У  перевоза через  широкую  реку, что вздулась после недавнего  ливня и
вышла из берегов, спал в своей  лачуге перевозчик, притомившийся за день  от
тяжелой работы. Среди ночи  его  разбудили громкие голоса; он понял, что это
путники, которым надо на тот берег.
     Он вышел из хижины и увидел, как над стоящей на привязи лодкой реют два
больших блуждающих огня. По  их  словам, они очень  спешили переправиться на
тот  берег. Не мешкая, спустил старик лодку  на  воду и со свойственным  ему
умением стал грести наперерез  течению, а его пассажиры меж тем шушукались и
шептались на неведомом ему языке, то и дело громко чему-то  смеясь и  весело
прыгая туда и  сюда:  с бортов лодки на скамью, со скамьи на дно  и снова на
борт.
     -  Эй  вы, непоседы! -  крикнул  старик.-  Лодку  качает,  если  вы  не
уйметесь, она, того и гляди, перевернется. Сидите смирно!
     В ответ на эти слова они  расхохотались,  высмеяли старика и  запрыгали
пуще  прежнего. Перевозчик не  рассердился  на  озорников и  немного  погодя
причалил к берегу.
     - Вот  вам за труды!  - крикнули его  пассажиры  и принялись  прыгать и
отряхиваться, и тут в сырую лодку посыпались золотые монеты.
     - Ради всего святого,  что вы делаете!-  крикнул старик.- Погубить меня
хотите?  Река не терпит этого металла.  Упади хоть один золотой в воду,  она
разбушуется,  подымутся  огромные волны и  погубят  меня  вместе  с  лодкой.
Неизвестно,  как бы туго тогда  вам пришлось; забирайте скорей  обратно свое
золото.
     - Мы не можем забрать обратно то, что вытряхнули,- возразили они.
     -  Так,  выходит, мне  из-за вас еще  и трудиться придется: собрать все
червонцы, отвезти на берег и  зарыть,- сказал перевозчик и тут же нагнулся и
стал подбирать в шапку червонцы.
     Блуждающие огни выпрыгнули из лодки.
     - А плата за переезд где?- крикнул старик.
     -  Кому  золото не  нужно,  пусть работает  даром!  - крикнули  в ответ
блуждающие огни.
     - Вы должны знать, что за переезд мне платят только плодами земли.
     - Плодами земли? Да мы их презираем, даже не отведали ни разу!
     - И все же я не могу отпустить вас, пока  вы не пообещаете дать мне три
кочана капусты, три артишока и три крупные луковки.
     Блуждающие огни хотели уже отшутиться  и  улизнуть, да не тут-то было,-
они  почувствовали,  как непонятно  почему вдруг  словно приросли  к  земле.
Такого  неприятного  ощущения  они никогда  еще  не испытывали.  Вот  они  и
пообещали в  ближайшие  же дни  выполнить его  требование;  он отпустил их и
оттолкнулся от берега.
     Лодка была уже далеко, когда огни крикнули ему вдогонку:
     - Старик, эй, старик! Послушайте! Мы забыли самое главное!
     Старик уехал  и  не  услышал  их  зова.  Он плыл вдоль берега  вниз  по
течению,  к недоступным для волн  горным склонам, где надумал отделаться  от
опасного золота. Там среди высоких скал он нашел глубокую расселину, сбросил
в нее червонцы и поплыл к своей лачуге.
     В этой  расселине  жила  красивая  зеленая  змея; проснувшись  от звука
падающих  монет  и  увидя  светящиеся  кружочки,  она  тут  же  с  жадностью
накинулась на них и проглотила, а затем, внимательно осмотрев все кусты, все
трещины в скалах, отыскала и те золотые монеты, что попали туда.
