Китаец так походит на китайца,
     как заяц -- на другого зайца.
     Они настолько на одно лицо,
     что кажется: одно яйцо
     снесла для них старушка-китаянка,
     а может быть -- кукушка-коноплянка.

     Цветок походит на другой цветок.
     Так ноготок похож на ноготок.
     И василек похож на василек.
     По Менделю не только стебелек,
     но даже и сама пыльца
     не исключает одного лица.

     И много-много дней уже подряд
     мы, не желая напрягать свой взгляд
     в эпоху авторучек и ракет,
     так получаем нацию, букет.
     Нет ценности у глаза пионерской
     и пристальности селекционерской.

     Когда дракон чешуйчатый с коня
     Егория -- в том случае, меня
     сразит, и, полагаю, навсегда
     перевернет икону -- и когда
     в гробу лежать я буду, одинок,
     то не цветы увижу, а венок.

     Желая деве сделать впечатленье,
     цветочных чашечек дарю скопленье,
     предпочитая исключенью -- массу.
     Вот так мы в разум поселяем расу,
     на расстояние -- увы -- желтка
     опасность удаляя от белка.

     Весь день брожу я в пожелтевшей роще
     и нахожу предел китайской мощи
     не в белизне, что поджидает осень,
     а в сень ступив вечнозеленых сосен.
     И как бы жизни выхожу за грань.
     "Поставь в ту вазу с цаплями герань!"