11. ДВАДЦАТЬ ПЕРВОЕ ОКТЯБРЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

   Не могу передать, что я почувствовал, услышав ответ Фолстена. То был не
ужас, нет, а скорее что-то вроде чувства покорности судьбе!  Мне  кажется,
что все  это  не  столько  осложнит  положение,  сколько  может  послужить
развязкой драмы! И вот я совершенно спокойно иду к Роберту Кертису на бак.
   Узнав, что бутыль, содержащая  тридцать  фунтов  пикрата  калия,  иначе
говоря, количество, достаточное, чтобы взорвать целую  гору,  находится  в
глубине трюма, в самом очаге пожара, и что "Ченслер" с  минуты  на  минуту
может взорваться, Роберт Кертис даже глазом не моргнул, только  на  лбу  у
него залегли складки да зрачки расширились.
   - Так! - говорит он мне. - Ни слова об этом... Где этот Руби?
   - На юте.
   - Идемте со мной, господин Казаллон!
   Мы отправляемся на ют, где продолжают пререкаться инженер и торговец.
   Роберт Кертис подходит прямо к ним.
   - Это вы сделали? - спрашивает он Руби.
   - Ну да, я, - спокойно отвечает Руби, который думает, что виноват разве
только в провозе запрещенного груза.
   Мне показалось на одно мгновение,  что  Роберт  Кертис  сейчас  задушит
злосчастного  пассажира,   не   понимающего   всей   опасности   подобного
безрассудства. Но помощник капитана сдерживается,  и  я  замечаю,  как  он
закладывает руки за спину, чтобы не поддаться соблазну и не схватить  Руби
за горло.
   Затем начинает спокойно  допрашивать  торговца.  Тот  подтверждает  мои
слова. Среди  его  товаров  находится  бутыль,  содержащая  приблизительно
тридцать фунтов взрывчатого вещества.
   Руби  поступил  в  данном  случае  с  неосторожностью,  присущей,  надо
признаться, англосаксам, и погрузил взрывчатую  смесь  в  трюм  корабля  с
такой же беспечностью, с  какой  француз  поставил  бы  туда  обыкновенную
бутылку вина. И если он не сказал капитану о содержимом  бутыли,  то  лишь
потому, что, как ему было хорошо известно, тот отказался бы принять его на
борт своего корабля.
   - Все это дело  выеденного  яйца  не  стоит,  -  замечает  он,  пожимая
плечами, - если же бутыль вам мешает, прикажите выбросить ее в  море!  Мой
груз застрахован!
   При этом заявлении я уже  не  могу  больше  сдерживаться,  так  как  не
обладаю хладнокровием Роберта Кертиса.
   Вне себя от гнева я подбегаю к Руби и, прежде  чем  помощнику  капитана
удается меня остановить, кричу:
   - Негодяй, разве вы не знаете, что на борту пожар?
   Я тут же пожалел об этих словах, но было слишком поздно! Они  произвели
на Руби потрясающее впечатление. Несчастного охватил панический страх.  От
ужаса он застыл на месте, волосы стали  дыбом,  глаза  вылезли  из  орбит,
дыхание стало прерывистым, как у астматика, язык онемел.  Внезапно  пальцы
его задвигались, он оглядел палубу "Ченслера", которая с минуты на  минуту
может взлететь на воздух и,  размахивая  руками,  соскочил  с  юта,  упал,
поднялся и начал бегать по кораблю. Тут к нему вернулся дар речи, и с  его
губ сорвались зловещие слова:
   - Пожар, пожар на борту!
   Услышав этот крик, на палубу сбегаются все матросы, видимо полагая, что
огонь пробился наружу и настала минута спасаться  на  шлюпках.  Появляются
также пассажиры, мистер Кир с женой, мисс  Херби,  оба  Летурнера.  Роберт
Кертис хочет заставить Руби замолчать, но тот от страха потерял рассудок.
   Суматоха царит  неописуемая.  Миссис  Кир  падает  в  обморок.  Муж  не
обращает на нее никакого внимания, предоставляя мисс  Херби  ухаживать  за
ней. Матросы уже схватили тали, чтобы снять шлюпку и спустить ее на воду.
   Я сообщаю Летурнерам то, чего они не знают, а именно,  что  груз  объят
пламенем. Взволнованный отец думает только об  Андре  и  прижимает  его  к
себе, словно стараясь защитить.  Юноша  сохраняет  полное  хладнокровие  и
старается успокоить отца, повторяя,  что  непосредственной  опасности  еще
нет.
   Между тем Роберту  Кертису  удается  с  помощью  лейтенанта  остановить
матросов. Он заверяет их, что пожар не усилился, а пассажир  Руби  потерял
голову  и  сам  не  знает,  что  говорит.  Он  убеждает  их  не  поступать
опрометчиво,  так  как  все  успеют  покинуть  корабль,  когда  это  будет
необходимо...
   Матросы останавливаются, услышав  голос  помощника  капитана,  которого
любят и уважают. Он добивается от них того, чего капитан Хантли не мог  бы
добиться, и шлюпка остается на месте.
   Большое счастье, что Руби не заикнулся о пикрате калия,  находящемся  в
трюме. Если бы матросы узнали правду, если бы поняли, что  "Ченслер"  стал
вулканом, готовым взорваться у них под ногами, они вышли бы из повиновения
и, несмотря на все уговоры, непременно сбежали бы с корабля.
   Помощник капитана, инженер Фолстен и я - одни только знаем, как  ужасны
могут быть последствия пожара, и это должно быть известно только нам.
   Едва только порядок восстановлен, мы с Робертом Кертисом отправляемся к
Фолстену на ют. Инженер оставался там среди общей паники  и,  скрестив  на
груди руки, обдумывал, вероятно, какую-нибудь  проблему  по  механике.  Мы
просим его не говорить  никому  ни  слова  о  новом  несчастье,  вызванном
неосторожностью Руби.
   Фолстен обещает хранить молчание. Что же до капитана  Хантли,  которому
еще не известен весь ужас нашего положения, то Роберт Кертис  сам  берется
поставить его в известность.
   Но прежде всего надо принять меры  в  отношении  Руби,  ибо  несчастный
совершенно лишился рассудка. Он  не  сознает,  что  делает,  и  продолжает
бегать по палубе с криками: "Пожар! Пожар!"
   Роберт Кертис приказывает матросам  схватить  пассажира.  Руби  удается
связать, заткнуть ему рот и перенести в каюту, где он будет находиться под
постоянным присмотром.
   Роковое слово так и не сорвалось с его губ!



12. ДВАДЦАТЬ ВТОРОЕ - ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЕ ОКТЯБРЯ

