Небольшой особняк на проспекте Сарданапала.
     Пара чугунных львов с комплексом задних лап.
     Фортепьяно в гостиной, точно лакей-арап,
     скалит зубы, в которых, короткопала
     и близорука, ковыряет средь бела дня
     внучка хозяина. Пахнет лавандой. Всюду,
     даже в кухне, лоснится, дразня посуду,
     образ, в масле, мыслителя, чья родня
     доживает в Европе. И отсюда -- тома Золя,
     Бальзака, канделябры, балясины, капители
     и вообще колоннада, в чьем стройном теле
     размещены установки класса "земля-земля".

     Но уютней всего в восточном -- его -- крыле.
     В окнах спальни синеет ольшаник, не то орешник,
     и сверчок верещит, не говоря уже о скворешнях
     с их сверхчувствительными реле.
     Здесь можно вечером щелкнуть дверным замком,
     остаться в одной сиреневой телогрейке.
     Вдалеке воронье гнездо как шахна еврейки,
     с которой был в молодости знаком,
     но, спасибо, расстались. И ничто так не клонит в сон,
     как восьмизначные цифры, составленные в колонку,
     да предсмертные вопли сознавшегося во всем
     сына, записанные на пленку.