ЧАСТЬ ПЕРВАЯ 


     Эдуард,-  так  мы  будем  звать богатого барона в полном расцвете сил,-
Эдуард чудесным  апрельским  вечером целый  час  провел  в  своем питомнике,
прививая  молодым  дичкам свежие  черенки.  Он только  что  покончил с  этим
занятием и как  раз складывал инструменты  в футляр, с удовлетворением глядя
на сделанное, когда подошел  садовник  и  остановился полюбоваться на труд и
усердие своего господина.
     - Не видал ли ты мою жену? - спросил Эдуард собираясь уходить.
     -  Госпожа  там,  в новой  части  парка,-  отвечал  садовник.-  Сегодня
заканчивают  дерновую  хижину на скале,  что  против замка.  Все вышло очень
хорошо и, наверно, понравится вашей милости.  Прекрасный  оттуда вид:  внизу
деревня, немного  правее - церковь, так что глядишь чуть ли не поверх шпиля,
а напротив - замок и сады.
     - И в самом деле,- ответил Эдуард,-  когда я шел сюда, я же  видел, как
там работали.
     - Дальше,  направо,- все  рассказывал садовник,-  видна  долина,  а  за
перелесками  даль,  такая светлая. Ступеньки в  скале высечены нельзя лучше.
Наша госпожа знает толк в этих делах, для нее трудишься с радостью.
     - Пойди к ней,- сказал Эдуард,- и попроси подождать меня. Скажи ей, что
я хочу видеть ее новое творение и полюбоваться им.
     Садовник тотчас же ушел, а вскоре за ним последовал и Эдуард...
     Он спустился по террасам  парка, мимоходом оглядел оранжерею и парники,
дошел  до ручья и, миновав  мостик,  добрался до  того  места, где дорожка к
новой части парка разбегалась двумя тропинками. Пошел он не по той, что вела
к скале  прямо через кладбище, а выбрал другую, что  вилась  вверх несколько
левее, скрытая  живописными кустами; там, где тропинки вновь соединялись, он
присел  на  минутку  на  скамью,  весьма кстати поставленную в этом месте, а
затем стал подыматься по ступеням, выбитым  в  скале;  эта узкая дорожка, то
крутая, то более отлогая, через ряд  лестниц и уступов привела его наконец к
дерновой хижине.
     В ее дверях Шарлотта  встретила своего супруга и усадила  так, чтобы он
сразу,  сквозь окна  и  дверь,  мог охватить  одним  взглядом  окрестности -
разнообразный ряд картин, словно вставленных в рамы. Он с  радостью думал  о
том, что весна сделает все вокруг еще более пышным.
     -  Только  одно могу  заметить,- сказал он:  -  в хижине, мне  кажется,
слишком тесно.
     - Для нас двоих в ней все же достаточно просторно,- возразила Шарлотта.
     - Да здесь,- сказал Эдуард,- и для третьего найдется место.
     - Разумеется,-  заметила Шарлотта.- И  для четвертого тоже.  А общество
более многолюдное мы примем где-нибудь в другом месте.
     - Раз уж мы здесь одни,- сказал Эдуард,- и никто нам не помешает, и  мы
оба к тому же в спокойном и веселом расположении духа, я должен сделать тебе
признание: уже  с  некоторых пор  мое сердце  тяготит одно обстоятельство, о
котором мне надо  и  хотелось бы тебе  сказать, и  все же я  никак  не  могу
собраться это сделать.
     - Я это видела по тебе,- ответила Шарлотта.
     - Признаться,- продолжал Эдуард,- что  если бы не надо было  торопиться
из-за  почты,-  а она  отправляется завтра,- если  бы не требовалось принять
решение еще сегодня, я, пожалуй, молчал бы и дольше.
     - Что же это такое? - с ободряющей улыбкой спросила Шарлотта.
