В ганзейской гостинице "Якорь",
     где мухи садятся на сахар,
     где боком в канале глубоком
     эсминцы плывут мимо окон,

     я сиживал в обществе кружки,
     глазея на мачты и пушки
     и совесть свою от укора
     спасая бутылкой Кагора.

     Музыка гремела на танцах,
     солдаты всходили на транспорт,
     сгибая суконные бедра.
     Маяк им подмигивал бодро.

     И часто до боли в затылке
     о сходстве его и бутылки
     я думал, лишенный режимом
     знакомства с его содержимым.

     В восточную Пруссию въехав,
     твой образ, в приспущенных веках,
     из наших балтических топей
     я ввез контрабандой, как опий.

     И вечером, с миной печальной,
     спускался я к стенке причальной
     в компании мыслей проворных,
     и ты выступала на волнах...