     Не  успела она их проглотить, как с великой приятностью  почувствовала,
что  они тают у нее  внутри и растекаются по  всему  телу, и,  к вящей своей
радости,  заметила,  что  сама  стала прозрачной  и вся светится.  Давно уже
уверяли ее,  будто подобное явление возможно, однако она  сомневалась, сколь
продолжительным   может   быть  такое  свечение,   и   посему,   побуждаемая
любопытством и желанием получить уверенность на будущее время,  выползла  из
расселины, дабы выяснить, кто выбросил в пропасть такое чудесное золото. Она
не нашла никого; но как же приятно было ей,  проползая среди  трав и кустов,
любоваться на себя и  на  тот прелестный свет, который она  озаряла  молодую
зелень.  Листья  казались  смарагдами,  а цветы  дивно  светились.  Напрасно
исползала  она дикие скалы, так никого и не  найдя; как же зато  вспыхнула в
ней  надежда,  когда, взобравшись наверх  и оглядевшись,  она завидела вдали
какое-то  сверкание,  похожее  на  тот свет, что  излучала сама.  "Неужели я
наконец обрела себе подобных!" -  воскликнула она и поспешила туда. Невзирая
на  трудности,  переползала  она  через болота,  пробиралась сквозь  заросли
тростника, ведь хотя всего отрадней была  ей привычная жизнь на сухих горных
лугах или  в расселинах высоких  скал,  хотя всего  охотнее  лакомилась  она
душистыми  травами, утоляла  жажду вкусной  росой  и  прохладной  родниковой
водой, все же ради милого ее сердцу  золота, ради надежды сохранить навсегда
обретенное ею великолепное сияние она согласна была на все, что бы от нее ни
потребовалось.
     Изнемогая от усталости, добралась она наконец до сырой низины, поросшей
осокой,  где  весело  плясали  уже  знакомые  нам  блуждающие  огоньки.  Она
устремилась к ним, поздоровалась и выразила свою радость от встречи со столь
приятными господами, да к тому же еще ее родичами. Оба огонька, носясь, чуть
касались змеи, перепрыгивали через нее и, как обычно, смеялись.
     -  Любезная сестрица,- сказали  они,- пусть вы и  принадлежите  к линии
горизонтальной,  это значения  не  имеет. Мы, правда,  родня,  но только  по
мерцанию, вот поглядите (тут оба огня в ущерб полноте погнались за высотой и
принялись что было сил вытягиваться и вытягивались до тех пор, пока не стали
длинными-предлинными и  даже заострились),  видите, как  нам, представителям
вертикальной  линии,  к  лицу стройность  и высокий  роет.  Не  в обиду вам,
голубушка, будь сказано, какая другая  фамилия  может  похвалиться тем же? С
той поры как мы,  блуждающие огни,  существуем,  ни  одна из нас ни разу  не
присел и не прилег.
     Присутствие этих родственников змею очень смущало: как она ни старалась
поднять голову повыше, она все же  чувствовала, что вынуждена будет пригнуть
ее к земле, иначе ей не сдвинуться с места, и если до того в темных зарослях
она себе  чрезвычайно нравилась, то здесь,  в присутствии этих  родичей,  ее
блеск, казалось, с  каждой минутой  тускнел; ее  даже  брал страх, как бы  в
конце концов он совсем не угас.
     Дабы  выйти   из  такого  затруднительного   положения,  она  поспешила
спросить,  не  могут  ли господа  огоньки  сообщить ей,  откуда  взялись  те
блестящие  золотые монеты, что давеча посыпались в  расселину между скалами;
она полагает, не иначе как золотой дождь накапал их прямо с неба. Блуждающие
огни рассмеялись, встряхнулись, и вокруг них запрыгала уйма червонцев.  Змея
тут же кинулась их глотать.
     - Кушайте на здоровье, сестрица! -  сказали учтивые кавалеры.- Мы можем
вас и еще угостить.
     Они опять и опять проворно встряхнулись, и змея едва  поспевала глотать
драгоценное яство.  Она светлела на  глазах и  теперь излучала действительно
великолепное сияние, а  блуждающие  огоньки  похудели  и  стали ниже ростом,
однако ей на йоту не утратили веселости.
     -  Я  навек вам обязана, -  сказала  змея, переводя дух  после обильной
трапезы.- Требуйте, чего только пожелаете,- что в моих силах, все выполню.
     - Вот  и  прекрасно! - воскликнули блуждающие  огни.-  Скажи, где живет
прекрасная  Лилия? Проведи нас как можно скорее во дворец  и  сад прекрасной
Лилии. Мы горим нетерпением преклониться перед ней.
     -  Оказать  вам  эту  услугу сейчас я  не могу. К сожалению, прекрасная
Лилия живет на том берегу.
     - На том  берегу? А мы-то в  эту бурную  ночь переправились через реку!
Как жестока река, что нас разлучает. Нельзя ли снова вызвать старика?
     - Ничего не выйдет! -  возразила змея. - Даже если бы он сам был тут, у
этого берега, он не посадил бы вас  к себе в лодку. Он кого угодно перевозит
на эту сторону, но никого на ту.
