Как-то раз в кабинете нашего начальника Ивана Петровича  Семипалатова
сидел антрепренер нашего театра Галамидов  и  говорил  с  ним  об  игре  и
красоте наших актрис.
     - Но я с вами  не  согласен,  -  говорил  Иван  Петрович,  подписывая
ассигновки. - Софья Юрьевна сильный,  оригинальный  талант!  Милая  такая,
грациозная... Прелестная такая...
     Иван  Петрович  хотел  дальше  продолжать,  но  от  восторга  не  мог
выговорить  ни  одного  слова  и  улыбнулся  так  широко  и  слащаво,  что
антрепренер, глядя на него, почувствовал во рту сладость.
     - Мне нравится в ней... э-э-э... волнение  и  трепет  молодой  груди,
когда она читает монологи... Так и пышет, так  и  пышет!  В  этот  момент,
передайте ей, я готов... на все!
     - Ваше превосходительство,  извольте  подписать  ответ  на  отношение
херсонского полицейского правления касательно...
     Семипалатов  поднял  свое  улыбающееся  лицо  и  увидел  перед  собой
чиновника Мердяева. Мердяев стоял перед ним и, выпучив глаза, подносил ему
бумагу для подписи. Семипалатов поморщился: проза прервала поэзию на самом
интересном месте.
     - Об  этом  можно  бы  и  после,  -  сказал  он.  -  Видите  ведь,  я
разговариваю! Ужасно невоспитанный, неделикатный  народ!  Вот-с,  господин
Галамидов... Вы говорили, что у нас нет уже  гоголевских  типов...  А  вот
вам! Чем не тип! Неряха, локти продраны, косой... никогда не чешется...  А
посмотрите,  как  он  пишет!  Это  черт  знает  что!  Пишет   безграмотно,
бессмысленно... как сапожник! Вы посмотрите!
     - М-да...   -   промычал   Галамидов,   посмотрев   на   бумагу.    -
Действительно... Вы, господин Мердяев, вероятно, мало читаете.
     - Этак, любезнейший, нельзя! - продолжал  начальник.  -  Мне  за  вас
стыдно! Вы бы хоть книги читали, что ли...
     - Чтение много значит! - сказал Галамидов и вздохнул без  причины.  -
Очень много! Вы читайте и сразу увидите, как резко изменится ваш кругозор.
А  книги  вы  можете  достать  где  угодно.  У  меня,  например...   Я   с
удовольствием. Завтра же я завезу, если хотите.
     - Поблагодарите, любезнейший! - сказал Семипалатов.
     Мердяев неловко поклонился, пошевелил губами и вышел.
     На другой день приехал к нам в присутствие Галамидов и привез с собой
связку книг. С этого момента и начинается история.  Потомство  никогда  не
простит Семипалатову его легкомысленного  поступка!  Это  можно  было  бы,
пожалуй, простить юноше, но опытному действительному статскому советнику -
никогда! По приезде антрепренера Мердяев был позван в кабинет.
     - Нате вот, читайте, любезнейший! - сказал Семипалатов,  подавая  ему
книгу. - Читайте внимательно.
     Мердяев взял дрожащими руками книгу  и  вышел  из  кабинета.  Он  был
бледен.  Косые  глазки  его  беспокойно  бегали  и,  казалось,  искали   у
окружающих предметов помощи. Мы взяли у него книгу и начали  ее  осторожно
рассматривать.
     Книга была "Граф Монте-Кристо".
     - Против его  воли  не  пойдешь!  -  сказал  со  вздохом  наш  старый
бухгалтер Прохор Семеныч Будылда. - Постарайся  как-нибудь,  понатужься...
Читай себе по-маленьку, а там, бог даст, он забудет, и тогда бросить можно
будет. Ты не пугайся... А главное - не вникай... Читай и не вникай  в  эту
умственность.
     Мердяев завернул книгу в бумагу и сел писать. Но не писалось  ему  на
этот раз. Руки у него дрожали и глаза косили  в  разные  стороны:  один  в
потолок, другой  в  чернильницу.  На  другой  день  пришел  он  на  службу
заплаканный.
