Наилучшей благодарностью за теплый прием, оказанный мне этим почтенным
собранием, будет, я в том уверен, обещание вместить все, с чем я намерен к
нему обратиться, в возможно более короткую речь. Еще свыше тысячи восьмисот
лет тому назад были люди, которые "думали, что в многословии своем будут
услышаны" *. Поскольку с тех пор они размножились до чрезвычайности и
поскольку я замечаю, что в наше время они особенно процветают в Вестминстере
(смех), я всеми силами постараюсь не умножать собой этого плодовитого
племени. (Крики "браво", смех.) С неделю назад благородный лорд, ныне
возглавляющий правительство, выразил в парламенте удивление по поводу того,
что мой друг мистер Лейард не покраснел, рассказав в этих стенах правду о
том, что известно всей стране и что лучше всех должно быть известно тем
бескорыстным сторонникам благородного лорда, которым посчастливилось из
вечера в вечер слушать и поощрять его, когда он только стал премьером, - я
хочу сказать, что он имел обыкновение шутить в своих парламентских речах в
ту пору, когда наша страна была погружена в пучину позора и горя
(правильно!) - повторяю, этот благородный лорд очень удивился, что человек
нашего времени, своим вдумчивым и отважным поведением прославивший и себя и
свое время, не покраснел, дерзнув пойти наперекор его светлости, - и,
удивившись, он отпустил изящную остроту по поводу любительских спектаклей в
театре Друри-Лейн. (Возгласы одобрения и смех.) Я немного разбираюсь в
спектаклях, как любительских, так и официальных, и я продолжу метафору
благородного лорда. Не стану говорить о том, что, если бы я задумал набирать
труппу из слуг ее величества, я бы знал, где найти комического старика
(взрыв смеха); или, что, задумай я поставить пантомиму, я бы знал, в какое
учреждение обратиться за трюками и превращениями (смех), а также за целой
толпой статистов, чтобы подставляли друг другу ножку в сцене соперничества,
которая многим из нас знакома как по этим, парламентским, так и по иным
подмосткам, и в которой большую часть предметов, летящих в головы
противникам, составляют хлебы и рыбы. (Крики "браво", смех.) Но я попытаюсь
объяснить благородному лорду, почему был поставлен этот любительский
спектакль и почему, как ни хотелось бы ему опустить над ним занавес, нет ни
проблеска надежды на его окончание. Причина заключается в следующем:
официальный спектакль, до руководства которым снизошел благородный лорд, так
нестерпимо плох, механизм его так громоздок, роли распределены так неудачно,
в труппе так много "лиц без речей" (смех), у режиссеров такие большие семьи
и так сильна склонность выдвигать эти семьи на первые роли - не в силу
особенных их способностей, а потому что это их семьи, - что мы просто
вынуждены были организовать оппозицию. (Возгласы одобрения.) "Комедия
ошибок" в их постановке так смахивала на трагедию, что сил не было смотреть.
Поэтому мы взяли на себя смелость поставить "Школу реформ" * и надеемся, что
наше представление послужит к просвещению благородного лорда. (Крики
"браво", смех.) Если же он возразит, что мы не имеем права просвещать его
без его разрешения, мы осмелимся настаивать на этом праве, поскольку он-то
заставляет нас не только смотреть его спектакли, но еще и оплачивать всю
бутафорию. (Смех.)