     - Да, плохи наши дела! А иным путем переправиться нельзя?
     - Можно, и не одним, но только не сейчас, я сама могу  переправить вас,
господа, но только в полдень.
     - В эту пору дня мы неохотно пускаемся в путь.
     - Тогда можно переправиться вечером по тени великана.
     - А как это сделать?
     - Тело великана, что живет неподалеку отсюда, никак не слушается: рукам
его и соломинки не  поднять, плечам  и вязанки хвороста не  снести. 3ато его
тени, можно сказать,  все под  силу. Вот потому-то на заре  и  закате  в нем
всего более  мощи; вечером достаточно сесть на тень от  его затылка, великан
потихоньку пойдет к берегу, и  тень перенесет  путника через реку. А если вы
соизволите  в полуденную пору прийти вон туда,  к тому краю  леса, где кусты
доходят до самой реки, так я и сама вас  переправлю и представлю  прекрасной
Лилии. А ежели полуденный зной вас пугает, то  отыщите вон  в  той бухте меж
скал великана, и он охотно окажет вам эту любезность.
     Молодые  люди откланялись и ушли, а змея была  рада,  что рассталась  с
ними, как потому,  что хотела насладиться собственным светом, так  и потому,
что хотела удовлетворить уже давно донимавшее ее любопытство.
     Ползая в скалистых ущельях, она сделала поразительное открытие. Хотя по
этим теснинам  приходилось ей  ползать впотьмах, она все же  умела осязанием
распознавать   предметы.   Обычно   она   повсюду   встречала   естественные
произведения  природы,  не  подчиненные  строгим  правилам обработки: она то
скользила между зубцами крупных  кристаллов, то осязала зазубрины  и волокна
серебряных самородков и выносила на свет какой-нибудь самоцветный камешек. И
вот, к великому своему  удивлению, в не доступной ниоткуда скале она ощутила
предметы,  говорящие,  что они  созданы  руками человека:  гладкие стены, по
которым она не могла вползти наверх, ровно обточенные края, правильной формы
колонны, но что  поразило ее больше  всего, - так  это  человеческие фигуры,
которые, обвившись несколько раз вокруг них, она  сочла не то за медные,  не
то за хорошо отполированные мраморные. Теперь ей хотелось  проверить зрением
то,  что до  сей поры она  лишь  осязала,  и убедиться  в  том,  что  доселе
оставалось  лишь  догадкой. Она  думала  теперь  собственным  своим  сиянием
осветить удивительные подземные своды и надеялась тогда сразу ознакомиться с
этими странными предметами.  Она  поспешила обратно уже  известной дорогой и
вскоре нашла щель в скале, по которой обычно пробиралась в святилище.
     Доползши  туда,  она  огляделась,  утоляя  свое   любопытство;  правда,
излучаемое ею  сияние  не  осветило  все  сводчатое подземелье,  но  ближние
предметы выступили  достаточно  явственно. С чувством благоговения  .подняла
она  изумленный взор на сверкающую нишу, где  помещалась отлитая из  чистого
золота  статуя  короля,  внушающего  уважение  своей  осанкой.  Статуя  была
значительно  выше  человеческого  роста,  но,  судя  по  облику,  король был
человеком скорее невысоким, чем рослым. Простой плащ ниспадал с его статного
тела, венок из дубовых листьев придерживал волосы.
     Не  успела змея наглядеться  на внушающую уважение  статую,  как король
заговорил:
     - Откуда ты? - спросил он.
     - Из расселин, где родина золота, - ответила змея.
     - Что великолепнее блеска золота? - спросил король
     - Сияние света, - ответила змея.
     - Что живительнее света? - спросил он.
     - Беседа, - ответила она.
     Так разговаривая, змея  покосилась  в  сторону и  в  ближней нише  тоже
увидела великолепную статую.  Там сидел серебряный  король, высокий и тонкий
станом.  Его  облекало  роскошное  одеяние,  корону, пояс и скипетр украшали
самоцветные  камни.   Лицо   его  выражало  радость,  казалось,  он  вот-вот
заговорит, но тут темная жила в  мраморной стене вдруг засветилась и озарила
весь храм мягким сиянием. При этом свете змея увидела третью статую: в нише,
опираясь на  булаву,  восседал  могучий  медный король,  увенчанный лавровым
венком  и  походящий  скорей  на  скалу,  чем  на  человека.  Змея  захотела
оглянуться на четвертого, что стоял в самой дальней  нише, но тут светящаяся
жила в мраморной стене сверкнула молнией и исчезла, а стена разверзлась.
