Перед одним из полетов к авиатору подошли три дамы:  пожилая  брюнетка,
молодая шатенка и юная блондинка.
     Пожилая брюнетка сказала:
     - Ах, не летайте сегодня. Сегодня вы непременно разобьетесь. Такое уж у
меня предчувствие... Авиатор сухо ответил:
     - Благодарю вас за ваше  предупреждение  или...  пожелание.  Но  летать
буду.
     Авиаторы ужасно упрямый народ - и дам не слушаются.
     Другая дама - молодая шатенка вручила  авиатору  десяток  апельсинов  и
сказала:
     - Когда вы будете на высоте трех километров над Землей,  очистите  один
апельсин и бросьте мне половинку. Нам обоим будет  сладко:  вам  где-то  под
облаками, мне - на земле. Как будто между нами не было никакого расстояния!
     Авиатор ответил:
     - Апельсин - это можно... Точно так же, как ответил бы:
     - Пиренеи - это можно. Странный народ - господа авиаторы. Третья  дама,
юная блондинка, как третья из сестер  а  сказке,  высказала  самое  скромное
желание:
     - Покатайте меня, господин авиатор. Две предыдущие дамы  даже  не  дали
авиатору ответить ей,
     - Душечка, - сказали они юной девице, - в вашем возрасте мы не  летали.
Благовоспитанные барышни вообще не летают. И, наконец, это чудовищно опасно.
Каждый день мы узнаем о новых, вольных и невольных  жертвах  авиации.  Люди,
которые могут быть полезны обществу, семье, близким, не имеют никакого права
летать. Летать - это ужасный Эгоизм.
     Но категорические афоризмы дам только раззадорили молодую девицу, и она
промолвила решительно:
     - Я буду летать!
     И добавила вкрадчиво:
     - Если только monsieur согласится взять меня с собой.
     Обе дамы с  негодованием  умолкли.  Наступила  пауза.  Наконец  авиатор
пробормотал, улыбаясь:
     - Пожалуйста, барышня. Садитесь.
     Дамы злорадно поглядели на юную девицу. Она стояла у самого аппарата  и
с ужасом рассматривала эту штуку, которая вблизи не похожа ни  на  стрекозу,
ни  на  птицу.  Нисколько  не  изящна,   и   вовсе,   как   это   говорится,
"неустойчива"... Наоборот, даже на земле машина чуть-чуть пошатывалась.
     Юная девица вспомнила, как это ужасно падать  с  высоты  даже  во  сне.
Захватывает дыханье, нельзя крикнуть, и сердце вырывается из грудной клетки.
С одной стороны, пережить этот ужас во сне  даже  приятно:  просыпаешься  на
мягкой постели, у себя дома, как ни в чем не бывало... Но с другой  стороны,
о таком подвиге в сновидениях в газетах не напишут и подруги  изумляться  не
будут. Другое дело - наяву...
     К тому же известно, что умереть в юности замечательно, приятно!
     Она стояла у крылатого эшафота и мысленно молила  воздушного  палача  о
пощаде.
     Но авиаторы - народ тугой на соображение, и нечуткий авиатор  продолжал
улыбаться и бормотать:
     - Пожалуйста, барышня. Садитесь.
     Милая блондинка наконец нашла исход из столь затруднительного положения
и, кокетливо улыбнувшись, сказала авиатору:
     - Хорошо. Я  поеду  с  вами.  Только  ведь  страшно!..  Нельзя  ли  под
хлороформом?
     Дамы в ту же минуту  изменили  свое  отношение  к  милой  барышне.  Они
добродушно засмеялись и потрепали ее по щеке:
     - Как она наивна! Как мила в своей наивности!..
     Но просвещенное внимание дам привлекла между тем особа, одетая довольно
скромно и стоявшая в группе людей шоферского вида.
     - Жена авиатора! - шепнул кто-то нашим дамам.
     - Жена авиатора! Ах, как это интересно!
     Обеим  дамам  вспомнилось  что-то  другое  в  том  же  роде.   Кажется,
кинематографическая  мелодрама  под  названием  "Жена  моряка"   или   "Жена
контрабандиста". Обе дамы захотели  быть  немедленно  представленными  "жене
авиатора".