Господин председатель, так как в политическом собрании я участвую
впервые (вот как?) и так как не политика составляет мое ремесло и мое
призвание, то будет, пожалуй, небесполезным объяснить, как я здесь очутился:
ведь соображения, подобные тем, что повлияли на меня, мелькают, возможно, в
уме и у других, еще не сделавших выбора. (Правильно!) Я хочу всегда, и от
всего сердца, исполнять свой долг по отношению к моим согражданам. В этом
нет ничего самоотверженного или доблестного - я к ним глубоко привязан, и
разве могу я забыть о том, что они с давних пор дарили меня своим доверием и
дружбой! (Возгласы.) В своей сфере деятельности, которую я никогда не
покину, - никогда не выйду из круга обычных моих занятий дальше, или на
более долгое время, чем сегодня, потому что я живу литературой и
довольствуюсь тем, что служу обществу через литературу, сознавая, что нельзя
служить двум господам, - в своей сфере деятельности я за последние несколько
лет пытался понять наиболее жестокие формы общественной несправедливости и
содействовать их исправлению. (Крики "браво".) Когда газета "Таймс" печатала
почти невероятные разоблачения в связи с преступной неразберихой,
злонамеренно создаваемой безответственными чиновниками и приведшей к тому,
что на всей земле у Англии не оказалось врага и вполовину столь грозного,
как она сама, и столь же способного ввергнуть ее храбрых защитников в
ненужные страдания и гибель, - в то время я полагал, что угрюмое молчание,
охватившее страну, свидетельствовало о самой черной за много лет странице в
жизни великой нации (Крики, возгласы.) Видя, как стыд и негодование накипают
во всех слоях общества и этот новый повод для раздоров прибавляется к
невежеству, нужде и преступности, которые и без того составляют достаточно
шаткую основу нашей жизни; как парламент лишь очень редко и приблизительно
выражает общественное мнение и сам, очевидно, к общественному мнению не
прислушивается; как правительственная и законодательная машина крутится
вхолостую и люди соскакивают с нее и отходят в сторону, словно предоставляя
ей довершить то, что ей еще осталось, - разрушить самое себя, после того как
она разрушила столь много дорогого их сердцу, - видя все это, я полагал и
полагаю, что единственный здоровый оборот, который могут принять дела при
таком опасном положении, это - чтобы народ пробудился, чтобы народ сказал
свое слово, чтобы объединился, вдохновленный патриотическими и лояльными
чувствами, для достижения великих мирных конституционных перемен в
управлении его собственными делами. (Одобрительные возгласы.) В такой
серьезный момент возникла эта Ассоциация, и в такой серьезный момент я
вступил в нее. Если нужны еще доводы в пользу этого моего шага, скажу так:
на мой взгляд, делами, которыми занимаются все, по существу, не занимается
никто; в исполнении гражданского долга, как и во многом другом, люди должны
действовать сообща, и наконец по закону природы должен быть какой-то центр
притяжения, к которому устремлялись бы отдельные частицы, иначе не может
появиться на свет никакое полезное учреждение с признанным кругом
обязанностей. Ну что ж! Ассоциация возникла, и мы состоим ее членами. Какие
же возражения против нее выдвигают? Я слышал в основном три таких возражения
и сейчас коротко упомяну о них в том порядке, в каком их услышал. Во-первых,
Ассоциация намерена, через избирательные округа, оказывать влияние на палату
общин. Скажу без малейших колебаний, что никакой веры в нынешнюю палату
общин у меня нет (вот как?) и что такое влияние я считаю совершенно
необходимым для благоденствия и чести нашей страны. Не далее как вчера я
перечитывал одну из любимых своих книг, и вот что писал двести лет тому
назад мистер Пепис * о палате общин своего времени и о политическом
соперничестве в ее стенах:
"Мой родственник Роберт Пепис говорит мне, что для него горше всего на
свете, что это дело ему поручено как состоящему в парламенте; потому что, на
его взгляд, там ничего не делается по правде и по душе, а только из зависти
и по расчету".