     Из стены  вышел человек среднего роста, который привлек к себе внимание
змеи. Он был в крестьянском платье, в руке держал  лампаду, спокойный огонек
которой был приятен  для  глаз  и  своим чудесным  светом,  не отбрасывая ни
малейшей тени, озарял все своды.
     - Зачем ты пришел, раз у нас уже есть свет? - спросил золотой король.
     - Вам ведомо, что мне не позволено освещать тьму.
     - Наступит ли конец моему царству? - спросил серебряный король.
     - Не скоро или никогда, - ответил старик.
     Теперь зычным голосом начал задавать вопросы третий король:
     - Когда встану я?
     - Скоро,- ответил старик.
     - С кем должно мне объединиться? - спросил король.
     - С твоими старшими братьями,- сказал старик.
     - Что станется с младшим? - спросил король.
     - Он сядет - сказал старик.
     - Я не устал,- хриплым, прерывистым голосом крикнул, четвертый король.
     А змея, пока  шел  этот разговор, неслышно ползала по  храму,  она  все
осмотрела  и  теперь  разглядывала  вблизи  четвертого  короля.  Он   стоял,
прислонясь к колонне,  и  его  внушительная  фигура  изумляла  скорее  своей
тяжеловесностью, нежели красотой. А  вот понять, из какого металла он отлит,
было весьма  трудно. Вглядевшись внимательнее, можно было различить, что это
сплав тех трех металлов, из которых  были  отлиты его братья. Но при отливке
металлы,   должно  быть,  плохо  сплавились,  золотые  и  серебряные   жилки
беспорядочно прорезали медную поверхность, придавая статуе непривлекательный
вид.
     Меж тем золотой король спросил старика:
     - Сколько тайн ты познал?
     - Три,- ответил старик.
     - Которая важнее всех? - спросил серебряный король.
     - Раскрытая,- ответил старик.
     - Ты раскроешь их нам? - спросил медный король.
     - Когда узнаю четвертую,- сказал старик.
     -  Какое  мне  до  этого дело?  -  пробормотал  себе  под  нос  король,
сплавленный из разных металлов.
     - Я знаю четвертую,- сказала змея,  подползла к старику и прошипела ему
что-то на ухо.
     - Урочный час близок! - громким голосом возвестил старик.
     Своды  храма  отозвались  гулом, статуи  - звоном металла, и  в  то  же
мгновение  старик и  змея  погрузились в землю, и  оба быстро пронеслись  по
расселинам скал, он - на запад, она - на восток.
     Все  пути,  которыми шел старик,  тут  же наполнялись золотом, ибо  его
лампада обладала чудесным даром превращать  все камни в золото, все дерево в
серебро,  мертвых  зверей  в самоцветные  камни и уничтожать  все  остальные
металлы. Но этот  дар  проявлялся, когда  светила только она, если около был
другой  свет,  от  нее  просто исходило  чудесное яркое сияние, отрада всего
живущего.
     Старик вошел в свою хижину, приютившуюся под скалой; у очага сидела его
жена, она лила горькие слезы и никак не могла успокоиться.
     -  Ах,  я  несчастная!  -  воскликнула  она.- Не  зря  не  хотелось мне
отпускать тебя сегодня из дому!
     - Что случилось? - спокойно спросил старик.
     - Только это ты ушел,- сказала она, рыдая,- как в дверь постучались два
буяна;  по своей неосторожности  впустила их, с виду это были люди  учтивые,
обходительные,  их можно  было  принять за блуждающие  огни, ведь их одевали
легкие язычки пламени. Не успели они  войти, как стали  подлаживаться ко мне
со   всякими  бесстыдными   любезностями,  да   так  назойливо,  что  мне  и
вспомнить-то стыдно.
     -  Ну, молодые  кавалеры, верно,  шутили,- возразил,  улыбаясь, муж,- в
твои-то преклонные лета хватило бы с тебя и простой вежливости.
