И. Н. Медведевой

        I

     Октябрь. Море поутру
     лежит щекой на волнорезе.
     Стручки акаций на ветру,
     как дождь на кровельном железе,
     чечетку выбивают. Луч
     светила, вставшего из моря,
     скорей пронзителен, чем жгуч;
     его пронзительности вторя,
     на весла севшие гребцы
     глядят на снежные зубцы.

        II

     Покуда храбрая рука
     Зюйд-Веста, о незримых пальцах,
     расчесывает облака,
     в агавах взрывчатых и пальмах
     производя переполох,
     свершивший туалет без мыла
     пророк, застигнутый врасплох
     при сотворении кумира,
     свой первый кофе пьет уже
     на набережной в неглиже.

        III

     Потом он прыгает, крестясь,
     в прибой, но в схватке рукопашной
     он терпит крах. Обзаведясь
     в киоске прессою вчерашней,
     он размещается в одном
     из алюминиевых кресел;
     гниют баркасы кверху дном,
     дымит на горизонте крейсер,
     и сохнут водоросли на
     затылке плоском валуна.

        IV

     Затем он покидает брег.
     Он лезет в гору без усилий.
     Он возвращается в ковчег
     из олеандр и бугенвилей,
     настолько сросшийся с горой,
     что днище течь дает как будто,
     когда сквозь заросли порой
     внизу проглядывает бухта;
     и стол стоит в ковчеге том,
     давно покинутом скотом.

        V

     Перо. Чернильница. Жара.
     И льнет линолеум к подошвам...
     И речь бежит из-под пера
     не о грядущем, но о прошлом;
     затем что автор этих строк,
     чьей проницательности беркут
     мог позавидовать, пророк,
     который нынче опровергнут,
     утратив жажду прорицать,
     на лире пробует бряцать.

        VI

     Приехать к морю в несезон,
     помимо матерьяльных выгод,
     имеет тот еще резон,
     что это -- временный, но выход
     за скобки года, из ворот
     тюрьмы. Посмеиваясь криво,
     пусть Время взяток не берет --
     Пространство, друг, сребролюбиво!
     Орел двугривенника прав,
     четыре времени поправ!

        VII

     Здесь виноградники с холма
     бегут темно-зеленым туком.
     Хозяйки белые дома
     здесь топят розоватым буком.
     Петух вечерний голосит.
     Крутя замедленное сальто,
     луна разбиться не грозит
     о гладь щербатую асфальта:
     ее и тьму других светил
     залив бы с легкостью вместил.

        VIII

     Когда так много позади
     всего, в особенности -- горя,
     поддержки чьей-нибудь не жди,
     сядь в поезд, высадись у моря.
     Оно обширнее. Оно
     и глубже. Это превосходство --
     не слишком радостное. Но
     уж если чувствовать сиротство,
     то лучше в тех местах, чей вид
     волнует, нежели язвит.