   Роберт Кертис  все  сообщил  капитану  Хантли;  формально  он  все  еще
является командиром  корабля,  от  которого  нельзя  скрывать  создавшееся
положение.
   На это сообщение капитан не ответил ни слова. Проведя рукой по лбу, как
человек, который хочет отогнать от себя докучливую мысль,  он  преспокойно
вошел в свою каюту, не сделав никакого распоряжения.
   Роберт Кертис, лейтенант, Фолстен и  я  держим  совет,  и  меня  крайне
поражает хладнокровие, с которым мы относимся к постигшей нас беде.
   Мы обсуждаем все шансы на спасение, и Роберт Кертис говорит под конец:
   - Пожар остановить невозможно, жара в носовой части стала  невыносимой.
Наступит момент, и, вероятно, очень скоро, когда огонь прорвется, наконец,
сквозь  палубу.  Если  волнение  на  море  позволит  нам   воспользоваться
шлюпками, то мы еще до этого покинем "Ченслер". Если же бежать  с  корабля
не удастся, мы будем бороться с огнем до последней возможности. Кто знает,
не легче ли будет затушить пожар, когда он вырвется наружу? Возможно,  что
мы скорее одолеем явного врага, чем тайного.
   - Я вполне согласен с вами, - спокойно отвечает инженер.
   - И я тоже, - говорю я. - Но, господин Кертис, учитываете ли вы, что  в
глубине трюма находятся тридцать фунтов взрывчатого вещества?
   - Нет, господин Казаллон, - это пустяки, и они не в счет! Зачем мне зря
беспокоиться? Могу ли я вынуть  из  горящего  груза  бутыль  с  взрывчатым
веществом, да еще спустившись в трюм, куда нельзя открыть доступ  воздуха.
Нет! Об этом и помышлять нечего. Не взорвется ли пикрат калия раньше,  чем
я закончу эту фразу? Вполне возможно! Огонь либо доберется до  него,  либо
не доберется. Следовательно, то обстоятельство, о котором вы говорите, для
меня не существует. Избавить всех нас от ужасного конца - дело бога, а  не
мое.
   Роберт Кертис говорит все это спокойно, серьезно, мы же молча  опускаем
головы. При таком бурном морс спастись бегством  нельзя,  -  значит,  надо
забыть об этом.
   "Взрыв не обязателен, но возможен", - сказал бы формалист.
   Такое замечание с прекраснейшим в мире хладнокровием сделал инженер.
   - У меня к вам есть вопрос, господин Фолстен, - говорю я тогда. - Может
ли пикрат калия воспламениться без предварительного толчка?
   - Безусловно, - отвечает инженер. - В  обычных  условиях  пикрат  калия
воспламеняется так же, как порох. Ergo... [следовательно (лат.)]
   Да, Фолстен сказал "Ergo". Похоже,  право,  что  он  читает  лекцию  по
химии.
   Мы поднимаемся  на  палубу.  Выходя  из  кают-компании,  Роберт  Кертис
сжимает мне руку.
   - Господин Казаллон, - говорит он, не пытаясь скрыть свое  волнение,  -
"Ченслер" - это корабль, который я так люблю... Видеть, как  его  пожирает
огонь, и быть бессильным, совершенно бессильным!..
   - Господин Кертис, ваше волнение...
   - Сударь, простите меня, в эту минуту я потерял власть  над  собой!  Вы
один видели, как я страдаю. Но этого больше  не  будет,  -  добавляет  он,
стараясь овладеть собой.
   - Значит, положение безнадежно?
   - Безнадежно, - бесстрастно повторяет Роберт Кертис. - Мы  привязаны  к
мине, фитиль которой зажжен! Остается узнать, долго ли он будет гореть.
   Сказав это, Роберт Кертис ушел.
   Во всяком случае, ни матросы, ни пассажиры не знают,  насколько  опасно
наше положение.
   С тех пор как стало известно  о  пожаре,  мистер  Кир  занялся  отбором
наиболее ценных вещей  и,  конечно,  позабыл,  о  жене.  Заявив  помощнику
капитана,  что  необходимо   затушить   огонь,   он   возложил   на   него
ответственность за  все  последствия  пожара,  удалился  в  свою  каюту  в
кормовой части судна и больше не показывался. Миссис Кир все время стонет,
и, несмотря на свои чудачества, несчастная женщина внушает  жалость.  Мисс
Херби считает себя более  чем  когда-либо  обязанной  ухаживать  за  своей
госпожой и  проявляет  исключительную  самоотверженность.  Я  не  могу  не
восхищаться этой молодой девушкой, для которой долг - это все.
   На  следующий  день,  23  октября,  капитан  Хантли  пригласил   своего
помощника к себе в каюту, где между  ними  произошел  следующий  разговор,
который мне и передал Роберт Кертис.
   - Господин  Кертис,  -  говорит  капитан,  блуждающий  взгляд  которого
свидетельствует о помрачении рассудка, - ведь я моряк, не правда ли?
   - Да, сударь!
   - Так вот, представьте себе, что я позабыл свое дело... Не понимаю, что
со мной...  но  я  забываю...  не  знаю...  Разве  мы  не  взяли  курс  на
северо-восток по выходе из Чарлстона?
   - Нет, сударь, -  отвечает  Роберт  Кертис,  -  мы  все  время  шли  на
юго-восток, согласно вашему приказу.
   - Однако мы везем груз в Ливерпуль?
   - Конечно.
   - А как... как называется наш корабль, господин Кертис?
   - "Ченслер".
   - Ах, да! "Ченслер"... Где он сейчас находится?
   - Несколько южнее тропика Рака.
   - Так вот, сударь, я не берусь вести его на север... Нет! Не могу... Не
хочу выходить из каюты... Вид моря мне противен...
   - Надеюсь, сударь, что заботливый уход...
   - Да... да! Увидим... позже. А сейчас  я  дам  вам  приказ,  последний,
который вы от меня получите.
   - Я вас слушаю.
   - Начиная с этой минуты, сударь, я  -  ничто  на  борту  корабля  и  вы
принимаете его командование... Обстоятельства сильнее меня, не могу больше
бороться... Что-то плохо соображаю  и  мне  очень  не  по  себе,  господин
Кертис, - добавляет Сайлас Хантли, сжимая лоб обеими руками.
   Помощник капитана внимательно вглядывается  в  того,  кто  до  сих  пор
командовал кораблем, и ограничивается ответом:
   - Хорошо, сударь!
   Потом, поднявшись на палубу, он передает мне этот разговор.
   - Если этот человек окончательно и не сошел с ума, - говорю я, - то  во
всяком случае он душевнобольной. Хорошо, что капитан добровольно отказался
от командования.
   - Я замещаю его в очень тяжелых условиях, - заявляет Роберт  Кертис.  -
Ну что же, я исполню свой долг.
   Сказав это, Роберт  Кертис  подзывает  матроса  и  приказывает  вызвать
боцмана, который тотчас же является.
   - Боцман, - говорит ему Роберт Кертис, - соберите экипаж у грот-мачты.
   Через несколько минут все матросы "Ченслера" уже толпятся в назначенном
месте.
   Роберт Кертис становится среди них.
   - Ребята, - говорит  он  спокойно,  -  в  этом  тяжелом  для  всех  нас
положении и по причинам, о которых  я  не  хочу  говорить,  Сайлас  Хантли
сложил с себя обязанности капитана. С сегодняшнего дня на  борту  командую
я.
   Так Роберт Кертис стал капитаном "Ченслера",  и  это  назначение  может
лишь послужить к общему благу.  Теперь  во  главе  экипажа  стоит  человек
решительный и надежный, готовый на все ради  нашего  спасения.  Летурнеры,
Фолстен и я тотчас же поздравляем Роберта Кертиса,  к  нам  присоединяются
лейтенант и боцман.
   Корабль продолжает идти на юго-запад, и Роберт  Кертис,  велев  поднять
все паруса, стремится поскорее добраться до ближайшего из Малых Антильских
островов.



13. С ДВАДЦАТЬ ЧЕТВЕРТОГО ПО ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОЕ ОКТЯБРЯ