     - Преклонные лета, преклонные лета! Надоело мне вечно
     слышать о моих преклонных летах! - раскричалась жена.- Подумаешь, какие
лета! Тоже сказал, простая  вежливость!  Да ты осмотрись,  погляди на стены,
погляди на  старые камни,  я их уже  сто лет не видела! Они с них все золото
слизали, да с таким проворством, что и  поверить  трудно,  а потом говорили,
будто оно куда вкусней обычного золота. А вылизав стены дочиста, они, видно,
повеселели  и, надо  правду сказать,  выросли,  пополнели и заблестели  ярче
прежнего. И снова начали
     озорничать, гладили меня, называли своей королевой, а потом
     как встряхнутся,  и тут  же  по  полу  запрыгали  золотые монеты,- вон,
погляди, как они блестят под скамьей. Но какое
     горе! Наш мопс проглотил несколько червонцев  и лежит  теперь у очага,-
умер, бедняга!  Никак успокоиться не могу. Увидела я, что он мертв, уж когда
они ушли, а то ни за что не пообещала бы отнести перевозчику то, что они ему
задолжали.
     - А что они ему задолжали? - спросил старик.
     -  Три кочна капусты, три  артишока и  три  луковки,-  сказала жена.- Я
обещала, как рассветет, отнести их на реку.
     - Окажи им эту любезность,- сказал старик,- при случае они заплатят нам
услугой за услугу.
     -  То ли заплатят,  то  ли нет, этого  я не  знаю, но обещать обещали и
торжественно меня в том заверили.
     Меж  тем  дрова в очаге догорели; старик засыпал  уголья толстым  слоем
золы, убрал к сторонке блестящие золотые монеты,  и тогда лампада его  снова
засветилась и  дивно засияла,  стены покрылись золотом, а мопс превратился в
чудеснейший  оникс,  и  переливы  коричневого   с  черным,   присущие  этому
драгоценному камню, сделали его подлинным произведением искусства.
     -  Возьми корзинку и  поставь  в нее  оникс,-  сказал старик,-  а затем
возьми три кочна  капусты,  три артишока и  три луковки,  положи  их  вокруг
оникса и отнеси корзинку на реку.
     А в полдень переправишься по змее  на тот берег и  пойдешь к  красавице
Лилии. Отнеси к ней оникс. От ее прикосновения  он оживет, как умирает от ее
прикосновения  все живое. Мопс  будет ей  верным другом. Скажи ей,  пусть не
печалится:  время  ее  освобождения  близко,   пусть  воспримет   величайшее
несчастье, как величайшее счастье, ибо урочный час пробил.
     Старуха уложила в корзину все, что надо, и, как рассвело, отправилась в
дорогу. Лучи восходящего  солнца освещали блестевшую вдали реку. Старуха шла
медленно, корзина давила ей на голову, но  причиной  тому был не  оникс. Она
никогда не  ощущала  тяжести  от  неживой ноши,- корзина  с  такой  поклажей
подымалась ввысь и реяла у нее над  головой, а  вот свежие овощи  или  живая
зверушка были для  нее  непосильным бременем. Так и шла она,  недовольная  и
угрюмая, и вдруг в испуге остановилась: еще немного,  и она  наступила бы на
тень великана,  протянувшуюся  через всю долину  до самых ее ног. Тут только
увидела она могучего исполина, который, искупавшись в реке, вылезал из воды,
и  теперь  не  знала, как  уйти  от него незамеченной.  Увидав ее,  он  стал
отвешивать ей шутливые поклоны, а тем временем руки его тени залезли к ней в
корзину,  проворно  и  ловко  ухватили  кочан  капусты, артишок  и луковку и
положили их великану в рот, и он тут же зашагал вверх по течению и освободил
женщине дорогу.
     Она было подумала, не  вернуться ли  ей домой и не восполнить ли утрату
овощами из своего огорода, но, так ничего и не решив, продолжала свой путь и
вскоре пришла на берег. Долго сидела она, поджидая перевозчика, и наконец-то
увидела, что он причаливает к берегу со странным пассажиром.  Из лодки вышел
юноша, столь красивой и благородной стати, что она не могла вдосталь на него
наглядеться.
     - Что вы принесли? - крикнул перевозчик.
     - Овощи, что задолжали вам блуждающие огоньки,- ответила она и показала
ему свой товар.
     Увидя  всего  по  две  штуки каждой овощи, старик  рассердился  и  стал
уверять, будто взять их в уплату не может. Женщина принялась его упрашивать,
сказала, что ей не  под  силу  вернуться домой, что на  предстоящей обратной
дороге ей не снести такого груза. Он упорно стоял  на  своем и уверял, будто
отказывается не по собственной воле.
