В городке, из которого смерть расползалась по школьной карте,
     мостовая блестит, как чешуя на карпе,
     на столетнем каштане оплывают тугие свечи,
     и чугунный лес скучает по пылкой речи.
     Сквозь оконную марлю, выцветшую от стирки,
     проступают ранки гвоздики и стрелки кирхи;
     вдалеке дребезжит трамвай, как во время оно,
     но никто не сходит больше у стадиона.
     Настоящий конец войны -- это на тонкой спинке
     венского стула платье одной блондинки,
     да крылатый полет серебристой жужжащей пули,
     уносящей жизни на Юг в июле.