     - Четыре раза уже начинал, - сказал он, -  но  ничего  не  разберу...
Какие-то иностранцы...
     Через пять дней Семипалатов, проходя мимо столов,  остановился  перед
Мердяевым и спросил:
     - Ну, что? Читали книгу?
     - Читал, ваше превосходительство.
     - О чем же вы читали, любезнейший? А ну-ка, расскажите!
     Мердяев поднял вверх голову и зашевелил губами.
     - Забыл, ваше превосходительство... - сказал он через минуту.
     -  Значит,  вы  не  читали  или,   э-э-э...   невнимательно   читали!
Авто-мма-тически! Так  нельзя!  Вы  еще  раз  прочтите!  Вообще,  господа,
рекомендую. Извольте читать! Все читайте! Берите там у меня на окне  книги
и читайте. Парамонов, подите, возьмите себе книгу! Подходцев,  ступайте  и
вы, любезнейший! Смирнов - и вы! Все, господа! Прошу!
     Все пошли и взяли  себе  по  книге.  Один  только  Будылда  осмелился
выразить протест. Он развел руками, покачал головой и сказал:
     - А уж меня извините, ваше превосходительство... скорей в отставку...
Я знаю, что от этих самых критик и сочинений бывает. У меня от них старший
внук  родную  мать  в  глаза  дурой  зовет  и  весь  пост  молоко  хлещет.
Извините-с!
     - Вы ничего не понимаете, - сказал Семипалатов, прощавший обыкновенно
старику все его грубости.
     Но Семипалатов ошибался: старик  все  понимал.  Через  неделю  же  мы
увидели плоды этого чтения. Подходцев, читавший второй том "Вечного жида",
назвал Будылду "иезуитом"; Смирнов стал являться  на  службу  в  нетрезвом
виде. Но ни на кого не подействовало  так  чтение,  как  на  Мердяева.  Он
похудел, осунулся, стал пить.
     - Прохор Семеныч! - умолял он Будылду. - Заставьте вечно бога молить!
Попросите вы его превосходительство, чтобы они меня извинили... Не могу  я
читать. Читаю день и ночь, не сплю, не ем... Жена  вся  измучилась,  вслух
читавши, но, побей бог, ничего не понимаю! Сделайте божескую милость!
     Будылда несколько раз осмеливался докладывать  Семипалатову,  но  тот
только руками махал и,  расхаживая  по  правлению  вместе  с  Галамидовым,
попрекал всех невежеством. Прошло этак два месяца,  и  кончилась  вся  эта
история ужаснейшим образом.
     Однажды Мердяев, придя на службу,  вместо  того,  чтобы  садиться  за
стол, стал среди присутствия на колени, заплакал и сказал:
     - Простите меня, православные, за то, что я фальшивые бумажки делаю!
     Затем он вошел в кабинет  и,  став  перед  Семипалатовым  на  колени,
сказал:
     - Простите меня, ваше превосходительство: вчера я ребеночка в колодец
бросил!
     Стукнулся лбом о пол и зарыдал...
     - Что это значит?! - удивился Семипалатов.
     - А это то значит,  ваше  превосходительство,  -  сказал  Будылда  со
слезами на глазах, выступая вперед, - что он ума решился!  У  него  ум  за
разум зашел! Вот что ваш Галамидка сочинениями  наделал!  Бог  все  видит,
ваше превосходительство. А ежели вам мои слова не нравятся,  то  позвольте
мне в отставку. Лучше с  голоду  помереть,  чем  этакое  на  старости  лет
видеть!
     Семипалатов побледнел и прошелся из угла в угол.
     - Не принимать Галамидова! -  сказал  он  глухим  голосом.  -  А  вы,
господа, успокойтесь. Я теперь вижу свою ошибку. Благодарю, старик!
     И с этой поры у нас больше ничего не было. Мердяев выздоровел, но  не
совсем. И до сих пор при виде книги он дрожит и отворачивается.