ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:

     Ева Войкевич, 23 лет.
     Адам Николаевич Красовский, инженер, 28 лет.
     Ефросимов Александр Ипполитович, академик, 41 года.
     Дараган Андрей Федорович, авиатор, 37 лет.
     Пончик-Непобеда, литератор, 35 лет.
     Захар Севастьянович Маркизов, изгнанный из профсоюза, 32 лет.
     Аня, домработница, лет 23.
     Туллер 1-й
     Туллер 2-й братья.
     Клавдия Петровна, врач-психиатр, лет 35.
     Мария Вируэс, лет 28, женщина-авиатор.
     Де Тимонеда, авиатор.
     Зевальд, авиатор.
     Павлов, авиатор.


АКТ ПЕРВЫЙ

          Май в Ленинграде. Комната в первом этаже, и окно открыто
          во   двор.  Наиболее  примечательной  частью  обстановки
          является  висящая  над столом лампа под густым абажуром.
          Под  ней  хорошо пасьянс раскладывать, но всякая мысль о
          пасьянсах  исключается,  лишь  только у лампы появляется
          лицо  Ефросимова.  Также  заметен  громкоговоритель,  из
          которого  течет  звучно  и  мягко "Фауст" из Мариинского
          театра.  Во  дворе  изредка  слышна  гармоника.  Рядом с
                       комнатой передняя с телефоном.

Адам (целуя Еву). А чудная опера этот "Фауст". А ты меня любишь?
Ева. Люблю.
Адам. Сегодня "Фауст", а завтра вечером мы едем на Зеленый Мыс! Я  счастлив!
     Когда стоял в очереди за билетами, весь покрылся горячим потом и понял,
     что жизнь прекрасна!..
Аня (входит внезапно). Ах...
Адам. Аня! Вы хоть бы это... как это... постучались!..
Аня. Адам Николаевич! Я думала, что вы в кухне!
Адам. В кухне? В кухне? Зачем же я буду в кухне сидеть, когда "Фауст" идет?

                      Аня расставляет на столе посуду.

Адам. На полтора месяца на Зеленый Мыс! (Жонглирует и разбивает стакан.)
Ева. Так!..
Аня. Так. Стакан чужой! Дараганов стакан.
Адам. Куплю стакан. Куплю Дарагану пять стаканов.
Аня. Где вы купите? Нету стаканов,
Адам.  Без  паники!  Будут  стаканы  к концу пятилетки! Да... вы правы, Анна
     Тимофеевна.  Именно в кухне я должен быть сейчас, ибо я хотел вычистить
     желтые туфли. (Скрывается.)
Аня.  Ах,  завидно на вас смотреть, Ева Артемьевна! И красивый, и инженер, и
     коммунист.
Ева.  Знаете,  Анюточка,  я,  пожалуй,  действительно   счастлива.   Хотя...
     впрочем... черт его знает!.. Да почему вы не выходите замуж,  если  вам
     уж так хочется?
Аня.  Все мерзавцы попадаются, Ева Артемьевна! Всем хорошие достались, а мне
     попадет какая-нибудь игрушечка, ну как в лотерее! И пьет, сукин сын!
Ева. Пьет?
Аня. Сидит в подштанниках, в синем пенсне,  читает  "Графа  Монте-Кристо"  и
     пьет с Кубиком.
Ева. Он несколько хулиганистый парень, но очень оригинальный.
Аня. Уж на что оригинальный! Бандит с гармоникой. Нет, не распишусь.  Он  на
     прошлой неделе побил бюрократа из десятого номера, а его  из  профсоюза
     выкинули. И Баранову обманул, алименты ей заставили платить. Это же  не
     жизнь!
Ева. Нет, я проверяю себя, и действительно, я, кажется, счастлива.
Аня. Зато Дараган несчастлив.
Ева. Уже знает?
Аня. Я сказала.
Ева. Ну, это свинство, Аня!
Аня. Да что вы! Не узнает он, что ли? Он сегодня  спрашивает:  "А  что,  Ева
     придет вечером к Адаму?" А я говорю: "Придет и останется". - "Как?"  "А
     так, - говорю, -  что  они  сегодня  расписались!"  "Как?!"  Ага,  ага,
     покраснели!.. Всю квартиру завлекли !
Ева. Что вы выдумываете! Кого я завлекала?..
Аня. Да уж будет вам сегодня! Вот и Пончик явится. Тоже влюблен.
Ева. На Зеленый Мыс! Не медля ни секунды, завтра вечером в мягком вагоне,  и
     никаких Пончиков!