Как случилось, что через двести лет, а главное - через много лет после
билля о реформе, палата общин так мало изменилась, в это я не буду
вдаваться. Я не стану спрашивать, почему билли, теснящие и угнетающие народ,
так легко протаскивают через палату (правильно!) и почему меры, в самом деле
служащие к его пользе, так трудно через нее провести. (Браво!) Я не стану
подвергать анализу спертый воздух кулуаров, ни разлагать на первоначальные
газы его мертвящее действие на память почтенного члена парламента, который
некогда добивался чести получить ваши - и мой - голоса и поддержку. Я не
стану спрашивать, как случилось, что личные пререкания, включающие все
степени и определения, какие знал еще Шекспиров Оселок * - учтимое
возражение - грубый ответ - смелый наскок - дерзкий отпор - ложь обходная и
ложь прямая (смех) - всегда занимают палату неизмеримо больше, нежели
здоровье, обложение налогами и просвещение целого народа. (Возгласы.) Я не
стану проникать в тайны темной комнаты, где Синяя Борода, он же Партия,
хранит задушенные официальные запросы, строго-настрого запретив своей
последней жене отворять туда дверь. (Смех.) Я только хочу задать всем здесь
присутствующим вопрос: не убеждает ли их скромный практический опыт, будь то
давнишний или недавний, в том, что палата общин бывает порою туга на ухо,
подслеповата и несообразительна; иначе говоря, что здоровье ее расшатано и
требует постоянного наблюдения, а время от времени - применения сильно
действующих возбуждающих средств; и неужели она так-таки не поддается
лечению? (Крики, возгласы.) На мой взгляд, для того, чтобы сохранить ее как
действительно полезный и независимый орган, народ должен неустанно и ревниво
за ней наблюдать; и нужно расшевелить ее память; не давать ей уснуть; а
когда ей случится принять слишком большую дозу министерского опиума, нужно
заставить ее размяться, побегать взад-вперед и дружески потормошить ее и
пощипать, как делается в подобных случаях. (Смех.) И я считаю, что никакая
власть не имеет столь неоспоримого права выполнять эти функции, как
организация, включающая избирателей со всех концов страны, которые
объединились потому, что родина им дороже, чем сонное бормотание,
бессмысленная рутина и дурацкие устарелые условности. (Одобрительные
возгласы.)
Теперь о возражении номер два. Утверждают, что эта Ассоциация
восстанавливает один класс против другого. Так ли это? (Крики "Нет!".) Нет,
она видит классы, настроенные друг против друга, и стремится примирить их.
(Крики "браво".) Я хочу избежать противопоставления двух понятий:
аристократия и народ. Я отношу себя к тем, кто способен признать за обоими и
добродетели и пользу и не намерен возвышать или принижать первую за счет
хотя бы единого права, по справедливости принадлежащего второму, и наоборот.
(Крики одобрения.) Вместо этих слов я буду употреблять другие: те, кто
правит, и те, кем правят. Ассоциация видит, что между первыми и вторыми
пролегла пропасть, на дне которой погребены тысячи и тысячи самых отважных и
самоотверженных людей, когда-либо рожденных в Англии. (Возгласы.)
Предотвратить повторение бесчисленных меньших зол, которые, не встречая
противодействия, привели и не могли не привести к этому страшному несчастью;
примирить две враждующие стороны, ныне так подозрительно взирающие друг на
друга, - вот какую цель ставит перед собою Ассоциация, стремясь построить
через эту пропасть мост, опирающийся на простую справедливость и укрепленный
здравым смыслом. (Возгласы.) Восстанавливать один класс против другого!
Бессмысленный попугайный крик, который мы слышим с детства. Давайте приведем
некую иллюстрацию и проверим, есть ли для него хоть малейшее оправдание.
Представим себе, что почтенный старый джентльмен, у которого полон дом слуг
на высоком жалованье, видит, что его хозяйство идет вкривь и вкось и что он
ничего не может добиться. Когда он велит слугам накормить его детей хлебом,
они дают им камни; когда он велит слугам накормить детей рыбой, они дают им
змей *. То, что им велено посылать на восток, они посылают на запад; когда
им положено подавать обед на севере, они роются в старых, вышедших из
употребления поваренных книгах на юге; они вечно все бьют, теряют, забывают,
крушат и переводят без толку; когда нужно что-то сделать, только суетятся и
валят друг друга с ног; и в доме почтенного джентльмена царит полнейший
разор. В конце концов почтенный джентльмен призывает к себе мажордома и
говорит ему, все еще скорее печально, нежели гневно: "Это невыносимо, такого
не выдержит никакое богатство, не стерпит никакое хладнокровие! Отныне я
решил назначать моих слуг по новой системе. Я должен иметь слуг, которые
знают свои обязанности и будут их выполнять". Мажордом в благочестивом ужасе
возводит глаза к небу, восклицает: "Боже милостивый, мой хозяин
восстанавливает один класс против другого!" - мчится в людскую и разражается
длинной душещипательной тирадой по поводу этого злодейства. (Смех.)
