Боясь расплескать, проношу головную боль
     в сером свете зимнего полдня вдоль
     оловянной реки, уносящей грязь к океану,
     разделившему нас с тем размахом, который глаз
     убеждает в мелочных свойствах масс.
     Как заметил гном великану.

     В на попа поставленном царстве, где мощь крупиц
     выражается дробью подметок и взглядом ниц,
     испытующим прочность гравия в Новом Свете,
     все, что помнит твердое тело pro
     vita sua -- чужого бедра тепло
     да сухой букет на буфете.

     Автостадо гремит; и глотает свой кислород,
     схожий с локтем на вкус, углекислый рот;
     свет лежит на зрачке, точно пыль на свечном огарке.
     Голова болит, голова болит.
     Ветер волосы шевелит
     на больной голове моей в буром парке.