ПРЕДИСЛОВИЕ      


     В апреле 1840 года я выпустил в свет первый номер нового еженедельника,
ценой в три пенса, под названием "Часы мистера Хамфри". Предполагалось,  что
в этом еженедельнике будут печататься не только рассказы, очерки, эссеи,  но
и большой роман с продолжением, которое должно  следовать  не  из  номера  в
номер, а так, как это представится возможным и нужным для  задуманного  мною
издания.
     Первая глава этого романа появилась в четвертом выпуске "Часов  мистера
Хамфри",  когда  я  уже  убедился   в   том,   насколько   неуместна   такая
беспорядочность в повременной печати и когда  читатели,  как  мне  казалось,
полностью разделили мое мнение. Я приступил к работе над большим  романом  с
великим удовольствием и полагаю, что с не меньшим удовольствием его  приняли
и читатели. Будучи связан ранее взятыми на себя обязательствами, отрывающими
меня от этой работы, я постарался как можно скорее избавиться  от  всяческих
помех и, достигнув этого, с тех пор до окончания "Лавки древностей"  помещал
ее главу за главой в каждом очередном выпуске.
     Когда роман был закончен, я решил освободить его от не имеющих  к  нему
никакого касательства ассоциаций  и  промежуточного  материала  и  изъял  те
страницы "Часов мистера Хамфри", которые печатались вперемежку с ним. И вот,
подобно  неоконченному   рассказу   о   ненастной   ночи   и   нотариусе   в
"Сентиментальном путешествии"*, они перешли в  собственность  чемоданщика  и
маслодела. Признаюсь, мне очень не  хотелось  снабжать  представителей  этих
почтенных ремесел  начальными  страницами  оставленного  мною  замысла,  где
мистер  Хамфри  описывает  самого  себя  и  свой  образ  жизни.   Сейчас   я
притворяюсь, будто вспоминаю об  этом  с  философским  спокойствием,  как  о
событиях давно минувших, но тем не  менее  перо  мое  чуть  заметно  дрожит,
выводя эти слова на бумаге. Впрочем, дело сделано, и  сделано  правильно,  и
"Часы мистера Хамфри" в первоначальном их виде, сгинув с белого света, стали
одной из тех книг, которым цены нет, потому что их не прочитаешь ни за какие
деньги, чего, как известно, нельзя сказать о других книгах.
     Что касается самого романа, то я не собираюсь  распространяться  о  нем
здесь. Множество друзей, которых он подарил мне, множество  сердец,  которые
он ко мне привлек, когда они были полны глубоко личного  горя,  придают  ему
ценность в моих глазах, далекую от общего Значения  и  уходящую  корнями  "в
иные пределы".*
     Скажу здесь только, что, работая над "Лавкой древностей", я  все  время
старался  окружить  одинокую  девочку  странными,  гротескными,  но  все  же
правдоподобными фигурами и собирал вокруг невинного  личика,  вокруг  чистых
помыслов маленькой Нелл галерею персонажей столь же причудливых и  столь  же
несовместимых с ней, как те мрачные предметы, которые толпятся у ее постели,
когда будущее ее лишь намечается.
     Мистер Хамфри (до того, как он  посвятил  себя  ремеслу  чемоданщика  и
маслодела) должен был стать рассказчиком этой  истории.  Но  поскольку  я  с
самого начала задумал роман так, чтобы впоследствии выпустить его  отдельной
книжкой, кончина мистера Хамфри не потребовала никаких изменений.
     В связи с "маленькой Нелл" у меня есть одно грустное, но вызывающее  во
мне чувство гордости воспоминание. Странствования ее еще не подошли к концу,
когда в одном литературном журнале появился эссей,  главной  темой  которого
была она, и  в  нем  так  вдумчиво,  так  красноречиво,  с  такой  нежностью
говорилось о ней самой и о ее призрачных спутниках, что с моей стороны  было
бы полной бесчувственностью, если бы при чтении его я не испытал  радости  и
какой-то особой бодрости духа. Долгие годы спустя, познакомившись с  Томасом
Гудом* и видя, как болезнь медленно сводит его, полного мужества, в  могилу,
я узнал, что он-то и был автором того Эссея.