артему Веселому,
                 Исааку Бабелю,
                 Ивану Катаеву,
                 Александру Лебеденко


Когда русская проза пошла в лагеря -
в землекопы,
а кто половчей - в лекаря,
в дровосеки, а кто потолковей - в актеры,
в парикмахеры
или в шоферы, -

вы немедля забыли свое ремесло:
прозой разве утешишься в горе?
Словно утлые щепки,
вас влекло и несло,
вас качало поэзии море.

По утрам, до поверки, смирны и тихи,
вы на нарах слагали стихи.
От бескормиц, как палки, тощи и сухи,
вы на марше творили стихи.
Из любой чепухи
вы лепили стихи.

Весь барак, ках дурак, бормотал, подбирал
рифму к рифме и строчку к строке.
То начальство стихом до костей пробирал,
то стремился излиться в тоске.

Ямб рождался из мерного боя лопат,
словно уголь, он в шахтах копался,
точно так же на фронте из шага солдат
он рождался и в строфы слагался.

А хорей вам за сахар заказывал вор,
чтобы песня была потягучей,
чтобы длинной была, как ночной разговор,
как Печора и Лена - тягучей.

А поэты вам в этом помочь не могли,
потому что поэты до шахт не дошли.