Странные морды высовываются из твоего окна,
     во дворе дворца Гаэтани воняет столярным клеем,
     и Джино, где прежде был кофе и я забирал ключи,
     закрылся. На месте Джино --
     лавочка: в ней торгуют галстуками и носками,
     более необходимыми нежели он и мы,
     и с любой точки зрения. И ты далеко в Тунисе
     или в Ливии созерцаешь изнанку волн,
     набегающих кружевом на итальянский берег:
     почти Септимий Север. Не думаю, что во всем
     виноваты деньги, бег времени или я.
     Во всяком случае, не менее вероятно,
     что знаменитая неодушевленность
     космоса, устав от своей дурной
     бесконечности, ищет себе земного
     пристанища, и мы -- тут как тут. И нужно еще сказать
     спасибо, когда она ограничивается квартирой,
     выраженьем лица или участком мозга,
     а не загоняет нас прямо в землю,
     как случилось с родителями, с братом, с сестренкой, с Д.
     Кнопка дверного замка -- всего лишь кратер
     в миниатюре, зияющий скромно вследствие
     прикосновения космоса, крупинки метеорита,
     и подъезды усыпаны этой потусторонней оспой.
     В общем, мы не увиделись. Боюсь, что теперь не скоро
     представится новый случай. Может быть, никогда.
     Не горюй: не думаю, что я мог бы
     признаться тебе в чем-то большем, чем Сириусу -- Канопус,
     хотя именно здесь, у твоих дверей,
     они и сталкиваются среди бела дня,
     а не бдительной, к телескопу припавшей ночью.