Вижу колонны замерших звуков,
     гроб на лафете, лошади круп.
     Ветер сюда не доносит мне звуков
     русских военных плачущих труб.
     Вижу в регалиях убранный труп:
     в смерть уезжает пламенный Жуков.

     Воин, пред коим многие пали
     стены, хоть меч был вражьих тупей,
     блеском маневра о Ганнибале
     напоминавший средь волжских степей.
     Кончивший дни свои глухо в опале,
     как Велизарий или Помпей.

     Сколько он пролил крови солдатской
     в землю чужую! Что ж, горевал?
     Вспомнил ли их, умирающий в штатской
     белой кровати? Полный провал.
     Что он ответит, встретившись в адской
     области с ними? "Я воевал".

     К правому делу Жуков десницы
     больше уже не приложит в бою.
     Спи! У истории русской страницы
     хватит для тех, кто в пехотном строю
     смело входили в чужие столицы,
     но возвращались в страхе в свою.

     Маршал! поглотит алчная Лета
     эти слова и твои прахоря.
     Все же, прими их -- жалкая лепта
     родину спасшему, вслух говоря.
     Бей, барабан, и, военная флейта,
     громко свисти на манер снегиря.