                      Аня выметает осколки и выходит.

Адам (влетает). А комната тебе нравится моя?
Ева. Скорее нравится. Да, нравится...

                              Адам целует ее.

Ева. Сейчас Аня вкатится... Погоди!
Адам. Никто, никто не придет! (Целует.)

          Внезапно  за  окном  голоса. Голос Маркизова: "Буржуй!",
          голос  Ефросимова:  "Это  хулиганство!" Голос Маркизова:
          "Что?  Кто это такой - хулиган? А?" - и на подоконник со
          двора   вскакивает   Ефросимов.   Возбужден.  Дергается.
          Ефросимов  худ, брит, в глазах туман, а в тумане свечки.
          Одет  в великолепнейший костюм, так что сразу видно, что
          он    недавно    был   в   заграничной   командировке, а
          безукоризненное  белье  Ефросимова  показывает,  что  он
          холост  и  сам никогда не одевается, а какая-то старуха,
          уверенная,  что Ефросимов полубог, а не человек, утюжит,
          гладит, напоминает, утром подает... Через плечо на ремне
          у  Ефросимова  маленький  аппарат,  не  очень похожий на
          фотографический. Окружающих Ефросимов удивляет странными
                        интонациями и жестикуляцией.

Ефросимов. Простите, пожалуйста!..
Адам. Что такое?!
Ефросимов. За мной гонятся пьяные хулиганы!(Соскакивает в комнату.)

          На подоконнике появляется Маркизов. Он, как описала Аня,
          в  кальсонах  и  в  синем  пенсне  и, несмотря на душный
                   вечер, в пальто с меховым воротником.

Маркизов. Кто это хулиган? (В окно.) Граждане! Вы слышали,  что  я  хулиган?
     (Ефросимову.) Вот я сейчас тебя стукну по уху, ты  увидишь  тогда,  кто
     здесь хулиган!
Адам. Маркизов! Сию минуту убирайтесь из моей комнаты!
Маркизов. Он шляпу надел! А?
Ефросимов. Ради бога! Он разобьет аппарат!
Ева. Вон из комнаты! (Адаму.) Позвони сейчас же в милицию!
Аня (вбежав). Опять Захар?!
Маркизов. Я извиняюсь, Анна Тимофеевна! Меня оскорбили, а не  Захар!  (Еве.)
     Милицию собираетесь по вечерам беспокоить? Члены профсоюза?
Аня. Уйди, Захар!
Маркизов. Уйду-с. (В окно.) Васенька, дружок! И ты, Кубик! Верные секунданты
     мои! Станьте, друзья, у парадного хода. Тут выйдет из квартиры  паразит
     в сиреневом пиджаке. Алкоголик-фотограф. Я  с  ним  буду  иметь  дуэль.
     (Ефросимову.) Но я вам, заграничный граф, не  советую  выходить!  Ставь
     себе  койку  в  этой  квартире,  прописывайся  у  нас  в  жакте.  Пока.
     (Скрывается.)
Ефросимов. Я  об  одном  сожалею,  что  при  этой  сцене  не  присутствовало
     советское правительство. Чтобы я показал ему, с  каким  материалом  оно
     собирается построить бесклассовое общество!..

                             В окно влетает кирпич.