     - То,  что причитается мне, должно пролежать у меня девять часов, а мне
не разрешено ничего принимать, пока я не отдам треть реке.
     После долгих пререканий старик наконец сказал:
     - Есть, правда,  выход: я согласен взять шесть овощей,- а  вы признайте
себя  должницей  реки и  поручитесь  отдать ей  долг,  но тут  есть  для вас
некоторая опасность.
     - А если я сдержу слово, мне уже не грозит никакая опасность?
     - Ни малейшая.  Окуните руку в воду  и обещайте в  течение суток отдать
долг.
     Старуха  так  и  сделала, но  как же она  испугалась, вытащив  из  воды
черную, как  уголь, руку! С бранью  накинулась  она на перевозчика, клялась,
что руки были лучшим ее украшением, что она  всегда их холила и, несмотря на
тяжелую   работу,   сохранила  белыми  и  красивыми.  С  великим  огорчением
разглядывала она руку и вдруг в полном отчаянии воскликнула:
     -  Да  что же это за  напасть!  Рука-то гораздо  меньше другой, того  и
гляди, совсем пропадет.
     - Сейчас это только так кажется,- успокоил ее  перевозчик,- а вот ежели
вы не сдержите слова, рука  и впрямь может исчезнуть,  будет все уменьшаться
да уменьшаться и в  конце концов  совсем исчезнет, но пользоваться ею вы все
равно  сможете,  рука останется  пригодной для всякой  работы,  но только ее
никому не будет видно.
     - Уж лучше бы она  осталась ни на  что не пригодной, да только бы никто
этого не видел,-  сказала старуха.- А впрочем, чего бояться, я сдержу слово,
и тогда прощай и забота, черная кожа.
     Сказав так, она быстро взяла корзину, и та сама поднялась
     над ее головой и теперь свободно парила в  воздухе, а старуха поспешила
вслед за юношей, который в задумчивости брел по берегу.
     И прекрасным обликом  своим, и необычным  одеянием поразил  он старуху.
Грудь его прикрывал блестящий  панцирь, под которым угадывались все движения
его  стройного  тела.  С плеч ниспадала пурпурная  мантия, каштановые  кудри
окаймляли чело, голова была непокрыта, и солнечные лучи освещали его  чистое
лицо  и  обнаженные  стройные ноги.  Он равнодушно ступал  босыми  ногами по
горячему песку, казалось, все внешние ощущения притупляла глубокая скорбь.
     Болтливой  старухе  не  терпелось   завязать  с  ним  разговор,  но  он
отделывался  короткими  малозначащими   фразами,  наконец   ей  надоело  его
понапрасну расспрашивать, и при всем ее восхищении красотой его глаз она все
же решила с ним распрощаться.
     -  Уж  очень  медленно,  государь  мой, вы  идете,- сказала  она,-  мне
недосуг,  нельзя  пропустить время, когда  можно  перейти  на тот  берег  по
зеленой змее, ведь  я несу красавице Лилии чудесный подарок, что посылает ей
мой муж.
     Сказав  так, она  торопливо  зашагала  вперед,  однако  так  же  быстро
приободрился и красивый юноша и поспешил за ней следом.
     -  Вы идете к прекрасной Лилии! - воскликнул он.-  Значит, нам по пути.
Что за подарок вы ей несете?
     -  Государь мой, да где же справедливость? - возразила старуха.-  Столь
скупо отвечая на мои вопросы, вы теперь выспрашиваете меня о моих  секретах.
Ежели вы согласны на обмен и поведаете мне, кто вы и откуда, то и я не скрою
от вас, кто я и что за подарок несу.
     Так они и  договорились; старуха рассказала, кто  она,  рассказала, что
случилось с собакой, и позволила ему поглядеть на чудесный подарок.
     Он тут  же  вынул из  корзины и  взял на руки  это  природой  созданное
произведение искусства, и казалось, мопс сладко дремлет в его объятиях.