     -  Дело  касается  нашего  друга, капитана,- ответил Эдуард.- Тебе ведь
известно  то  печальное  положение, в  котором  он,  как  иногда  случается,
оказался не по своей вине. Как тяжело должно быть человеку с его познаниями,
его талантом и  способностями остаться без всякого дела, и... не буду больше
таить то,  что я желал  бы для него  сделать:  мне хочется пригласить его на
некоторое время к нам.
     - Это надо обдумать и взвесить с разных сторон,- ответила Шарлотта.
     - Я хочу сказать тебе мое мнение,-  продолжал Эдуард.- В последнем  его
письме чувствуется молчаливое, но глубокое  недовольство.  Не то чтобы он  в
чем-нибудь  терпел нужду: ведь он, как никто, умеет  ограничивать себя, а  о
самом необходимом я позаботился;  принять что-либо  от меня тоже не тягостно
для него, ибо мы в течение жизни столько  рад  бывали в долгу друг  у друга,
что не можем и подсчитать, каков наш дебет и  кредит...  Он ничем  не занят,
вот  что, собственно,  мучит  его.  Ежедневно,  ежечасно обращать  на пользу
другим все те разносторонние знания, которые ему удалось приобрести,- в этом
единственное  его  удовольствие, вернее даже - страсть. И  вот  сидеть сложа
руки или же снова учиться и развивать в себе новые  способности, в  то время
как он не в силах применить и  то, чем  уже  владеет в полной мере,- словом,
милое мое  дитя,  это  горькая участь,  и  всю  ее мучительность  он в своем
одиночестве ощущает вдвойне, а то и втройне.
     -  А  я  думала,-  сказала  Шарлотта,-  что  ему  уже  сделаны   разные
предложения. Я и сама писала о нем кое-кому из моих друзей и подруг, готовых
помочь, и, сколько я знаю, Это не осталось без последствий.
     -  Все  это так,- отвечал Эдуард,- но представившиеся случаи, сделанные
ему предложения, явились для  него  лишь  источником  новых  мучений, нового
беспокойства,-   ни  одно   из   них  не   удовлетворяет  его.   Он   должен
бездействовать, он должен принести  в жертву себя, свое время, свои взгляды,
свои привычки,  а это для него нестерпимо. Чем больше я обо всем этом думаю,
чем живее это чувствую, тем сильнее во мне желание увидеть его у нас.
     - Очень  хорошо и мило,-  возразила Шарлотта,- что ты с  таким участием
печешься о положении  друга, но все  же позволь мне  просить  тебя, чтобы ты
подумал и о себе самом и о нас.
     - Я подумал,- ответил Эдуард.- От общения с ним  мы можем  ждать только
пользы и удовольствия. Об издержках не  стоит и говорить: ведь они все равно
не будут для меня значительными, если  он к  нам переедет, а присутствие его
нас  нисколько  не  стеснит. Жить  он  может  в правом  флигеле  Замка,  все
остальное устроится  само  собой.  Как много это  будет для него значить,  а
сколько приятного, сколько полезного принесет нам жизнь в  его обществе! Мне
давно хотелось произвести обмер поместья  и всей местности; он возьмется  за
это дело и доведет его до  конца. Ты собираешься, как только  истекут  сроки
контрактов с арендаторами, сама управлять имениями. Это очень серьезный шаг!
А сколько сведений,  необходимых для этого,  нам может  сообщить  капитан! Я
слишком ясно чувствую,  что мне недостает именно такого человека.  Крестьяне
знают все,  что  нужно,  но  когда  рассказывают, то путаются и хитрят. Люди
ученые  из  городов  и академий,- конечно, толковые и порядочные,  но  им не
хватает настоящего понимания дела. На друга же я могу рассчитывать и в том и
в другом  отношении; кроме  того,  тут  возникает  еще  и  множество  других
обстоятельств, о  которых я  думаю с большим  удовольствием; они касаются  и
тебя, и я жду от них немало  хорошего. Позволь поблагодарить тебя за то, что
ты  так терпеливо выслушала  меня, а  теперь говори ты так  же откровенно  и
подробно и скажи все, что хочешь сказать, я не буду перебивать тебя.