Перехожу к третьему возражению, - его, сколько я мог заметить,
высказывают главным образом молодые люди из хороших семей, если и имеющие
какие-либо способности, то лишь к тому, чтобы тратить деньги, которыми они
не располагают. (Смех.) Звучит оно обычно так: "Непонятно, чего ради эти
молодчики, помешанные на реформе, суются не в свое дело!" Отмести это
грозное возражение поможет мысль, которая, вероятно, уже пришла в голову
большинству здесь присутствующих: именно потому, что мы занимаемся не чужим,
а своим делом, и хотим, чтобы нашим делом занимались, а те, кто берет на
себя им заниматься, не занимается им как должно, - именно поэтому мы и
основали Ассоциацию. (Правильно!) Парламентские прения - которые, кстати
сказать, за последнее время часто наводили меня на мысль, что разница между
испанским быком и быком ниневийским * состоит в том, что в первом случае бык
набрасывается на красную тряпку, а во втором красные облачения набрасываются
на быка (смех и крики), - повторяю, парламентские прения показывают, что, по
какому-то роковому стечению обстоятельств, всякое слово о необходимости
реформы управления, кем бы, когда бы и где бы оно ни было произнесено,
неизменно встречает "смелый наскок" и "дерзкий отпор". (Крики одобрения.) Я
мог бы без труда добавить еще два-три довода, о которых твердо знаю и то,
что они справедливы, и то, что их стали бы опровергать (крики, возгласы), но
считаю это излишним: если народ в целом еще не убежден, что реформа
управления необходима, значит, убедить его нельзя и никогда не удастся.
(Возгласы одобрения.) Однако есть одна старая, широко известная и
неопровержимая история с такой подходящей моралью, что я расскажу ее вместо
того, чтобы приводить доводы, и тем, надеюсь, отведу от себя мученический
венец святого Стефана. (Смех.) Много, много лет тому назад в Государственном
казначействе завели дикарский обычай вести счет по зарубкам на палочках, -
такая бухгалтерия напоминала календарь, по которому Робинзон Крузо вел счет
дням на своем необитаемом острове. (Смех.) Немало времени спустя родился, а
затем и умер знаменитый мистер Кокер *. (Смех.) Родился, а затем и умер
мистер Уолкингейм, автор "Помощи наставнику" и великий дока по части всякой
цифири; родились, а затем и умерли бесчисленные счетоводы, бухгалтеры,
статистики и математики; а ведомственные рутинеры все продолжали цепляться
за эти палочки с зарубками, словно то были столпы конституции, и счет в
Казначействе по-прежнему велся по дощечкам из вяза, называемым бирками.
(Крики и смех.) В конце царствования Георга Третьего какой-то неугомонный
смутьян высказал мысль, что в стране, где имеются перья, чернила и бумага,
грифельные доски и несколько систем бухгалтерии, такое неуклонное следование
варварскому обычаю, пожалуй, граничит с нелепостью. Прослышав о столь смелой
и оригинальной гипотезе, вся красная тесьма в правительственных ведомствах
покраснела еще пуще, и только в 1826 году эти палки были наконец упразднены.
(Смех.) В 1843 году кто-то обнаружил, что их скопилось изрядное количество,
и тогда встал вопрос: куда девать эти старые, наполовину сгнившие,
источенные червями куски дерева? Надо полагать, что этот важный вопрос
породил немало протоколов, меморандумов и официальной переписки. Бирки
хранились в Вестминстере, и всякому из нас, частных лиц, естественно пришло
бы в голову, что ничего нет легче, как распорядиться, чтобы кто-нибудь из
многочисленных бедняков, проживающих по соседству, унес их себе на дрова. Но
нет: от этих бирок никогда не было пользы, и ведомственные рутинеры не могли
допустить, чтобы от них хоть когда-нибудь проистекла польза, а посему был
отдан приказ - тайно и конфиденциально бирки сжечь. (Смех и крики.)
Случилось так, что их стали жечь в одной из печей в палате лордов. От печи,
битком набитой этими палками, загорелась панель; от панели загорелась вся
палата лордов, от палаты лордов загорелась палата общин; обе палаты сгорели
дотла; призвали архитекторов и велели им выстроить две новых палаты; расходы
на эту постройку уже перевалили на второй миллион фунтов стерлингов, а
национальная свинка все еще никак не перелезет через забор, и старушка
Британия нынче не воротилась домой *. (Громкий смех и крики одобрения.)