   Все эти пять дней море  очень  неспокойно.  И  хотя  "Ченслер"  идет  с
попутным ветром и волной, его так и подбрасывает. Находясь на этом горящем
брандере, мы не имеем ни минуты покоя  и  завистливым  взглядом  созерцаем
окружающую нас воду, которая притягивает, завораживает.
   - А почему бы не прорубить отверстие в палубе? - спрашиваю я у  Роберта
Кертиса. - Пусть вода зальет трюм. Велика ли беда, если корабль наполнится
водой? Ведь, потушив пожар, можно будет насосами откачать воду!
   - Я уже говорил вам и повторяю, господин Казаллон,  -  отвечает  Роберт
Кертис, - что едва только воздух проникнет в  трюм,  как  пожар  мгновенно
распространится и пламя охватит  весь  корабль  от  киля  до  клотика!  Мы
бессильны  что-либо  сделать.  Бывают  обстоятельства,  когда  надо  иметь
мужество ждать.
   - Да, герметически заделать все щели - вот единственное средство борьбы
с пожаром. Этим-то как раз и занимаются матросы.
   Между тем пожар все больше распространяется и, быть может, быстрее, чем
мы предполагаем. Стало так жарко, что пассажиры вынуждены  искать  убежище
на палубе и в двух кормовых каютах с большими иллюминаторами; только там и
можно еще дышать. Миссис Кир не покидает одну  из  них,  а  другую  Роберт
Кертис  предоставил  торговцу  Руби.  Я  несколько   раз   навещал   этого
несчастного, который совершенно потерял рассудок, и его приходится держать
связанным, иначе он разнесет в щепки дверь каюты. Странное дело!  В  своем
безумии он не забыл о пожаре и жалобно  стонет,  точно  в  силу  какого-то
непонятного физиологического явления ощущает настоящие ожоги.
   Я не раз заходил также к бывшему капитану. Он вполне спокоен  и  здраво
рассуждает обо всем, кроме мореплавания. Касаясь  этого  предмета,  Сайлас
Хантли становится невменяемым. Я предложил больному поухаживать за ним, по
он отказался. Из своей каюты он не выходит.
   Сегодня  помещение  экипажа  полно  едким,  удушливым  дымом,   который
проникает сквозь перегородку. Ясно, что пожар приближается с этой стороны,
и, прислушавшись, можно даже расслышать глухое шипение. Но ведь для  того,
чтобы огонь разгорелся, надо много кислорода. Где  же  отверстие,  которое
осталось  незамеченным  во  время  наших  поисков?   Страшная   катастрофа
близится! Быть может, это вопрос нескольких дней, нескольких часов.  А  на
море, к несчастью, такое волнение,  что  нечего  и  думать  о  том,  чтобы
спустить шлюпки.
   По приказу  Роберта  Кертиса  перегородку  покрыли  брезентом,  который
беспрестанно  поливают   водой.   Несмотря   на   это,   дым   по-прежнему
распространяется вместе с влажным горячим  воздухом  и  наполняет  носовую
часть корабля, где становится невозможно дышать.
   Хорошо, что  грот-мачта  и  фок-мачта  железные.  Не  будь  этого,  они
загорелись бы у основания, упали бы на палубу и мы погибли бы.
   Роберт  Кертис  велел  поставить  все  паруса,  какие  у  нас  есть,  и
подгоняемый усилившимся  северо-восточным  ветром  "Ченслер"  быстро  идет
вперед.
   Вот уже две недели, как начался пожар, и он  разгорается,  так  как  мы
бессильны бороться с ним. Управлять судном становится все труднее.  Ют  не
приходится над  трюмом,  и  там  еще  можно  ходить,  но  зато  на  палубу
невозможно ступить, вплоть до бака, даже в обуви на толстой подошве.  Вода
больше не охлаждает досок, которые лижет  снизу  огонь,  и  они  коробятся
посредине. Пазы  расходятся.  Смола  плавится,  закипает  вокруг  суков  и
растекается капризными узорами, следуя крену судна, которое из  стороны  в
сторону швыряют волны.
   Вдруг в довершение несчастья ветер резко меняет направление и  начинает
дуть с такой бешеной силой, что напоминает ураганы, какие бывают иногда  в
этих местах. Он лишь отдаляет нас от Антильских  островов,  к  которым  мы
стремимся. Роберт Кертис пытается сопротивляться буре и приводит "Ченслер"
к ветру, но сила ветра так велика, что нам  остается  спасаться  бегством,
чтобы  избавиться  от  свирепых  валов,  особенно  страшных,   когда   они
обрушиваются на кормовую часть судна.
   Двадцать девятого октября  ярость  шторма  доходит  до  предела.  Волны
неистовствуют, обдавая брызгами  весь  корабль.  Спустить  шлюпку  в  море
невозможно - она мгновенно затонула бы. Одни  из  нас  спасаются  на  юте,
другие на баке. Смотрим друг на друга, боясь произнести хоть слово.
   Мы даже не думаем  о  бутыли  с  пикратом  калия.  Мы  забыли  об  этих
"пустяках", как сказал Роберт Кертис. Не пожелать ли, право, чтобы корабль
взорвался, - по крайней мере наступит развязка. Говоря об этом, я хочу как
можно точнее выразить наше общее чувство. Человек, которому долго угрожает
опасность, начинает  под  конец  призывать  ее,  ибо  ожидание  неизбежной
катастрофы ужаснее самой катастрофы.
   Капитан  Кертис  своевременно  позаботился   о   том,   чтобы   извлечь
продовольствие из камбуза, куда сейчас уже нельзя попасть. От жары  и  так
уже испортилось много  провизии,  но  несколько  бочонков  с  солониной  и
сухарями, бочонок водки, бочки с водой все-таки вытащили на палубу.  Рядом
положили несколько одеял, инструменты, компас, запасные паруса, чтобы  при
первой возможности немедленно покинуть корабль.
   В восемь часов вечера, несмотря на вой урагана, слышится громкий  треск
огня. Доски на палубе поднимаются под напором горячего воздуха,  и  из-под
них вырываются черные клубы дыма, словно пар из-под крышки парового котла.
   Матросы бросаются к Роберту Кертису, ожидая его приказаний. У всех одна
мысль: бежать с этого вулкана, который вот-вот начнет  действовать  у  нас
под ногами!
   Роберт Кертис  окидывает  взглядом  океан  с  его  огромными  бушующими
волнами. К шлюпке, укрепленной посреди палубы, уже нельзя приблизиться, но
еще можно использовать лодку, подвешенную  у  правого  борта,  и  вельбот,
висящий на корме корабля.
   Матросы бегут к лодке.
   - Назад! - кричит Роберт Кертис. - Назад! Иначе мы  лишимся  последнего
шанса на спасение!
   Несколько обезумевших матросов во главе с Оуэном все же хотят  спустить
лодку. Роберт Кертис бросается на ют и, схватив топор, предупреждает:
   - Проломлю голову первому, кто дотронется до талей!
   Матросы отступают. Одни лезут на ванты. Другие взбираются на марсы.
   В одиннадцать часов утра в трюме раздаются громкие взрывы. Это лопаются
переборки, открывая путь раскаленному воздуху и  дыму.  Тотчас  же  потоки
пара вырываются  из  помещения  экипажа,  и  длинный  язык  пламени  лижет
фок-мачту.
   Раздаются крики.  Миссис  Кир,  поддерживаемая  мисс  Херби,  торопливо
покидает свою каюту,  которой  угрожает  огонь.  Затем  появляется  Сайлас
Хантли с черным от дыма лицом и, поклонившись  Роберту  Кертису,  спокойно
направляется  на  корму,  поднимается  по  выбленкам  и   усаживается   на
крюйс-марсе.
   Увидев Сайласа  Хантли,  я  вспоминаю  о  другом  человеке,  оставшемся
запертым под ютом, в каюте, к которой, возможно, уже подобрался огонь.
   Нельзя же  дать  погибнуть  несчастному  Руби!  Я  спешу  к  трапу,  но
сумасшедший уже разорвал свои путы и появляется  на  палубе  с  опаленными
волосами, в горящей одежде. Без единого крика шагает он по тлеющим доскам,
не чувствуя боли от ожогов. Он  попадает  в  клубы  черного  дыма,  но  не
задыхается. Точно саламандра в образе человека, Руби идет сквозь огонь!
   Слышится новый грохот, - это шлюпка разлетелась в щепы; крышка среднего
люка  вылетает,  разодрав  брезент,  и  столб  долго  сдерживаемого   огня
взвивается до середины мачты.
   В этот момент сумасшедший испускает дикий вопль и с его  губ  срываются
слова:
   -  Пикрат  калия!  Пикрат  калия!  Мы  все  взорвемся...   взорвемся!..
взорвемся!..
   И прежде чем кто-либо мог  его  остановить,  он  бросается  в  огненную
пучину трюма.



14. НОЧЬ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ

   Эта сцена потрясла нас, и, несмотря на  наше  отчаянное  положение,  мы
почувствовали весь ее ужас.
   Руби не стало, но его последние  слова,  возможно,  будут  иметь  самые
печальные последствия. Матросы слышали, как он кричал; "Пикрат калия". Они
поняли, что корабль может с минуты на минуту взлететь на воздух и  что  им
угрожает не только пожар, но и чудовищной силы взрыв.
   Несколько  матросов,  потеряв  всякое   самообладание,   хотят   бежать
немедленно, бежать любой ценой...
   - Лодка! Лодка! - кричат они.
   Безумцы, они не видят, не хотят видеть бушующего моря, не понимают, что
ни одна лодка не справится с валами, вздымающимися  на  головокружительную
высоту. Ничто не может их  удержать,  они  уже  не  подчиняются  капитану.
Роберт Кертис бросается в толпу  матросов  -  напрасно!  Оуэн  подстрекает
товарищей, найтовы отданы, и лодку перекидывают за борт.  Следуя  движению
корабля, она с минуту раскачивается в воздухе, но цепляется  за  поручень.
Матросы не без труда высвобождают ее. Лодка уже почти касается  воды,  как
вдруг чудовищная волна подхватывает  ее,  относит  в  сторону  и  затем  с
неодолимой силой швыряет о корпус "Ченслера".
   Шлюпка и лодка  уничтожены,  у  нас  остался  только  хрупкий  и  узкий
вельбот.
   Матросы остолбенели, пораженные  ужасом.  Слышен  лишь  свист  ветра  в
снастях да треск и шипение огня. Пожар свирепствует  в  глубине  судна,  и
потоки почерневшего от сажи пара, вырываясь из люка, столбом поднимаются к
небу. С кормы не видно, что делается на носу  корабля,  так  как  огненная
завеса разделяет "Ченслер" на две части.
   Пассажиры и два-три человека из экипажа укрылись в  задней  части  юта.
Миссис Кир лежит без сознания на клетках для кур, а мисс Херби сидит подле
нее.  Господин  Летурнер  прижимает  к  груди  сына.  Нервное  возбуждение
овладевает мной, и  я  не  в  силах  с  ним  справиться.  Инженер  Фолстен
хладнокровно посматривает на часы и засекает время в блокноте.
   Что делается на носу, где, по всей  вероятности,  находятся  лейтенант,
боцман и остальной экипаж, нам не  видно.  Всякое  сообщение  между  двумя
половинами корабля прервано, и никто  не  может  пробиться  сквозь  завесу
огня, вырывающегося из центрального люка.
   Я подхожу к Роберту Кертису.
   - Надежда потеряна? - спрашиваю я.
   - Нет, - отвечает он. - Теперь,  когда  люк  открыт,  мы  обрушим  туда
потоки воды, и, может быть, нам удастся затушить пожар!
   - Но как же работать шлангами на горящей палубе, господин  Кертис?  Как
давать приказания сквозь пламя?
   Роберт Кертис не отвечает.
   - Все погибло? - снова спрашиваю я.
   - Нет, нет! - повторяет Роберт Кертис. - Я не отчаюсь до тех пор,  пока
от "Ченслера" останется хоть одна доска.
   Пожар между тем все усиливается. Вода в  море  приобретает  красноватый
оттенок. Заревом полыхают облака у нас над головой. Длинные языки  пламени
вырываются из люков, и нам приходится искать спасения на гакаборте. Миссис
Кир кладут в подвешенный вельбот, мисс Херби занимает место рядом с ней.
   Какая страшная ночь! Чье перо сумеет описать весь этот ужас!
   Разыгравшийся не на шутку ураган раздувает точно огромными мехами  этот
пылающий костер, и "Ченслер"  несется  во  мраке,  похожий  на  гигантский
брандер. Нет иной альтернативы: либо броситься в море,  либо  погибнуть  в
пламени!
   Так, значит, пикрат калия не взорвется? Огненная бездна не разверзнется
под нашими ногами! Руби солгал! В трюме нет взрывчатого вещества!
   В половине двенадцатого, когда море разбушевалось не  на  шутку,  среди
рева разъяренных стихий слышится характерный треск,  которого  так  боятся
моряки, и на носу корабля раздается крик:
   - Буруны, буруны с правого борта!
   Роберт Кертис вскакивает на  борт,  окидывает  быстрым  взглядом  белые
гребни волн и, повергнувшись к рулевому, повелительно кричит:
   - Лево на борт!
   Слишком поздно... чудовищная волна подхватывает "Ченслер", и мы ощущаем
глухой толчок. Корабль ударяется кормовой частью, киль  его  упирается  во
что-то твердое, и бизань-мачта, переломившись у основания, падает в  море.
"Ченслер" недвижим.