     - Хорошо,- сказала Шарлотта,- только я начну с одного общего замечания.
Мужчины больше думают о частностях, о  настоящем, и это вполне  понятно, ибо
они  призваны творить, действовать;  женщины же,  напротив,  больше думают о
том, что связывает различные стороны жизни, и они тоже правы, ибо их судьба,
судьба их семей зависит от этих связей, участия  в которых как раз и требуют
от женщины.  Если мы бросим взгляд на нашу нынешнюю и на нашу прошлую жизнь,
то тебе  придется признать, что мысль пригласить капитана не вполне отвечает
нашим намерениям, нашим планам, нашему укладу.
     А как мне  приятно  вспоминать о наших прежних  отношениях  с тобой! Мы
смолоду  всем  сердцем  полюбили  друг  друга,  нас  разлучили:  твой  отец,
ненасытный в своей жажде накопления, соединил  тебя с богатой, уже немолодой
женщиной;  мне  же, не  имевшей никаких надежд  на  лучшее будущее, пришлось
отдать руку человеку состоятельному, не любимому, но  вполне  достойному. Мы
вновь стали  свободны, ты - раньше,  получив в наследство от твоей  старушки
крупное состояние, я  - позже, как раз  в то время, когда ты  возвратился из
путешествия.  Так  мы  встретились   вновь.  Мы  радовались   воспоминаниям,
наслаждались  ими,  и  никто не  мешал нам  быть  вместе.  Ты  убеждал  меня
соединиться с тобой; я не сразу согласилась; ведь мы  почти одного возраста,
и  я, женщина,  конечно, состарилась больше, чем ты. В конце концов я все же
не  захотела отказать тебе  в  том,  что  ты почитал  за  единственное  свое
счастье. Подле меня и вместе со мной ты хотел, отдохнув от всех треволнений,
какие  испытал  при  дворе,  на военной службе,  в  путешествиях, отвлечься,
насладиться  жизнью, но спать-таки только наедине со мной. Мою  единственную
дочь  я поместила  в пансион,  где она, конечно, получает  образование более
разностороннее,  чем то было бы  возможно в  сельском уединении; и не только
ее, но и  Оттилию я отправила туда, мою милую племянницу,  которая под  моим
надзором, может быть, стала бы мне самой лучшей помощницей в домашних делах.
Все это было сделано  с твоего согласия -  и только затем, чтобы мы спокойно
могли жить для самих себя, чтобы  мы  могли насладиться  счастьем,  которого
некогда  так страстно желали, но так поздно  достигли. С этого началась наша
сельская  жизнь. Я взялась устроить ее  внутреннюю сторону, ты  же внешнюю и
все  в  целом.  Я  попыталась во всем пойти тебе навстречу, жить только ради
тебя; так  давай  же испробуем хотя бы в течение малого срока,  сумеем ли мы
прожить в общении только друг с другом.
     -  Поскольку,-  возразил  Эдуард,- жизненные связи, как  ты выразилась,
составляют  собственно  вашу стихию, нам  не к чему выслушивать от вас такие
связные речи или уж надо решаться признать вашу  правоту, да ты и была права
вплоть до нынешнего дня. Основа, на  которой мы доселе  строили нашу  жизнь,
хороша, но неужели мы больше ничего не воздвигнем на ней  и больше ничего из
нее  не  разовьется?  То, что  я  делаю  в  саду,  а ты -  в  парке, неужели
предназначено для отшельников?