     - Счастливец! - воскликнул юноша.- Ее руки коснутся тебя, и ты оживешь,
а живые бегут ее, дабы не постигла их печальная  участь. Но что я, разве эта
участь печальна! Разве не  горестнее, не  мучительнее  утратить все силы при
виде ее?  Нет,  лучше  уж умереть от ее  руки! Взгляни на  меня! - сказал он
старухе.-  Я  еще молод, но сколь бедственна моя участь!  Судьбе было угодно
оставить  мне панцирь,  который я с  честью  носил в бою,  пурпур, который я
старался  заслужить  мудрым правлением, но теперь панцирь для  меня излишнее
бремя, а пурпур - ненужное украшение. Короны, скипетра и меча уже нет; я так
же наг и нищ, как простой смертный, ибо так пагубен взгляд дивных ее голубых
очей, он отнимает все силы,  и  те, кого  не  коснулась ее рука,  приносящая
смерть  всему  живому,  чувствуют,  что  они  заживо  превратились  в  тени,
блуждающие по земле.
     Так печаловался он на судьбу, нисколько не удовлетворяя тем любопытство
старухи; ей не терпелось  выведать не внутренние его  переживания, а внешние
обстоятельства его жизни;  она не узнала ни имени его отца, ни  названия его
королевства.  Юноша,  словно  живого,  прижимал  к сердцу  каменного  мопса,
согретого теплом его  тела и жарким  солнцем, и расспрашивал  о ее муже  и о
силе  присущего  его лампаде священного света;  казалось,  он ожидал, что  в
будущем этот свет благотворно воздействует на его горькую участь.
     Так  за разговорами  продолжали  они  свой путь и  вдруг увидели  вдали
величественный мост, который дугой  перекинулся от берега к берегу и чудесно
сверкал на солнце.  Оба  были  изумлены,  никогда  еще не являл этот мост их
взорам столь неожиданного великолепия.
     - Что за чудо! - воскликнул принц.-  Ведь  и раньше он представал перед
нами во всей своей красе, словно сооруженный из яшмы и кварца! Не страшно ли
ступить на него, можно подумать, будто он сложен  из смарагдов, хризолитов и
хризопразов, искусно подобранных умелой рукой.
     Ни старуха, ни  принц не знали  о перемене, что преобразила змею,- ведь
этим  мостом была змея, которая каждый  полдень смелой аркой  перекидывалась
через реку. Наши путники вступили на мост и в благоговейном молчании перешли
на тот берег. И мост тут же заколыхался, задвигался, вскоре коснулся воды, и
зеленая  змея  в  присущем  ей  обличье  поползла  по  земле  вслед за ними.
Только-только  успели  они поблагодарить ее за дозволение перебраться на  ту
сторону по  ее спине,  как  обнаружили,  что  их  не трое,  а  больше,  хотя
остальных спутников и не  было видно, просто они слышали около себя какое-то
шипение, на которое змея отвечала тоже шипением. Они напрягли слух и в конце
концов разобрали, о чем идет речь.
     -  Сперва  мы инкогнито  осмотримся в  парке  прекрасной Лилии,- шипели
какие-то   голоса,-   а  когда  стемнеет  и   мы   приобретем   мало-мальски
презентабельный вид, просим представить нас несравненной красавице. Мы будем
вас ждать на берегу большого озера.
     - Будь  по-вашему,-  ответила  змея,  и  в  воздухе постепенно  замерло
удаляющееся шипение.
     Теперь  наши  путники  условились о  порядке,  в котором  им  надлежало
предстать  перед  красавицей,-  ведь хотя находиться  в ее  присутствии было
дозволено  одновременно  многим, но,  дабы  не навлечь на  себя  невыносимых
страданий, приходить и уходить полагалось порознь.
     Старуха с корзиной,  в которой  лежала собака,  превращенная  в камень,
первая подошла  к саду и без труда нашла  свою покровительницу:  та как  раз
пела, аккомпанируя  себе на арфе. Дивные звуки сперва  всколыхнули спокойную
гладь озера, и по ней пошли круги, затем легким дуновением коснулись травы и
кустов.   На  уединенной  зеленой  лужайке   под  сенью  различных  роскошно
разросшихся деревьев сидела прекрасная Лилия и уже с первого мгновения вновь
очаровала зрение, слух и сердце восхищенной старухи, готовой поклясться, что
за   это  время   красавица   Лилия   еще  похорошела.   Уже  издали  громко
приветствовала она эту красавицу из красавиц и расточала ей похвалы.
     - Какое счастье  смотреть на вас! Каким райским блаженством озаряете вы
все вокруг!  Как сладостно  арфе  покоиться  у вас на  коленях,  как ласково
обнимают ее ваши руки, как хочется  ей прильнуть  к вам на  грудь, как нежно
звучат ее  струны, когда их касаются  ваши тонкие  пальчики! Трижды счастлив
тот юноша, кому даровано будет занять се место!