15. ПРОДОЛЖЕНИЕ НОЧИ ДВАДЦАТЬ ДЕВЯТОГО ОКТЯБРЯ

   Полночь еще не наступила. Луны нет, кругом кромешная тьма. Мы не знаем,
где наш корабль наскочил на  риф.  Быть  может,  подгоняемый  штормом,  он
достиг американского берега и с рассветом мы увидим землю?
   Я сказал, что, ударившись несколько раз кормой, "Ченслер"  остановился.
Вскоре на носу слышится грохот цепей, и Роберт Кертис понимает, что  якоря
отданы.
   - Отлично! - говорит он. - Лейтенант с боцманом отдали оба якоря.  Надо
надеяться, корабль не сорвется.
   Я вижу, что Роберт Кертис идет по направлению  к  границе,  переступить
которую не позволяет огонь. Он добирается до русленей правого борта,  куда
как раз кренится  корабль,  и  несколько  минут  стоит  там,  несмотря  на
окатывающие его огромные волны. Он  прислушивается.  Можно  подумать,  что
среди шума бури он различает какой-то особый звук.
   Наконец, Роберт Кертис возвращается на ют.
   - Вода вливается в трюм, - говорит он. - Да поможет нам небо! Возможно,
она победит огонь!
   - Ну, а потом? - спрашиваю я.
   - "Потом" - это будущее, господин Казаллон, а оно в руках божьих! Будем
думать только о настоящем! - отвечает Роберт Кертис.
   Первое, что надо сделать, это испытать насосы,  но  их  нельзя  достать
среди пламени. Может быть, корабль получил пробоину и теперь вода заливает
огонь. Мне кажется, пожар утихает. Слышится глухое  шипение,  говорящее  о
борьбе двух стихий. Без сомнения, трюм  наполняется  и  нижний  ряд  тюков
хлопка уже затоплен. Ну что ж!  Пусть  вода  затушит  пожар,  а  потом  мы
справимся с ней. Надо надеяться, она окажется менее  страшна,  чем  огонь!
Вода - это стихия моряка, и он привык ее побеждать!
   До утра остается три часа, ночь тянется бесконечно, и мы ждем рассвета,
терзаясь  беспокойством.  Где  мы?  Неизвестно,  Несомненно   одно:   буря
мало-помалу  стихает,  ярость  волн  уменьшается.  По-видимому,  "Ченслер"
налетел на подводную скалу через час после наибольшей высоты  прилива,  но
это трудно определить точно, без предварительных  расчетов  и  наблюдений.
Если это так, то есть надежда, что, затушив пожар, мы без труда снимемся с
рифа в следующий же прилив.
   Около половины пятого утра огненная завеса,  отделяющая  нос  от  кормы
корабля, понемногу рассеивается, и мы  замечаем,  наконец,  темную  группу
людей. Это экипаж, укрывавшийся на баке. Скоро сообщение восстанавливается
между обеими частями судна, и лейтенант с боцманом перебираются на  ют  по
поручням, так как на палубу невозможно ступить.
   Капитан Кертис, лейтенант и боцман  совещаются  в  моем  присутствии  и
приходят к заключению, что не следует ничего предпринимать до  утра.  Если
земля недалеко и волнение немного утихнет, мы достигнем берега на вельботе
или на плоту. Если же не видно земли и "Ченслер" потерпел аварию далеко  в
море, надо постараться снять его с рифа, наскоро починить и  добраться  до
ближайшего порта.
   - Трудно угадать, где мы находимся, -  говорит  Роберт  Кертис,  мнение
которого разделяют лейтенант и боцман, - северо-западный ветер,  очевидно,
отнес "Ченслер" довольно далеко к югу. Я давно  уже  не  определял  высоту
солнца, но, насколько я знаю, в этой части Атлантики  нет  никаких  рифов.
Возможно,  поэтому  мы  потерпели  крушение  где-нибудь  у  берегов  Южной
Америки.
   - Но мы по-прежнему находимся под угрозой взрыва, -  замечаю  я.  -  Не
лучше ли покинуть "Ченслер" и укрыться...
   - На этом рифе? - возражает Роберт Кертис. - Но что мы знаем о нем?  Не
покрывается ли он водой во время прилива?  Разве  можно  его  осмотреть  в
такой темноте? Подождем до утра, там будет видно.
   Я немедленно передаю слова Роберта Кертиса остальным пассажирам. В  них
нет ничего  особенно  ободряющего,  но  никто  не  хочет  думать  о  новой
опасности, грозящей кораблю, э том случае, если  он,  на  наше  несчастье,
налетел на неведомый риф в нескольких стах  милях  от  берега.  Мы  думаем
только об одном: вода теперь работает на нас и успешно борется с  пожаром,
сводя на нет опасность взрыва.
   В самом деле, из люка вместо яркого пламени повалил густой черный  дым.
Несколько огненных языков еще мелькают среди его темных клубов,  но  почти
тотчас же гаснут. Треск  огня  сменяется  свистом  воды,  испаряющейся  из
внутреннего очага пожара.  Безусловно,  море  делает  то,  чего  не  могли
сделать все наши шланги и ведра, и действительно,  чтобы  затушить  пожар,
вспыхнувший среди тысячи семисот тюков хлопка, требовалось по меньшей мере
наводнение!