     - Прекрасно,- возразила  Шарлотта.- Превосходно! Но только бы не внести
сюда чего-нибудь постороннего, чужого... Подумай, ведь и в том, что касается
времяпрепровождения, мы  рассчитывали главным  образом на  жизнь вдвоем.  Ты
хотел для начала ознакомить  меня с дневниками твоих путешествий  во всей их
последовательности,  а для этого привести в порядок часть бумаг, относящуюся
к ним,  и при моем участия,  при моей помощи составить из этих бесценных, но
перепутанных тетрадей и беспорядочных записей нечто целое, занимательное для
вас и для других. Я обещала помочь тебе при переписывании, и мы представляли
себе, как хорошо, как мило, уютно и отрадно нам будет мысленно странствовать
по  свету,  который нам  не  было  суждено  увидеть вместе. Да начало  уже и
положено. По вечерам ты теперь снова берешься за  флейту, аккомпанируешь мне
на  фортепиано; к тому же нередко мы ездим в гости к соседям и соседи к вам.
Из  всего  этого, по  крайней  мере  для  меня, складывались  планы на лето,
которое я впервые в жизни собиралась провести по-настоящему весело.
     - Если бы только,- ответил Эдуард  и потер рукою лоб,-  если бы только,
слушая все, о чем ты так мило и разумно мне  напоминаешь, я не думал в то же
время, что присутствие капитана ничему не помешает, а, напротив, все ускорит
и оживит. И  он одно  время путешествовал  со  мной,  и  он многое запомнил,
притом по-иному, чем я; всем этим мы воспользовались  бы сообща, и создалось
бы прекрасное целое.
     -   Так  позволь  же  мне  откровенно  признаться  тебе,-  с  некоторым
нетерпением  промолвила  Шарлотта,-  что  твоему  намерению  противится  мое
сердце, что предчувствие не сулит мне ничего хорошего.
     - Вот  потому-то вы, женщины, и непобедимы,- ответил Эдуард,- сперва вы
благоразумны  - так,  что  невозможно вам противоречить; милы - так, что вам
охотно подчиняешься; чувствительны  - так, что боишься вас обидеть; наконец,
полны предчувствий - так, что становится страшно.
     -  Я  не  суеверна,-  возразила Шарлотта,-  и не  придаю значения  этим
порывам  души, если только за  ними не кроется  ничего  иного; но по большей
части  это  неосознанные  воспоминания  о  пережитых  нами  счастливых   или
несчастных  последствиях своих или чужих поступков. В  любых обстоятельствах
прибытие   третьего  знаменательно.  Я  видела  друзей,  братьев  и  сестер,
влюбленных,  супругов,  отношения  которых  совершенно менялись, и  в  жизни
происходил   полный  переворот   после   нечаянного  появления  или  заранее
обдуманного приглашения нового лица.
     - Это,  -  отвечал  Эдуард,- вполне  может  случиться с людьми, которые
живут, ни в чем не отдавая себе  отчета,  но не с теми,  кто научен опытом и
руководствуется сознанием.
     - Сознание, мой милый,- возразила Шарлотта,- оружие непригодное,  порою
даже опасное для того, кто им владеет, и из  всего этого вытекает по меньшей
мере, что нам не следует слишком спешить. Дай мне еще несколько  дней сроку,
не принимай решения!
     -  В  таком случае,- ответил Эдуард,- мы и через несколько дней рискуем
поторопиться. Доводы "за" и "против" привел  каждый из нас,  остается только
решить, и, право, здесь было бы лучше всего бросить жребий.
     - Я  знаю,- возразила Шарлотта,- что  ты  в сомнительных случаях любишь
биться об заклад или бросать кости, но  я  в таком важном деле  сочла бы это
святотатством.
     -  Но что  же  мне  написать капитану?  - воскликнул Эдуард.- Ведь я же
сейчас должен сесть за письмо.
     -  Напиши   спокойное,  благоразумное,  утешительное  письмо,-  сказала
Шарлотта.
     - Это все равно, что ничего не написать,- возразил Эдуард.
     -  И все же в  иных случаях,- заметила Шарлотта,- необходимость  и долг
дружбы скорее велят написать какой-нибудь пустяк, чем не написать ничего.