Думается, я не ошибусь, если в заключение скажу, что упрямое стремление
во что бы то ни стало хранить старый хлам, давно себя изживший, по самой
сути своей в большей или меньшей степени вредоносно и пагубно; что рано или
поздно такой хлам может вызвать пожар; что, будучи выброшен на свалку, он
оказался бы безвреден, если же упорно за него цепляться, то не миновать
бедствия. (Возгласы, одобрения.) Я позволю себе повторить, что, на мой
взгляд, нет нужды доказывать необходимость реформы, ссылаясь на тот или
другой пример, так же как нет надежды пресечь движение за реформу. По-моему,
то общее положение, что наши государственные дела намного отстали от наших
частных дел, что в частных делах мы славимся своим благоразумием и успехами,
а в делах государственных - своими безумствами и неудачами, - это положение
так же не требует доказательств, как существование солнца, луны и звезд.
Исправить такое положение вещей, помочь стране проявить свои добродетели во
всех областях, принимая их независимо от того, аристократические они или
демократические, лишь бы были честные и подлинные, - вот как я понимаю
задачу нашей Ассоциации. (Крики одобрения.) Для выполнения этой задачи она
стремится объединить большое число людей, - надеюсь, людей всех состояний, -
дабы они и сами лучше поняли и запомнили свой долг перед обществом и внушили
бы сознание этого долга другим. А также, что весьма необходимо, дабы они,
бдительно следя за партийными застрельщиками, которых время от времени
высылают вперед их генералы, не давали им своими ложными атаками и маневрами
угнетать мелких правонарушителей и спускать крупным или дурачить публику,
делая реформе смотр вместо того, чтобы вести серьезное, упорное сражение.
(Громкие одобрительные возгласы.) Как человек, не имеющий никакого
касательства к руководству Ассоциацией и ни с кем не советовавшийся по этому
вопросу, я выражаю особенное желание, чтобы руководители ее изыскали способ
открыть ее двери для образованных рабочих на льготных условиях, по сравнению
с более состоятельными ее членами. (Крики одобрения.) Я хотел бы видеть
среди нас много таких рабочих, потому что искренне верю, что это послужило
бы к общему благу.
Благородный лорд, возглавляющий правительство, так ответил мистеру
Лейарду, когда тот просил назначить день для его выступления в парламенте по
вопросу о реформе: "Пусть почтенный джентльмен сам найдет для себя день".
(Позор, позор!)
Так именем богов, всех вместе взятых,
Прошу, скажи: чем Цезарь наш питался,
Что вырос так?
(Громкие возгласы одобрения.)
Пусть наш Цезарь не посетует, если я осмелюсь обратить эти возвышенные
и безмятежные слова к нему самому и сказать: "Милорд, ваш долг позаботиться
о том, чтобы ни одному человеку не пришлось самому находить для себя день.
(Громкие крики одобрения.) Вы, кто берете на себя власть, стремитесь к ней,
ради нее живете, ради нее интригуете, лезете в драку, а дорвавшись до
власти, держитесь за нее когтями и зубами, - позаботьтесь о том, чтобы ни
одному человеку не пришлось самому находить для себя день". (Громкие
возгласы одобрения.) В нашей старой стране с ее миллионами людей, замученных
тяжелым трудом, с ее высокими налогами, с ее толпами неграмотных, толпами
бедняков, толпами преступников, горе тому дню, который "опасный человек"
найдет сам для себя - найдет потому, что глава правительства ее величества
не выполнил своего долга, не нашел, пока было время, более светлого, более
доброго дня! (Громкие крики.) Назначьте день, милорд, создайте этот день;
трудитесь ради дня грядущего, лорд Пальмерстон, и тогда - только тогда -
История, возможно, найдет день и для вас: день, отмеченный как довольством
верного, терпеливого, великодушного английского народа, так и счастьем вашей
августейшей госпожи и ее наследников. (Громкие, долго не смолкающие возгласы
одобрения.) |