16. ТРИДЦАТОЕ ОКТЯБРЯ

   Утро уже забрезжило, но туман ограничивает поле зрения. Земли не видно,
и все же мы нетерпеливо всматриваемся в западную и южную часть океана.
   Вода почти совсем спала. Корабль, который с полным грузом  имеет  около
пятнадцати футов осадки, сидит теперь не глубже чем на  шесть  футов.  Над
поверхностью океана торчат там и  сям  верхушки  подводных  скал,  наверно
базальтовых, если судить по их окраске. Каким образом  "Ченслер"  оказался
посреди этих рифов? Очевидно, он был подхвачен огромной волной,  что  я  и
почувствовал за несколько мгновений до аварии. Я изучаю расположение скал,
окружающих корабль, и не могу себе представить, как нам удастся  выбраться
отсюда. "Ченслер" имеет большой дифферент на  нос,  что  очень  затрудняет
передвижение по палубе; кроме того, с тех пор как вода  убывает,  он  стал
крениться на левый борт. Роберт Кертис опасался  даже,  как  бы  во  время
отлива корабль не опрокинулся, но крен больше не увеличивается, и  в  этом
отношении бояться нечего.
   В шесть  часов  утра  чувствуются  сильные  толчки.  Это  бизань-мачта,
унесенная волнами, снова приплыла и ударяется о бок "Ченслера".  В  то  же
время раздаются крики и слышится несколько  раз  повторенное  имя  Роберта
Кертиса.
   Посмотрев в ту сторону, откуда доносятся  крики,  мы  видим  в  неясном
свете зарождающегося дня человека, вцепившегося в  крюйс-марс.  Это  чудом
избежавший смерти Сайлас Хантли, которого увлекла за собой упавшая в  море
мачта.
   Пренебрегая  опасностью,  Роберт  Кертис  бросается  на  помощь  своему
бывшему капитану и вытаскивает его из воды. Сайлас Хантли,  не  сказав  ни
слова, усаживается в самом отдаленном углу юта.  Это  уже  не  человек,  а
какая-то безвольная тень, с ним никто больше не считается.
   Наконец, удается подвести бизань-мачту к "Ченслеру" и крепко  привязать
с подветренной стороны, чтобы она не угрожала больше пробить корпус судна,
к тому же этот обломок нам еще, быть может, пригодится.
   Теперь, когда достаточно рассвело, туман понемногу  рассеивается.  Море
уже видно на расстоянии более трех миль в окружности, но нигде нет  ничего
похожего на берег. Гряда рифов с  милю  длиною  тянется  с  юго-запада  на
северо-восток. На севере, не более чем в двухстах саженях  от  "Ченслера",
выступает из воды островок  неправильной  формы.  Это  не  что  иное,  как
причудливое  нагромождение  скал,  футов  в  пятьдесят  высотой,  и  море,
наверно, не покрывает их даже в самый сильный прилив. Мы сможем  в  случае
необходимости добраться до этого острова по узкой отмели, обнажающейся при
низкой воде.
   Вдали море снова принимает темную окраску. Глубина там большая и  гряда
рифов кончается.
   Огромное   разочарование   овладевает   всеми.   Действительно,   можно
опасаться, что за этими бурунами нет никакой земли.
   Уже  семь  часов,  -  стало  совсем  светло,  и  туман   исчез.   Четко
вырисовывается линия горизонта, но океан пустынен -  кругом  лишь  вода  и
небо.
   Роберт  Кертис  безмолвно,  напряженно  обозревает  океан,  взгляд  его
подолгу  задерживается  на  западной  части  горизонта.  Мы  с  господином
Летурнером стоим рядом, ловим малейшее его движение и ясно  читаем  мысли,
вихрем проносящиеся в голове  капитана.  Его  удивление  велико.  Ведь  он
считал, что корабль находится вблизи земли,  ибо  со  времени  поворота  у
Бермудских островов мы неизменно шли на юг. А между тем никакой  земли  не
видно.
   Роберт  Кертис  покидает  ют,  пробирается  по  борту   до   грот-вант,
поднимается по выбленкам  и  ловко  влезает  на  брам-стеньгу.  Оттуда  он
несколько минут старательно осматривает  бескрайнее  водное  пространство,
потом,  схватившись  за  один  из   бак-штагов,   соскальзывает   вниз   и
возвращается к нам.
   Мы смотрим на него вопрошающим взглядом.
   - Земли не видно! - холодно отвечает он на наш немой вопрос.
   Подходит мистер Кир и спрашивает раздраженно:
   - Где мы находимся, сударь?
   - Не знаю, - отвечает Роберт Кертис.
   - Вы должны это знать, - глупо заявляет торговец нефтью.
   - Пусть так! Но я все же не знаю!
   - Так имейте в виду, - продолжает мистер Кир, - что я не намерен  вечно
торчать на вашем корабле, сударь, и требую, чтобы вы продолжали путь!
   Роберт Кертис лишь пожимает плечами.
   Потом, обернувшись ко мне и Летурнеру, говорит:
   - Если покажется солнце, я определю его  высоту,  тогда  мы  узнаем,  в
какое место Атлантического океана нас забросила буря.
   И Роберт Кертис дает распоряжение выдать съестные припасы пассажирам  и
экипажу, в чем мы очень нуждаемся, так как истощены усталостью и  голодом.
Мы едим сухари с  консервированным  мясом.  Затем  капитан,  не  теряя  ни
минуты, начинает изыскивать средства, чтобы снять корабль с рифа.
   Пожар значительно уменьшился, и огонь уже  не  вырывается  наружу.  Дым
стал не такой густой, хотя он все еще черен, как сажа. Очевидно,  в  трюме
"Ченслера"  много  воды,  но  в  этом  убедиться  нельзя,  ибо  по  палубе
по-прежнему невозможно ходить.
   Роберт Кертис приказывает поливать тлеющие  доски,  и  через  два  часа
матросы могут спуститься на палубу.
   В первую очередь приступают  к  измерению  воды  в  трюме.  Этим  делом
занимается боцман.  Оказывается,  уровень  ее  достигает  пяти  футов,  но
капитан не дает приказа пустить в ход насосы, так как  хочет,  чтобы  вода
завершила свое дело. Сначала надо покончить с пожаром, потом с водой.
   Не лучше ли, однако, немедленно покинуть корабль и искать пристанища на
скалистом островке? Но капитан не согласен с этим, так же как лейтенант  и
боцман. И они правы, ведь при сильном волнении нельзя будет оставаться  на
этих скалах, даже на самых высоких из них, ибо валы все с них сметут.  Что
касается взрыва, то опасность  его  тоже  значительно  уменьшилась.  Вода,
несомненно, наполнила ту часть трюма, в которой находятся товары  Руби,  а
следовательно и бутыль с  пикратом  калия.  Итак,  решено,  что  никто  не
покинет "Ченслера". Мы тут же устраиваем на юте нечто вроде лагеря, причем
несколько  уцелевших  от  пожара  матрацев  предоставлены  двум  женщинам.
Матросы, которым удалось сберечь свои вещевые  мешки,  тащат  их  на  бак.
Здесь они и располагаются, так как их помещение не пригодно для жилья.
   Какое счастье, что повреждения в камбузе  не  очень  велики  и  большую
часть продуктов, а также бочки с водой,  удалось  спасти!  Склад  запасных
парусов, расположенный на носу, тоже остался нетронутым.
   Наконец-то наши испытания как будто подходят  к  концу!  Хочется  этому
верить, тем более что с утра ветер значительно  упал  и  в  открытом  море
стало немного спокойнее. Это очень хорошо,  ибо  волны  могли  бы  в  щепы
разнести "Ченслер" о твердые базальтовые скалы.
   Мы с Летурнерами долго беседовали  об  офицерах  и  матросах  и  об  их
поведении  перед  лицом   опасности.   Все   они   проявили   мужество   и
решительность. Особенно отличились  лейтенант  Уолтер,  боцман  и  плотник
Даулас. Да, у нас на корабле  есть  славные  люди  и  хорошие  моряки,  на
которых можно положиться. О Роберте  Кертисе  не  приходится  и  говорить.
Сегодня, как и всегда, он полон энергии, всюду поспевает, ничто не застает
его врасплох. Капитан воодушевляет матросов словом  и  делом,  он  -  душа
всего экипажа, который беспрекословно ему повинуется.
   Между тем в семь часов утра вода начала прибывать.  Сейчас  одиннадцать
часов, и все гребни рифов уже скрылись в волнах. Как и следовало  ожидать,
вместе с приливом стал повышаться уровень воды в трюме "Ченслера".  Вскоре
лот показывает девять футов, значит затоплены новые ряды тюков  хлопка,  с
чем нас можно только поздравить.
   С  тех  пор  как  наступил  прилив,  большая  часть  скал,   окружающих
"Ченслер", исчезла под водой. Видны только очертания  маленького  круглого
бассейна диаметром в двести пятьдесят -  триста  футов,  в  северном  углу
которого находится "Ченслер". Море здесь довольно  спокойно,  и  волны  не
доходят до корабля. При неподвижности нашего судна это - большое  счастье,
так как иначе валы разбивались бы о него, как об утес.
   Наконец, в  половине  двенадцатого  весьма  кстати  показалось  солнце,
которое с десяти часов скрывалось за облаками. Капитан  еще  ранним  утром
успел вычислить часовой угол и теперь готовится определить  меридиональную
высоту, чтобы в полдень сделать точную обсервацию.
   Затем он удаляется  в  свою  каюту,  вычисляет  координаты  корабля  и,
возвращаясь на ют, говорит нам:
   - Мы находимся на восемнадцатом градусе пятой минуте северной широты  и
сорок пятом градусе пятьдесят третьей минуте западной долготы.
   Капитан тут же разъясняет  положение  судна  тем,  кто  мало  знаком  с
долготами и широтами. Роберт Кертис прав, что ничего не хочет скрывать. Он
за то, чтобы каждый из нас уяснил себе положение.
   "Ченслер" потерпел аварию на 18o5' северной широты  и  45o53'  западной
долготы, наскочив на риф, не обозначенный на карте. Спрашивается,  как  до
сих пор могли не знать о существовании рифов в этой  части  Атлантического
океана?  По-видимому,  наш  островок  появился  сравнительно  недавно.  Не
вулканического ли он происхождения? Не знаю, как можно иначе объяснить его
возникновение.
   Как бы то ни было, а островок находится по крайней  мере  в  восьмистах
милях от Гвианы, то есть от ближайшей к нам земли, -  вот  что  совершенно
точно показывают вычисленные Робертом Кертисом координаты.
   "Ченслер", таким образом, отклонился  к  югу  вплоть  до  восемнадцатой
параллели, сначала из-за безрассудного упрямства Сайласа Хантли,  а  потом
по причине штормового северо-западного ветра, от которого он вынужден  был
спасаться бегством. Значит, ему  надо  еще  пройти  более  восьмисот  миль
прежде, чем он достигнет ближайшего берега.
   Положение серьезное, но все, что нам сказал  капитан,  не  слишком  нас
расстроило, во всяком случае в данный момент. Какие  опасности  могут  нас
испугать теперь, когда мы только что  избежали  угрозы  пожара  и  взрыва?
Совершенно забывается, что  трюм  "Ченслера"  заливает  водой,  что  земля
далеко, что, выйдя снова в море, корабль может затонуть в пути...  Мы  еще
находимся под  впечатлением  пережитых  ужасов  и,  немного  успокоившись,
склонны верить в благополучный исход плавания.
   Что сейчас предпримет Роберт Кертис? Очевидно то, чего требует  здравый
смысл: надо окончательно потушить пожар, выбросить в море  весь  груз  или
часть его,  не  позабыв  о  бутыли  с  пикратом  калия,  заделать  течь  и
воспользоваться приливом, чтобы как можно скорее покинуть риф.



