С Гомером долго ты беседовал один,
       Тебя мы долго ожидали,
И светел ты сошел с таинственных вершин
       И вынес нам свои скрижали.
И что ж? ты нас обрел в пустыне под шатром,
       В безумстве суетного пира,
Поющих буйну песнь и скачущих кругом
       От нас созданного кумира.
Смутились мы, твоих чуждаяся лучей.
       В порыве гнева и печали
Ты проклял ли, пророк, бессмысленных детей,
       Разбил ли ты свои скрижали?
О, ты не проклял нас. Ты любишь с высоты
       Скрываться в тень долины малой,
Ты любишь гром небес, но также внемлешь ты
       Жужжанью пчел над розой алой.
Таков прямой поэт. Он сетует душой
       На пышных играх Мельпомены,
И улыбается забаве площадной
       И вольности лубочной сцены,
То Рим его зовет, то гордый Илион,
       То скалы старца Оссиана,
И с дивной легкостью меж тем летает он
       Вослед Бовы иль Еруслана.