Ржавый румынский танкер, барахтающийся в лазури,
     как стоптанный полуботинок, который, вздохнув, разули.

     Команда в одном исподнем -- бабники, онанюги --
     загорает на палубе, поскольку они на юге,

     но без копейки в кармане, чтоб выйти в город,
     издали выглядящий, точно он приколот

     как открытка к закату; над рейдом плывут отары
     туч, запах потных подмышек и перебор гитары.

     О, Средиземное море! после твоей пустыни
     ногу тянет запутаться в уличной паутине.

     Палубные надстройки и прогнивший базис
     разглядывают в бинокль порт, как верблюд -- оазис.

     Ах, лишь истлев в песке, растеряв наколки,
     можно видать, пройти сквозь ушко иголки,

     чтоб сесть там за круглый столик с какой-нибудь ненаглядной
     местных кровей под цветной гирляндой

     и слушать, как в южном небе над флагом морской купальни
     шелестят, точно пальцы, мусоля банкноты, пальмы.