17. ТРИДЦАТОЕ ОКТЯБРЯ. ПРОДОЛЖЕНИЕ

   Я беседовал с господином Летурнером о нашем положении.  По-моему,  если
все сложится хорошо, мы недолго останемся сидеть  на  рифе,  но  Летурнер,
по-видимому, не разделяет моего оптимизма.
   - А я, напротив, очень боюсь, - ответил он, - как бы  нам  не  пришлось
надолго задержаться на этих скалах!
   - Но почему? Выбросить за борт несколько сотен тюков хлопка не  так  уж
трудно и долго, - эту работу можно сделать за два-три дня.
   - Разумеется, господин Казаллон, выбросить тюки  -  дело  нехитрое.  Но
ведь проникнуть в трюм "Ченслера" нельзя, там нечем  дышать,  и,  пожалуй,
раньше как через несколько дней туда не попадешь, раз  груз  еще  горит  в
середине. И сможем ли мы вообще продолжать плавание,  даже  когда  потушим
пожар? Нет! Надо еще заделать течь, очевидно порядочную, и заделать  очень
тщательно, чтобы не пойти ко дну после того, как  мы  чуть  не  погибли  в
огне? Нет, господин Казаллон, я не  строю  себе  иллюзий  и  почел  бы  за
счастье, если бы нам удалось покинуть этот риф через три недели. И  дай-то
бог, чтобы буря не  разыгралась  прежде,  чем  мы  выйдем  в  море.  Иначе
"Ченслер" разобьется, как скорлупка, об этот  риф,  который  станет  нашей
могилой!
   В самом деле, такова наибольшая опасность, которая нам сейчас угрожает.
Пожар мы потушим, пробоину, надо думать, заделаем, но ведь мы  зависим  от
милости ветра. Пусть даже мы спасемся  от  бури,  взобравшись  на  вершину
скалы, но что станется с пассажирами и экипажем, если корабль разобьется о
скалы?
   - Доверяете ли вы Роберту Кертису, господин Летурнер? - спрашиваю я.
   - Безусловно, и считаю милостью божьей, что наш прежний капитан передал
ему командование судном. Я уверен, что Роберт  Кертис  сделает  решительно
все, чтобы найти выход из нашего трудного положения.
   Когда спрашиваешь капитана,  долго  ли  продлится  вынужденная  стоянка
"Ченслера", он неизменно отвечает, что ничего пока не может  сказать,  все
зависит от обстоятельств, но он надеется,  что  погода  не  испортится.  И
действительно, барометр  неуклонно  поднимается,  указывая  на  отсутствие
атмосферических колебаний. А это верный признак продолжительного безветрия
и счастливое предзнаменование для предстоящих нам работ.
   Время еще не ушло, и все мы энергично принимаемся за дело.
   Роберт Кертис хочет прежде всего окончательно потушить  огонь,  который
еще тлеет над уровнем воды, залившей трюм.
   О спасении груза не стоит и помышлять. Поэтому  остается  только  одно:
затушить огонь, залив его сверху водой. И вот снова прибегают к шлангам.
   Матросы вполне справляются с работой без посторонней помощи. Пассажиров
пока не привлекают, хоть все мы готовы предложить свои услуги,  и  ими  не
придется пренебрегать, когда вопрос станет о разгрузке корабля. В ожидании
этого мы с Летурнером  занимаемся  беседой,  чтением,  а  я,  кроме  того,
посвящаю  несколько  часов  своему  дневнику.  Инженер  Фолстен,   человек
малообщительный, он либо погружен в  цифры,  либо  чертит  эпюры  машин  с
планом, разрезами и видом снизу. Дай-то бог, чтобы он изобрел какой-нибудь
мощный механизм, который помог бы снять "Ченслер" с  рифов!  Что  касается
супругов  Кир,  то  они  держатся  в  стороне,  не  докучая   нам   своими
бесконечными пререканиями; к несчастью, мисс Херби вынуждена оставаться  с
ними, и мы видим молодую девушку очень мало,  а  то  и  совсем  не  видим.
Сайлас Хантли ни во что не вмешивается. Моряк в нем умер, а как человек он
не живет, а прозябает. Буфетчик Хоббарт исполняет  свои  обязанности  так,
словно на корабле ничего не случилось и он идет обычным курсом.
   Хоббарт - личность до приторности угодливая. Он очень скрытен, и у него
бывают вечные  раздоры  с  поваром  Джинкстропом  -  грубым,  уродливым  и
нахальным негром, который слишком  много  времени  проводит  с  остальными
матросами.
   Итак, развлечений на борту очень мало. К счастью, мне пришла  в  голову
мысль исследовать незнакомый риф, на который наткнулся "Ченслер". Прогулка
не обещает быть ни долгой, ни интересной, но это единственная  возможность
хоть на несколько часов покинуть корабль и изучить островок, происхождение
которого, несомненно, очень любопытно.
   Кроме того, очень важно снять план рифа, не обозначенного на картах.  Я
думаю, что мы с  Летурнерами  вполне  справимся  с  этой  гидрографической
задачей, предоставив Роберту Кертису  дополнить  ее  точными  координатами
островка.
   Мое предложение поддержано Летурнерами. Нам предоставляют  вельбот,  и,
захватив с собой гирю и лотлинь, мы покидаем "Ченслер" 31 октября утром  в
сопровождении лишь одного матроса-гребца.



18. С ТРИДЦАТЬ ПЕРВОГО ОКТЯБРЯ ПО ПЯТОЕ НОЯБРЯ

   Прежде всего мы обошли вокруг островка, имеющего около четверти мили  в
длину.
   Это маленькое "кругосветное путешествие" быстро закончено, и с лотом  в
руках мы устанавливаем, что берега островка  почти  отвесно  обрываются  у
воды. Глубина здесь очень велика и не подлежит сомнению,  что  островок  -
результат  внезапного  поднятия   морского   дна,   вызванного   действием
плутонических сил.
   Словом, происхождение  островка,  несомненно,  вулканическое.  Куда  ни
кинешь взгляд, всюду видны базальтовые глыбы, словно старательно уложенные
рукою человека  и  своей  правильной  призматической  формой  напоминающие
гигантские кристаллы.
   Море вокруг так изумительно прозрачно, что  легко  различить  основание
этого любопытного надводного сооружения, тоже состоящее из сросшихся между
собою базальтовых призм.
   - Что за  странный  островок!  -  восклицает  господин  Летурнер.  -  И
безусловно недавнего происхождения!
   - Ты прав, отец, - подтверждает Андре. - Замечу только, что  этот  утес
образовался так же,  как  островок  Джулия  у  берегов  Сицилии  и  группа
островов Санторин в Эгейском море. Природа словно нарочно создала его  для
того, чтобы он послужил пристанищем "Ченслеру".
   -  По-видимому,  здесь  недавно  произошло  поднятие  морского  дна,  -
вмешиваюсь я в разговор, - ибо этот риф  не  обозначен  даже  на  новейших
картах. Не заметить же моряки его не могли, так как пути  многих  кораблей
пересекают эту часть Атлантического океана. Давайте же  получше  исследуем
островок и сообщим о нем мореплавателям.
   - А не исчезнет ли он так же внезапно, как и появился? - замечает Андре
Летурнер. - Вы же знаете, господин Казаллон,  что  острова  вулканического
происхождения весьма недолговечны. Едва наш остров нанесут на  карту,  как
от него, быть может, не останется и следа.
   - Неважно, сынок, - возражает господин Летурнер, - лучше указать  людям
на несуществующую опасность, чем позабыть о вполне реальной угрозе. Уверяю
тебя, моряки не вправе будут жаловаться, если не найдут больше  рифа  там,
где мы его обозначим!
   - Твоя правда, отец, - отвечает Андре, - ведь не исключена возможность,
что островок просуществует столько же, сколько и  материки.  Но  если  ему
суждено исчезнуть, пусть это  произойдет  через  несколько  дней.  Капитан
Кертис успеет как раз исправить все повреждения, и вместе  с  тем  ему  не
придется снимать корабль с рифа.
   - Право, Андре, - шутливо восклицаю я,  -  вы  собираетесь  самовластно
распоряжаться природой. Вы желаете,  чтобы  она  воздвигала  и  уничтожала
острова по вашему усмотрению, ради ваших удобств! Создав риф, чтобы помочь
затушить пожар на  "Ченслере",  она  по  мановению  вашей  палочки  должна
опустить его на дно океана и таким образом освободить корабль.
   - Ничего я не хочу, господин Казаллон, -  отвечает,  улыбаясь,  молодой
человек, - кроме одного - возблагодарить бога за его  несомненную  помощь.
Ему угодно было забросить наш корабль на эту  подводную  скалу,  и  он  же
спустит его на воду, когда придет время.
   - А мы со своей стороны приложим все усилия, чтобы помочь  самим  себе,
не так ли, друзья?
   - Да, господин Казаллон, - серьезно отвечает господин Летурнер, -  ведь
люди должны  сами  себе  помогать.  Однако  Андре  прав,  доверяясь  богу.
Конечно, пускаясь в дальнее плавание, человек проявляет все  те  качества,
которыми  одарила  его  природа.  Но  среди  безграничного  океана,  среди
бушующих стихий он чувствует, насколько хрупко его суденышко и как сам  он
слаб и беспомощен! Поэтому я думаю, что у моряка должен быть такой  девиз:
"Уверенность в себе, вера в бога!"
   - Вполне разделяю ваше мнение, сударь, - замечаю я,  -  по-моему,  мало
найдется моряков, для которых не существует бога!
   Беседуя так, мы тщательно исследуем  основание  островка  и  все  более
убеждаемся в  том,  что  он  возник  совсем  недавно.  В  самом  деле,  на
базальтовых скалах не видно ни одной ракушки, ни единого пучка водорослей.
Любитель естественной истории не стал бы затрачивать время на исследования
этого нагромождения камней, где отсутствуют флора и фауна, где не  найдешь
ни моллюсков, ни водорослей. Ветер не занес еще сюда ни единого семечка, и
морские птицы  никогда  не  залетали  сюда.  Один  только  геолог  мог  бы
обнаружить интересный для  изучения  материал,  исследуя  эти  базальтовые
глыбы, сохранившие еще следы своего вулканического происхождения.
   Наш вельбот как раз возвращается к южному мысу островка,  где  потерпел
аварию "Ченслер". Я предлагаю своим спутникам сойти на берег, и они охотно
соглашаются.
   - Если островку суждено исчезнуть, - смеясь, говорит Андре, - пусть  на
него хоть раз ступит нога человека!
   Лодка причаливает, и мы выходим на берег. Андре опережает нас:  в  этом
месте скат довольно пологий, и молодой человек может идти без  посторонней
помощи.
   Отец Летурнер остается позади, рядом со мной, и мы поднимаемся по очень
удобному склону на самую большую скалу.
   Через четверть часа мы уже наверху и  все  трое  садимся  отдохнуть  на
базальтовую призму - это самая  высокая  точка  островка.  Андре  Летурнер
достает из кармана  записную  книжку  и  начинает  зарисовывать  островок,
который очень четко выделяется на зеленом фоне моря.
   На небе ни облачка. Отлив только что обнажил последние рифы, образующие
на юге узкий  канал,  по  которому  и  прошел  "Ченслер"  перед  тем,  как
наскочить на подводную скалу.
   Форма  островка  довольно  странная  и  очень  напоминает  окорок.   Мы
находимся как раз там, где этот окорок утолщается.
   Едва  только  Андре  зарисовал  очертания  островка,   как   его   отец
восклицает:
   - Ведь ты нарисовал окорок, сынок!
   - Да, отец, - отвечает Андре, - окорок из  базальта,  размеры  которого
порадовали бы Гаргантюа. Если только капитан Кертис согласится, мы назовем
этот риф Хэм-Рок [Ветчинный риф (англ.)].
   - Удачное название, - говорю я, - риф Хэм-Рок! Но  пусть  мореплаватели
не слишком приближаются к нему, надо иметь крепкие  зубы,  чтобы  отведать
этакой ветчинки.
   "Ченслер" наскочил на южную оконечность  островка,  то  есть  на  ножку
окорока, и  находится  в  маленькой  бухточке,  образованной  ее  загнутым
концом. Нос у корабля опущен, и он сильно кренится, ибо вода сейчас сильно
спала.
   Как только набросок  Андре  Летурнера  закончен,  мы  идем  обратно  по
другому склону утеса, полого спускающемуся к западу, и скоро нашим  взорам
открывается красивый грот. При взгляде на него можно, право, подумать, что
это одно из тех чудесных произведений, которые природа создала на Гебридах
и особенно на острове  Стаффа.  Летурнеры,  посетившие  Фингалову  пещеру,
говорят, что наш грот -  точная  ее  копия,  только  в  миниатюре.  Те  же
призматические глыбы, образовавшиеся в  результате  охлаждения  базальтов;
тот же черный готический свод с желтыми орнаментами; та же чистота рисунка
призматических граней, которые ни  один  архитектор  не  мог  бы  обтесать
лучше. Наконец, тот же мелодичный шум ветра, эхом отдающийся в базальтовых
глыбах,  который  древние  кельты  приписывали   игре   на   арфах   неких
таинственных теней. Но если в гроте на острове Стаффа под ногами  струится
вода, то наш грот целиком  вымощен  тем  же  крепким  базальтом,  и  волны
заливают его лишь в сильную бурю.
   - Есть еще одно различие, - замечает Андре Летурнер,  -  если  грот  на
острове Стаффа - великолепный готический собор, то наш грот -  всего  лишь
придел в этом соборе! Ну, кто бы мог подумать, что  на  неизвестном  рифе,
затерянном среди океана, встретится такое чудо природы?
   Отдохнув около часа на Хэм-Роке, мы возвращаемся по берегу островка  на
"Ченслер". Сообщаем Роберту  Кертису  о  своих  открытиях,  и  он  наносит
островок на корабельную карту под наименованием,  которое  дал  ему  Андре
Летурнер.
   С тех пор мы не пропускали ни одного дня, чтобы не побывать на Хэм-Роке
и не провести там нескольких приятных часов. Роберт Кертис  также  посетил
островок, но он слишком озабочен и не уделил  должного  внимания  красотам
грота. Фолстен съездил туда один раз, чтобы  исследовать  природу  скал  и
отколоть несколько кусков базальта с бесцеремонностью геолога. Мистер  Кир
не пожелал двинуться с места и все время провел на  корабле.  Я  предложил
как-то миссис Кир сопутствовать  нам,  но  она  боялась,  что  переезд  на
вельботе ее утомит, и отказалась.
   Господин Летурнер спросил со своей стороны мисс Херби, не хочется ли ей
осмотреть островок. Молодая девушка  чуть  было  не  согласилась,  радуясь
возможности избавиться хотя бы на час от тирании своей капризной  хозяйки,
но, когда она обратилась к миссис  Кир  за  разрешением,  та  отказала  ей
наотрез.
   Я был возмущен поведением миссис Кир и  вступился  за  ее  компаньонку.
Дело обошлось не  без  борьбы,  но,  так  как  мне  приходилось  оказывать
небольшие услуги эгоистической даме и я могу еще  пригодиться  в  будущем,
она уступила под конец моим настояниям.
   Мисс Херби несколько раз сопровождала нас во время  этих  прогулок.  Мы
ловим рыбу на побережье островка и весело завтракаем в гроте, слушая,  как
звучат от дуновения ветерка невидимые арфы. И мы поистине счастливы, видя,
как радуется вырвавшаяся на свободу мисс Херби. Конечно, островок мал,  но
ничто в мире еще не казалось таким большим и прекрасным  молодой  девушке.
Мы тоже полюбили этот голый риф, и вскоре на нем  не  осталось  ни  одного
неизвестного нам камня, ни одной неисследованной расселины. По сравнению с
палубой "Ченслера" это - целый мир, и я уверен, что в  минуту  отъезда  мы
покинем островок не без грусти.
   Кстати, Андре Летурнер  сообщил  нам,  что  остров  Стаффа  принадлежит
семейству Мак-Дональда, которое сдает его в аренду  за  двенадцать  фунтов
стерлингов [триста франков (прим.авт.)] в год.
   - А как вы думаете, господа, - спросила мисс Херби, - можно бы сдать  в
аренду наш островок больше чем за полкроны?
   - За него и пенни не дадут, мисс, - сказал я смеясь.  -  Уж  не  вы  ли
намерены арендовать его?
   - Нет, что вы, господин Казаллон, - ответила молодая девушка,  подавляя
вздох, - а между тем  это  может  быть  единственное  место,  где  я  была
счастлива!
   - И я тоже! - прошептал Андре.
   Сколько скрытой  боли  чувствуется  в  словах  мисс  Херби!  Несчастная
сирота, не имеющая ни родных, ни друзей, нашла проблеск  счастья  лишь  на
этом неведомом рифе посреди Атлантического океана!



