Мы продолжаем жить.
     Мы читаем или пишем стихи.
     Мы разглядываем красивых женщин,
     улыбающихся миру с обложки
     иллюстрированных журналов.
     Мы обдумываем своих друзей,
     возвращаясь через весь город
     в полузамерзшем и дрожащем трамвае:
     мы продолжаем жить.

     Иногда мы видим деревья,
     которые
     черными обнаженными руками
     поддерживают бесконечный груз неба,
     или подламываются под грузом неба,
     напоминающего по ночам землю.
     Мы видим деревья,
     лежащие на земле.
     Мы продолжаем жить.
     Мы, с которыми ты долго разговаривал
     о современной живописи,
     или с которыми пил на углу
     Невского проспекта
     пиво, --
     редко вспоминаем тебя.
     И когда вспоминаем,
     то начинаем жалеть себя,
     свои сутулые спины,
     свое отвратительно работающее сердце,
     начинающее неудобно ерзать
     в грудной клетке
     уже после третьего этажа.
     И приходит в голову,
     что в один прекрасный день
     с ним -- с этим сердцем --
     приключится какая-нибудь нелепость,
     и тогда один из нас
     растянется на восемь тысяч километров
     к западу от тебя
     на грязном асфальтированном тротуаре,
     выронив свои книжки,
     и последним, что он увидит,
     будут случайные встревоженные лица,
     случайная каменная стена дома
     и повисший на проводах клочок неба, --
     неба,
     опирающегося на те самые деревья,
     которые мы иногда замечаем...