Был второй час ночи.
     Коммерции  советник  Иван  Васильевич  Котлов  вышел   из   ресторана
"Славянский базар" и поплелся вдоль по Никольской,  к  Кремлю.  Ночь  была
хорошая, звездная... Из-за  облачных  клочков  и  обрывков  весело  мигали
звезды, словно им  приятно  было  глядеть  на  землю.  Воздух  был  тих  и
прозрачен.
     "Около ресторана извозчики дороги, - думал  Котлов,  -  нужно  отойти
немного... Там дальше дешевле... И к тому же мне надо пройтись: я  объелся
и пьян".
     Около Кремля он нанял ночного ваньку.
     - На Якиманку! - скомандовал он.
     Ванька,  малый  лет  двадцати  пяти,  причмокнул  губами   и   лениво
передернул вожжами.  Лошаденка  рванулась  с  места  и  поплелась  мелкой,
плохенькой рысцой... Ванька попался Котлову самый  настоящий,  типичный...
Поглядишь  на  его  заспанное,  толстокожее,  угреватое  лицо  -  и  сразу
определишь в нем извозчика.
     Поехали через Кремль.
     - Который теперь час будет? - спросил ванька.
     - Второй, - ответил коммерции советник.
     - Так-с... А теплей стало! Были холода, а теперь  опять  потеплело...
Хромаешь, подлая! Э-э-э... каторжная!
     Извозчик приподнялся и проехался кнутом по лошадиной спине.
     - Зима! - продолжал он, поудобней усаживаясь и оборачиваясь к седоку.
- Не люблю! Уж больно я зябкий! Стою на морозе и весь коченею,  трясусь...
Подуй холод, а у меня уж и морда распухла... Комплекцыя такая! Не привык!
     - Привыкай... У тебя, братец, ремесло такое, что привыкать надо...
     -  Человек  ко  всему  привыкнуть  может,  это  действительно,   ваше
степенство... Да покеда привыкнешь, так раз двадцать замерзнешь...  Нежный
я человек, балованный, ваше степенство... Меня отец и мать избаловали.  Не
думали, что мне в извозчиках быть. Нежность на меня напускали. Царство  им
небесное! Как породили меня на теплой печке, так до десятого  годка  и  не
снимали оттеда. Лежал  я  на  печке  и  пироги  лопал,  как  свинья  какая
непутная... Любимый у них был... Одевали меня наилучшим  манером,  грамоте
для нежности  обучали.  Бывалыча  и  босиком  не  пробеги:  "Простудишься,
маленькой!" Словно не мужик, а барин. Побьет отец, а мать  плачет...  Мать
побьет - отцу жалко. Поедешь с отцом в лес за хворостом, а мать тебя в три
шубы кутает, словно ты в Москву собрался аль в Киев...
     - Разве богато жили?
     - Обнакновенно жили, по-мужицки... День прошел - и слава богу. Богаты
не были, да и с голоду, благодарить бога, не  мерли.  Жили  мы,  барин,  в
семействе... семейством, стало быть... Дед мой тогда  жив  был,  да  около
него два сына  жили.  Один  сын,  отец  мой  тоись,  женатый  был,  другой
неженатый. А я один паренечек был всего-навсего, всей семье на утеху -  ну
и баловали. Дед тоже баловал... У деда, знаешь, деньга была припрятана,  и
он воображение в себе такое имел, что я  не  пойду  по  мужицкой  части...
"Тебе, - говорит, - Петруха,  лавку  открою.  Расти!"  Напускали  на  меня
нежность-то, напускали, холили-холили, а вышло потом такое недоумение, что
совсем не до нежности... Дядя-то мой, дедов сын, а отцов  брат,  возьми  и
выкрадь у деда его деньги. Тыщи две было... Как выкрал, так с той  поры  и
пошло разоренье... Лошадей  продали,  коров...  Отец  с  дедом  наниматься
пошли... Известно, как это у нас в крестьянстве... А меня, раба божьего, в
пастухи... Вот она, нежность-то!
     - Ну, дядя-то твой? Он же что?
     - Он ничего... как и следовает... Снял на большой  дороге  трахтир  и
зажил припеваючи... Годов  через  пять  на  богатой  серпуховской  мещанке
женился. Тысяч восемь за  ней  взял...  После  свадьбы  трахтир  сгорел...
Отчего, это самое, ему не гореть, ежели он в обчестве застрахован?  Так  и
следовает... А после пожара уехал  он  в  Москву  и  снял  там  бакалейную
лавку... Таперь, говорят, богат стал и приступу к нему нет... Наши мужики,
хабаровские, видели его тут, сказывали... Я не видел... Фамилия его  будет
Котлов, а по имени и отечеству Иван Васильев... Не слыхали?
     - Нет... Ну, поезжай скорей!
     - Обидел нас  Иван  Васильев,  ух  как  обидел!  Разорил  и  по  миру
пустил... Не  будь  его,  нешто  я  мерз  бы  тут  при  своей  этой  самой
комплекции, при моей слабости? Жил бы да и поживал  в  своей  деревушке...
Эхх! Звонят вот к заутрене... Хочется мне господу  богу  помолиться,  чтоб
взыскал с него за всю мою муку... Ну, да бог с ним! Пусть его бог простит!
Дотерпим!
     - Направо к подъезду!
     - Слушаю... Ну, вот и доехали... А за побасенку  пятачишко  следовало
бы...
     Котлов вынул их кармана пятиалтынный и подал его ваньке.
     - Прибавить бы следовало! Вез ведь как! Да и почин...
     - Будет с тебя!
     Барин дернул звонок и через минуту исчез за резною дубовою дверью.
     А извозчик вскочил  на  козлы  и  поехал  медленно  обратно...  Подул
холодный ветерок... Ванька морщился и стал совать зябкие руки в оборванные
рукава.
     Он не привык к холоду... Балованный...