В один прекрасный вечер не менее прекрасный экзекутор,  Иван  Дмитрич
Червяков, сидел во втором ряду кресел и глядел в бинокль на "Корневильские
колокола". Он глядел и чувствовал себя на верху блаженства. Но вдруг...  В
рассказах часто встречается это "но вдруг". Авторы правы: жизнь так  полна
внезапностей! Но вдруг лицо его поморщилось,  глаза  подкатились,  дыхание
остановилось... он отвел от глаз бинокль, нагнулся и...  апчхи!!!  Чихнул,
как видите. Чихать никому и нигде не  возбраняется.  Чихают  и  мужики,  и
полицеймейстеры, и иногда даже и тайные советники.  Все  чихают.  Червяков
нисколько не  сконфузился,  утерся  платочком  и,  как  вежливый  человек,
поглядел вокруг себя: не обеспокоил ли он кого-нибудь своим  чиханьем?  Но
тут уж пришлось сконфузиться. Он увидел, что  старичок,  сидевший  впереди
него, в  первом  ряду  кресел,  старательно  вытирал  свою  лысину  и  шею
перчаткой и бормотал что-то. В старичке Червяков узнал статского  генерала
Бризжалова, служащего по ведомству путей сообщения.
     "Я его обрызгал! - подумал Червяков. - Не мой  начальник,  чужой,  но
все-таки неловко. Извиниться надо".
     Червяков кашлянул, подался туловищем вперед и  зашептал  генералу  на
ухо:
     - Извините, ваше - ство, я вас обрызгал... я нечаянно...
     - Ничего, ничего...
     - Ради бога, извините. Я ведь... я не желал!
     - Ах, сидите пожалуйста! Дайте слушать!
     Червяков сконфузился, глупо  улыбнулся  и  начал  глядеть  на  сцену.
Глядел он, но уж блаженства больше не чувствовал.  Его  начало  помучивать
беспокойство. В антракте он подошел к Бризжалову, походил  возле  него  и,
поборовши робость, пробормотал:
     - Я вас обрызгал, ваше - ство... Простите... Я ведь... не то чтобы...
     - Ах, полноте... Я уж забыл, а вы все о том же! -  сказал  генерал  и
нетерпеливо шевельнул нижней губой.
     "Забыл,  а  у  самого  ехидство  в  глазах,   -   подумал   Червяков,
подозрительно поглядывая на генерала. - И говорить не хочет. Надо  бы  ему
объяснить, что я вовсе не желал... что это закон природы, а  то  подумает,
что я плюнуть хотел. Теперь не подумает, так после подумает!.."
     Придя домой Червяков рассказал жене о  своем  невежестве.  Жена,  как
показалось ему, слишком легкомысленно отнеслась к происшедшему; она только
испугалась, а потом, когда узнала, что Бризжалов "чужой", успокоилась.
     - А все-таки ты сходи, извинись, - сказала она. -  Подумает,  что  ты
себя в публике держать не умеешь!
     - То-то вот и есть! Я извинялся, да он как-то  странно...  Ни  одного
слова путного не сказал. Да и некогда было разговаривать.
     На  другой  день  Червяков  надел  вицмундир,  постригся  и  пошел  к
Бризжалову объяснить... Войдя в приемную генерала,  он  увидел  там  много
просителей, а между просителями и самого генерала, который уже начал прием
прошений.  Опросив  несколько  посетителей,  генерал  поднял  глаза  и  на
Червякова.
     -  Вчера  в  "Аркадии",  ежели  припомните,  ваше  -  ство,  -  начал
докладывать экзекутор, - я чихнул-с и... нечаянно обрызгал... Изв...
     - Какие пустяки... Бог знает что! Вам что угодно? - обратился генерал
к следующему просителю.
     "Говорить  не  хочет!  -  подумал  Червяков,  бледнея.  -   Сердится,
значит... Нет, этого нельзя так оставить... Я ему объясню..."
     Когда генерал кончил беседу  с  последним  просителем  направился  во
внутренние апартаменты, Червяков шагнул за ним и забормотал:
     - Ваше-ство! Ежели я осмеливаюсь беспокоить ваше - ство, то именно из
чувства, могу сказать, раскаяния!.. Не нарочно, сами изволите знать-с!
     Генерал состроил плаксивое лицо и махнул рукой.
     - Да вы просто смеетесь, милостисдарь!  -  сказал  он,  скрываясь  за
дверью.
     "Какие же тут насмешки? - подумал Червяков. - Вовсе тут  нет  никаких
насмешек! Генерал, а не может понять! Когда так,  не  стану  же  я  больше
извиняться перед этим фанфароном! Черт с ним! Напишу ему письмо, а  ходить
не стану! Ей-богу, не стану!"
     Так думал Червяков, идя домой. Письма генералу он не написал.  Думал,
думал, и никак не выдумал этого  письма.  Пришлось  на  другой  день  идти
самому объяснять.
     - Я вчера приходил беспокоить ваше - ство,  -  забормотал  он,  когда
генерал поднял на него вопрошающие глаза, - не для того,  чтобы  смеяться,
как вы изволили сказать. Я извинялся за то,  что,  чихая,  брызнул-с...  а
смеяться я и не думал. Смею ли я смеяться? Ежели мы  будем  смеяться,  так
никакого тогда, значит, и уважения к персонам... не будет...
     - Пошел вон!! - гаркнул вдруг посиневший и затрясшийся генерал.
     - Что-с? - спросил шепотом Червяков, млея от ужаса.
     - Пошел вон!! - повторил генерал, затопав ногами.
     В животе у Червякова что-то оторвалось. Ничего  не  видя,  ничего  не
слыша, он попятился к двери, вышел на улицу и поплелся... Придя машинально
домой, не снимая вицмундира, он лег на диван и... помер.