     - Душечка! - обратились они к скромной даме, -  ведь  это  ужасно  быть
женой авиатора?  Конечно,  отчасти  и  интересно:  популярность,  сочувствие
общества... Взор, устремленный в высоту,  вслед  парящему  супругу!  Супруг,
возвращающийся к вам из чистых небесных сфер, как орел к своей  орлице,  как
голубь к  своей  горлице!..  Это  не  только  интересно,  -  это  бесконечно
увлекательно  и  заманчиво!  Но  с  другой   стороны,   подумайте:   вы   не
сегодня-завтра - вдова. Вы не знаете, какой из поцелуев вашего мужа окажется
прощальным. Лаская своего мальчика или свою девочку, вы не знаете:  ласкаете
ли вы сына (или дочь) своего мужа или бедную сироту?..  Нет,  вы  подумайте:
сколько   шансов   имеется   за   гибель!   Разбился    Мациевич,    погибли
Матыевич-Мацеевич,  Смит;  во  Франции  -  Шавез,  Монис,  Берто.   Положим,
последние  двое  были  только  невольными  жертвами  авиации.  Тем   большая
опасность грозит самому авиатору!.. Давно ли вы замужем? Есть ли у вас дети?
Вот что, милочка: у меня  сегодня  мрачное  предчувствие...  Я  уж  говорила
вашему мужу, но мужчины, а в особенности авиаторы, так  мало  уделяют  нашим
словам внимания. Но вы должны пойти к нему и запретить ему летать.
     Жена авиатора только промолвила:
     - Что я могу поделать! Он сам знает. Полеты - это его жизнь, его душа.
     - Но у меня предчувствие! - зловеще прошипела дама.
     - Благодарю вас, но я давно уже перестала верить  в  предчувствия.  Все
это - дело случая,
     - Я предупреждаю вас, пока не поздно.
     - Merci {Спасибо (франц.).}.
     - Какая бесчувственность! Какая жестокость! - пробормотала дама, отходя
от "жены авиатора".
     Невдали произошел переполох. Авиатор быстро спускался - казалось, падал
- и притом над самыми трибунами. Но паника длилась  недолго:  аппарат  опять
пошел в высоту.
     - Сегодня бог нас  спас,  -  говорил  в  толпе  кто-то,  почтенный,  но
перепуганный до крайности. - В другой раз я ни за что не пойду на полеты.  В
конце концов не стоит... Надоело. Летают  как  летают.  А  от  опасности  не
убережешься. Уж если во Франции министров кромсать стали,  то  нам,  простым
смертным, и совсем беды не миновать.
     - Да, но толпу удержать трудно: падка на зрелища. Надо только  оградить
ее безопасность какими-нибудь законами. Позволить, что ли, авиаторам  летать
только над морем, да над Пиренейскими и Апеннинскими ущельями.  Пусть  лучше
один человек погибнет - и притом по своей собственной воле,  чем  десятки  и
сотни ни в чем не повинных зрителей.
     - Ах, опускается! Опять опускается!..  Запретил  бы  я  этим  авиаторам
совершенно опускаться на землю. Захотел небесных пространств - вот и летай -
и не надо тебе на землю.
     ...У одного из ангаров с авиатором разговаривал поэт лирической  школы.
Как это отметил некий критик, у русских поэтов авиация  большим  успехом  не
пользуется.  Самое  незначительное  из  "душевных  движений"  интересует  их
больше, чем сотни верст движения в воздухе. И они, по-своему, правы.
     - Видите ли, - говорил поэт, -  зачем  вся  эта  томительная  процедура
полета, когда мы в своем воображении могли бы проделать то же самое - только
в размерах куда более грандиозных. Сегодня я мечтой в  Мексике,  завтра  над
океаном...
     Как ни был авиатор туг на соображение  и  неразвит,  он,  не  смущаясь,
ответил порту:
     - Странно... У вас такой вкрадчивый голос и  так  много  женственности.
Знаете" мне начинает казаться, что со мной и на этот раз беседует дама....
     Сказав это, авиатор  отвернулся  от  толпы  назойливых  собеседников  и
вгляделся в далекую точку горизонта. Он напряженно о  чем-то  думал.  Думал,
может  быть,  о  товарищах  своих,   перемахнувших   через   высокие   горы,
перелетевших из Парижа в Мадрид, в Рим. Над Пиренеями на  них  напали  орлы,
вступившие в безнадежное  сражение  с  новыми  птицами,  как  смелые  горные
племена с полчищами могущественной державы.
     Но авиатор размышлял об этих делах вовсе не так образно, как мы сейчас.
Он только соображал с приблизительной точностью, мог ли бы он сам, со  своей
машиной  и  при  известных  качествах  своего  мотора,  совершить  такой  же
перелет...