Снег в сумерках кружит, кружит.
     Под лампочкой дворовой тлеет.
     В развилке дерева лежит.
     На ветке сломанной белеет.
     Не то, чтобы бело-светло.
     Но кажется (почти волнуя
     ограду) у ствола нутро
     появится, кору минуя.

     По срубленной давно сосне
     она ту правду изучает,
     что неспособность к белизне
     ее от сада отличает.
     Что белый свет -- внутри него.
     Но, чуть не трескаясь от стужи,
     почти не чувствуя того,
     что снег покрыл ее снаружи.
     Но все-таки безжизнен вид.
     Мертвеет озеро пустое.
     Их только кашель оживит
     своей подспудной краснотою.