Мы жили в городе цвета окаменевшей водки.
     Электричество поступало издалека, с болот,
     и квартира казалась по вечерам
     перепачканной торфом и искусанной комарами.
     Одежда была неуклюжей, что выдавало
     близость Арктики. В том конце коридора
     дребезжал телефон, с трудом оживая после
     недавно кончившейся войны.
     Три рубля украшали летчики и шахтеры.
     Я не знал, что когда-нибудь этого больше уже не будет.
     Эмалированные кастрюли кухни
     внушали уверенность в завтрашнем дне, упрямо
     превращаясь во сне в головные уборы либо
     в торжество Циолковского. Автомобили тоже
     катились в сторону будущего и были
     черными, серыми, а иногда (такси)
     даже светло-коричневыми. Странно и неприятно
     думать, что даже железо не знает своей судьбы
     и что жизнь была прожита ради апофеоза
     фирмы Кодак, поверившей в отпечатки
     и выбрасывающей негативы.
     Райские птицы поют, не нуждаясь в упругой ветке.