19. С ШЕСТОГО ПО ЧЕТЫРНАДЦАТОЕ НОЯБРЯ

   В первые пять дней после аварии из трюма  "Ченслера"  вырывался  густой
едкий дым, потом он понемногу стал редеть, и 6 ноября можно  уже  считать,
что пожар  прекратился.  Из  предосторожности  Роберт  Кертис  приказывает
по-прежнему накачивать воду в трюм, так что корпус судна залит теперь чуть
ли не до межпалубного пространства. Только во время отлива  вода  в  трюме
убывает, понижаясь до уровня моря.
   - Раз вода вытекает так быстро, значит пробоина получилась  большая,  -
говорит мне Роберт Кертис.
   И  в  самом  деле,  пробоина  в  корпусе  оказалась  не  менее  четырех
квадратных футов. Один из  матросов,  Флейпол,  нырнув  при  низкой  воде,
определил место и размеры повреждения. Течь открывается в  тридцати  футах
от руля; три доски обшивки выбиты при ударе  приблизительно  на  два  фута
выше килевого шпунта. Огромная сила толчка объясняется не только  штормом,
бушевавшим  тогда  на  море,  но  и  значительной  осадкой   судна.   Даже
удивительно, что корпус не был  проломлен  в  нескольких  местах.  Что  же
касается течи, то  пока  еще  невозможно  сказать,  легко  ли  удастся  ее
заделать. Для  этого  надо  вытащить  или  переместить  груз,  чтобы  дать
плотнику осмотреть поврежденное место. Но пройдет еще дня два прежде,  чем
можно будет проникнуть в трюм и вытащить оттуда тюки хлопка, уцелевшие  от
огня.
   А пока что Роберт Кертис трудится не покладая рук,  и  матросы  усердно
следуют его примеру. Выполнен ряд важных работ.
   Так, капитан приказал поставить упавшую во время  аварии  бизань-мачту,
которую удалось втащить  на  риф  вместе  со  всем  такелажем.  С  помощью
установленных на корме кранов мачта поднята на борт судна. Плотник  Даулас
мастерски  приделал  ее  к  прежнему  основанию.   Обе   сломанные   части
крепко-накрепко соединены железными болтами.
   Вслед  за  этим  матросы  тщательно  пересмотрели  все  снасти,  заново
натянули ванты, фордуны и штаги,  сменили  несколько  парусов,  привели  в
порядок бегучий такелаж, и теперь можно спокойно продолжать плавание.
   Есть еще много работы на корме и на носу "Ченслера", ибо ют и помещение
экипажа сильно пострадали от огня; необходимо все отремонтировать  заново,
а это потребует времени и труда. Времени у нас достаточно, есть и  рабочие
руки, и мы скоро сможем опять занять свои каюты.
   Только восьмого числа удалось приступить к  разгрузке  "Ченслера".  Так
как во время прилива груз покрывается водой, у люков устанавливают тали, и
мы помогаем матросам вытаскивать из трюма тяжелые тюки хлопка, по  большей
части совершенно испорченные. Их грузят по одному в вельбот и перевозят на
риф.
   Когда верхний слой тюков выгружен, приходится  подумать  о  том,  чтобы
откачать, хотя бы частично, наполняющую трюм воду.  Для  этого  необходимо
прежде всего как можно скорее-заделать  пробоину.  Это  трудное  дело,  но
боцман и матрос Флейпол превосходно справляются с ним. Во время отлива они
ныряют в море  под  корму  корабля,  добираются  до  пробоины  и  забивают
отверстие медным листом.  Но  так  как  лист  может  не  выдержать  напора
снаружи, когда вода из трюма будет  выкачена,  Роберт  Кертис  приказывает
навалить тюки хлопка на поврежденное место. В материале нет недостатка,  и
вскоре все дно "Ченслера"  как  бы  вымощено  тяжелыми  водонепроницаемыми
тюками, благодаря  чему,  надо  надеяться,  медный  лист  будет  держаться
крепче.
   Все удалось как нельзя лучше. И едва заработали насосы, уровень воды  в
трюме  стал  мало-помалу  снижаться,  что  дало   возможность   продолжать
разгрузку.
   - Нам, вероятно, удастся подойти вплотную к пробоине  и  заделать  течь
изнутри, - говорит нам Роберт Кертис.  -  Конечно,  лучше  всего  было  бы
положить судно на бок и сменить доски обшивки, но мы не можем  предпринять
такой сложный ремонт, к тому же я боюсь, как  бы  не  испортилась  погода.
Если корабль будет лежать на боку, его погубит первый же налетевший шквал.
Все же я ручаюсь, что течь будет прочно заделана и  вскоре  мы  попытаемся
достигнуть берега, не подвергая себя слишком большой опасности.
   После двух дней упорной работы выкачали  почти  всю  воду  и  закончили
выгрузку хлопка. Пассажирам пришлось в свою  очередь  взяться  за  насосы,
чтобы помочь матросам,  и  мы  добросовестно  справились  с  делом.  Андре
Летурнер работал вместе со всеми, несмотря на хромоту,  и  каждый  из  нас
выполнил долг по мере своих сил.
   Все же это утомительное дело, и мы не можем долго откачивать  воду,  не
отдыхая.  Руки  и  поясница  скоро  устают  от  бесконечного  подымания  и
опускания ручки насоса, и я понимаю, почему матросы  питают  отвращение  к
этой работе. А ведь надо  сознаться,  что  мы  находимся  в  благоприятных
условиях, поскольку судно стоит на месте и у нас  нет  под  ногами  бездны
океана. Мы не защищаем свою жизнь от угрожающего нам моря,  не  боремся  с
водой, которая вновь заливает судно  по  мере  того,  как  ее  выкачивают.
Дай-то бог, чтобы мы никогда больше не подверглись подобному испытанию  на
тонущем корабле.