     С такими речами подошла она ближе;  красавица Лилия подняла на нее взор
и сказала, уронив руки:
     -  Не  огорчай меня похвалой не ко времени! Не  увеличивай моей скорби.
Видишь, здесь,  у моих ног, лежит мертвой бедняжка канарейка, что обычно так
сладостно  вторила моему пению. Заботясь о ней, я приучила ее сидеть на арфе
и не касаться меня; сегодня, восстав ото сна, я запела тихую утреннюю песнь,
а моя певунья  особенно  весело принялась выводить мелодичные трели, и вдруг
над  моей  головой закружил ястреб;  бедная  испуганная пичужка спряталась у
меня  на груди, и в тот  же миг  я почувствовала ее предсмертные содрогания.
Правда,  хищник, сраженный моим взглядом, беспомощно ковыляет  теперь там, у
воды, но разве утешит меня его наказание? Моя  любимица умерла, и к грустным
могильным кустам у меня в саду прибавится еще один.
     - Не  печалуйтесь, прекрасная  Лилия!  -  воскликнула  старуха, вытирая
слезу, вызванную этим горестным рассказом.- Возьмите себя в руки! Мой старик
велел  вам  сказать:  не  давайте волю скорби, не забывайте, что  величайшее
несчастье  -  предвестье  величайшего  счастья, ибо урочный  час  близок.  И
вправду, чего  только не творится на белом свете. Вот взгляните на мою руку,
как  она почернела! Да еще маленькая какая стала,- мне  надо спешить, не  то
как  бы  она совсем не пропала. И  надо  же  было мне  оказывать  любезность
блуждающим огонькам! Надо же было повстречать великана! Надо же было окунуть
руку в  воду! Может,  вы дадите мне  кочан капусты,  артишок  и луковицу?  Я
отнесу их реке, и тогда моя рука опять станет белой, почти как у вас.
     - Капуста и лук, пожалуй, найдутся, а вот артишоки искать здесь нечего.
В  моем  большом  саду много  разных растений,  но ни  одно  не цветет  и не
приносит  плодов,  зато,  если  я  отломлю  побег  и  посажу его  на  могилу
кого-нибудь из  моих  любимцев, он  тут  же зазеленеет и пойдет  в  рост.  К
сожалению, все эти купы  деревьев,  все кусты, все рощи выросли  у  меня  на
глазах. Все роскошные кроны пиний, стройные  обелиски кипарисов, исполинские
дубы  и буки -  только"  печальные надгробные памятники,  молодыми  побегами
посаженные в бесплодную почву моими руками.
     Старуха не очень-то вникала  в эти  речи,- она глядела  на  свою  руку,
которая  рядом  с  белоснежными  руками прекрасной Лилии, казалось, с каждой
минутой все  больше  чернела  и уменьшалась. Старуха уже хотела  взять  свою
корзинку и поспешить в обратный путь, но, вспомнив, что забыла самое важное,
вынула из  корзины  собаку, превращенную  в холодный  камень,  и поставила в
траву у ног красавицы Лилии.
     - Мой  муж посылает вам это на память,-  сказала старуха.- Вы  знаете,-
достаточно  вашего прикосновения и этот драгоценный камень оживет. Мой милый
мопс, конечно, будет радовать вас, а я не буду скучать по нем,-  ведь я буду
знать, что он принадлежит вам.
     - При виде милого мопса  на лице прекрасной Лилии выражались и радость,
и как будто даже удивление. -  Много предзнаменований совпало по  времени, и
это  рождает  во  мне  некоторую  надежду.  Но  увы! Что,  если  это  просто
свойственный  нашей  натуре  самообман,  что,  если,  когда  нас  преследуют
несчастья, мы просто тешим себя надеждой на близкое счастье?

     Что знаменья! К добру ли птахи гибель?
     К добру ль подруги черная рука?
     А мопсик ониксовый, мой дружок? Он прибыл
     Лампады вестником - но помощь далека...

     Иль жизнь прожить мне счастью непричастной,
     Всем даренному? Свыкнуться с тоской?
     Зачем не вышел храм на берег праздный?
     Зачем же мост не вырос над рекой?
     _______________
     Перевод стихов Н. Вольпин