20. С ПЯТНАДЦАТОГО ПО ДВАДЦАТОЕ НОЯБРЯ

   Сегодня удалось осмотреть трюм, где и была, наконец, обнаружена  бутыль
с пикратом калия. Она находилась близ кормы, куда, к счастью, еще не дошел
пожар. Бутыль цела и невредима, даже содержимое  не  попорчено  водой.  Ее
спрятали в надежном месте на дальнем краю островка. Но почему было тут  же
не бросить взрывчатое вещество в море? Не знаю, но, как  бы  то  ни  было,
бутыль не бросили.
   Роберт  Кертис  и  Даулас  установили  при  осмотре,   что   палуба   и
поддерживающие ее бимсы пострадали гораздо меньше, чем предполагалось.  От
сильного жара толстые крепкие доски и поперечные брусья лишь покоробились,
- очевидно, огонь обрушился главным образом на корпус "Ченслера".
   В  самом  деле,  внутренняя  обшивка  корабля   выгорела   на   большом
пространстве. То там,  то  тут  торчат  обугленные  концы  нагелей,  и,  к
несчастью, очень серьезно пострадал набор корабля.  Пенька  в  торцовых  и
продольных швах  усохла,  и  просто  чудо,  что  корабль  до  сих  пор  не
развалился.
   Нельзя не признать, что все  это  очень  неприятно.  "Ченслер"  получил
такие повреждения, которые нашими  средствами  невозможно  исправить,  тем
более что кораблю предстоит еще долгое плавание.
   Понятно,  что  капитан  и  плотник   возвращаются   с   осмотра   очень
озабоченные. Повреждения настолько серьезны, что, будь  Роберт  Кертис  на
острове, а не на утесе, который море грозит залить каждую минуту,  он,  не
колеблясь, разобрал бы судно, чтобы построить из него другое, поменьше, но
более надежное.
   Однако Роберт  Кертис  быстро  принимает  решение  и  собирает  всех  -
матросов и пассажиров - на палубе.
   - Друзья мои, - говорит он,  -  авария  гораздо  значительнее,  чем  мы
предполагали, корпус "Ченслера" сильно поврежден. Вместе с тем у  нас  нет
ни возможности, как следует починить судно, ни  времени,  чтобы  построить
новое, так как при первом шторме нас смоет с этого островка. Вот почему  я
предлагаю сделать следующее: заделать как можно лучше течь и добраться  до
ближайшей земли. Мы находимся лишь в восьмистах милях от порта  Парамарибо
на северном берегу голландской Гвианы и при благоприятной погоде будем там
через десять - двенадцать дней.
   Ничего другого не оставалось делать, и предложение Роберта Кертиса было
единодушно принято.
   Даулас со своими помощниками  тотчас  же  принялся  заделывать  течь  и
укреплять насколько возможно шпангоуты, поврежденные огнем. Ясно,  однако,
что "Ченслер" не выдержит длительного перехода и с него придется  сойти  в
первом же порту.
   Плотник конопатит также внешнюю обшивку судна  в  тех  местах,  которые
обнажаются во время отлива, но  он  ничего  не  может  сделать  с  частью,
неизменно скрытой  под  водой,  и  вынужден  ограничиться  там  внутренним
ремонтом.
   Работы заканчиваются 20 ноября. Сделав все, что  в  человеческих  силах
для восстановления корабля, Роберт Кертис решает в тот  же  день  выйти  в
море.
   Нечего и говорить, что как только выбросили груз  и  выкачали  воду  из
трюма, "Ченслер" сошел с рифа и оставался на поверхности воды даже в  часы
отлива. Из предосторожности, чтобы корабль не прибило к  рифу,  с  носа  и
кормы были отданы якоря. "Ченслер" стоял в маленькой естественной  гавани,
справа и слева защищенный скалами, которые  море  не  покрывает  даже  при
полной  воде.  В  самой  широкой   части   этой   гавани   "Ченслер"   мог
поворачиваться по ветру, причем этот маневр  облегчался  прикрепленными  к
рифу перлинями. В данный момент корабль был обращен носом к югу.
   По всей вероятности, вывести "Ченслер" в открытое море будет  нетрудно.
Надо либо поднять паруса при благоприятном ветре, либо дотащить  судно  на
буксире до конца пролива  при  противном  ветре.  Встретятся,  конечно,  и
некоторые трудности, которые надо будет преодолеть.
   В самом деле, вход в пролив преграждает подводная  скала,  и  даже  при
полной  воде  глубина,  там  едва  ли  достаточна  для  теперешней  осадки
"Ченслера". Если он и прошел над  этой  плотиной  перед  катастрофой,  то,
повторяю, потому, что его поднял огромный вал и перебросил в  естественную
гавань, о которой  я  уже  говорил.  К  тому  же  в  тот  день  наблюдался
исключительно  сильный  прилив,  один  из  тех,  что  бывает   в   периоды
равноденствия, и раньше нескольких месяцев он не повторится.
   Само собой разумеется, что Роберт Кертис не согласится ждать  несколько
месяцев. Сегодня полнолуние, и вода высока; следует воспользоваться  этим,
вывести корабль из гавани и, нагрузив его балластом,  чтобы  он  устойчиво
держался  под  парусами,  пуститься  в  дальний  путь.   Ветер   как   раз
благоприятный, северо-восточный. Дует он по направлению к проливу.  Однако
капитан поступает совершенно правильно, не желая пускаться на всех парусах
навстречу препятствию,  на  которое  может  наскочить  корабль,  прочность
которого  теперь  оставляет  желать  лучшего.  И  вот,  посоветовавшись  с
лейтенантом Уолтером, боцманом  и  плотником,  Роберт  Кертис  приказывает
тащить "Ченслер" на буксире. Один якорь отдают с  кормы  на  случай,  если
маневр не удастся и придется возвращаться обратно, два других  выносят  за
пролив, длина которого не превышает двухсот футов.  Цепи  наматываются  на
вал брашпиля, у которого работает весь экипаж, и в четыре  часа  пополудни
"Ченслер" начинает двигаться по направлению к проливу.
   В двадцать три минуты пятого прилив достигнет наивысшей точки. Остается
еще десять минут. "Ченслер" протащили так далеко, как только позволяет его
осадка, но вот передняя часть киля поднялась на подводную скалу, и корабль
остановился.
   И теперь, когда форштевень  "Ченслера"  преодолел  препятствие,  Роберт
Кертис  решает  присоединить  силу  действия  ветра  к  механической  силе
брашпиля и велит поставить верхние и нижние паруса.
   Однако пора!  Море  не  шелохнется.  Матросы  и  пассажиры  работают  у
брашпиля. Летурнеры, Фолстен и я стоим на правом борту, у  насоса.  Роберт
Кертис на юте наблюдает за парусами, лейтенант дежурит на баке,  боцман  у
руля.
   "Ченслер" несколько раз вздрагивает, прилив  слегка  приподнимает  его.
Море, к счастью, спокойно.
   - Ну, друзья,  -  кричит  Роберт  Кертис  своим  спокойным  решительным
голосом, - дружно, разом... вперед!
   Брашпиль вновь начинает работать. Слышно  позвякивание  цепей.  Проходя
через клюзы, они постепенно  натягиваются.  Ветер  крепчает,  и,  так  как
корабль не  может  развить  нужную  скорость,  мачты  гнутся  под  напором
парусов. Проходим футов двадцать. Один из матросов запевает громкую песню,
под  которую  легче  становится  работать.  Мы  удваиваем  усилия,  корпус
"Ченслера" дрожит...
   Напрасные старания! Прилив начинает спадать. Мы не пройдем.
   Однако "Ченслер" не  может  оставаться  на  подводной  скале  во  время
отлива, он потеряет равновесие и переломится надвое. По  приказу  капитана
быстро убирают паруса, кормовой  якорь  должен  немедленно  сослужить  нам
службу. Терять нельзя ни минуты. Корабль тянется назад, и все  замирают  в
страшной тревоге... Но "Ченслер" плавно скользит килем по подводной  скале
и возвращается обратно в маленькую гавань, которая становится  отныне  его
тюрьмой.
   - Господин капитан, как же мы теперь пройдем? - спрашивает боцман.
   - Не знаю, - отвечает Роберт Кертис, - но мы пройдем!