Адам. Маркизов! Ты сядешь за хулиганство!
Ева. Ах, какая дрянь!
Ефросимов. Я - алкоголик? Я - алкоголик? Я в рот не беру  ничего  спиртного,
     уверяю вас! Правда, я курю, я очень много курю!..
Ева. Успокойтесь, успокойтесь... Просто он безобразник.
Ефросимов (дергаясь). Нет, я спокоен! Совершенно! Меня смущает только  одно,
     что я потревожил вас. Сколько же это времени мне, в самом деле,  сидеть
     в осаде?
Адам. Ничего, ничего. Эти секунданты скоро рассосутся. В  крайнем  случае  я
     приму меры.
Ефросимов. Нет ли у вас... это... как называется... воды?
Ева. Пожалуйста, пожалуйста.
Ефросимов (напившись). Позвольте мне  представиться.  Моя  фамилия...  гм...
     Александр Ипполитович... А фамилию я забыл!..
Адам. Забыли свою фамилию?
Ефросимов. Ах, господи! Это  ужасно!..  Как  же,  черт,  фамилия?  Известная
     фамилия.    На    эр...     на     эр...     Позвольте:     цианбром...
     фенил-ди-хлюр-арсин... Ефросимов! Да. Вот какая фамилия. Ефросимов.
Адам. Так, так, так... Позвольте... Вы?..
Ефросимов. Да, да, именно. (Пьет воду.) Я, коротко говоря, профессор химии и
     академик Ефросимов. Вы ничего не имеете против?
Ева. Мы очень рады.
Ефросимов. А вы? К кому попал через окно?
Адам. Адам Красовский.
Ефросимов. Вы - коммунист?
Адам. Да.
Ефросимов. Очень хорошо! (Еве.) А вы?
Ева. Я - Ева Войкевич.
Ефросимов. Коммунистка?
Ева. Нет. Я - беспартийная.
Ефросимов. Очень, очень хорошо. Позвольте! Как вы назвали себя?
Ева. Ева Войкевич.
Ефросимов. Не может быть!
Ева. Почему?
Ефросимов. А вы?.. Э...
Ева. Это мой муж. Мы сегодня поженились. Ну да, да, , Адам и Ева!..
Ефросимов. Ага! Я сразу подметил. А вы говорите, что я сумасшедший!
Ева. Этого никто не говорил!
Ефросимов. Я вижу, что вы это думаете.  Но  нет,  нет!  Не  беспокойтесь:  я
     нормален. Вид у меня действительно, я сознаю... Когда я шел по  городу,
     эти... ну вот, опять забыл... ну, маленькие... ходят в школу?..
Ева. Дети?
Ефросимов. Мальчики! Именно они. Свистели, а эти... ну, кусают. Рыжие.
Адам. Собаки?
Ефросимов. Да. Бросались на меня, а на углах эти...
Адам. }  Милиционеры!
Ева.  |
Ефросимов. Косились на меня. Возможно, что я шел зигзагами. В ваш же  дом  я
     попал потому, что хотел видеть профессора Буслова, но его нет дома.  Он
     ушел  на  "Фауста".  Разрешите  мне  только  немножко  отдохнуть.  Я  -
     измучился.
Ева. Пожалуйста, пожалуйста. Ждите у нас Буслова.
Адам. Вот мы сейчас закусим...
Ефросимов. Благодарю вас! Вы меня просто очаровали!
Адам. Это фотографический аппарат у вас?
Ефросимов. Нет. Ах! Ну да. Конечно, фотографический. И знаете, раз уж судьба
     привела меня к вам, позвольте мне вас снять.
Ева. Я, право...
Адам. Я не знаю...
Ефросимов. Садитесь, садитесь... Да, но, виноват... (Адаму.)  У  вашей  жены
     хороший характер?
Адам. По-моему, чудный.
Ефросимов. Прекрасно! Снять, снять! Пусть живет.
Адам (тихо). Ну его в болото. Я не желаю сниматься...
Ефросимов. Скажите, Ева, вы любите?..
Ева. Жизнь?.. Я люблю жизнь. Очень.
Ефросимов. Молодец! Молодец! Великолепно. Садитесь!
Адам (тихо). К черту, к черту, не хочу я сниматься он сумасшедший!
Ева (тихо). Он просто оригинал, как всякий химик. Брось! (Громко.) Ну, Адам!
     Я, наконец, прошу тебя!

          Адам  хмуро усаживается рядом с Евой. В дверь стучат, но
          Ефросимов занят аппаратом, а Адам и Ева своими позами. В
          дверях  появляется  Пончик-Непобеда, а на окно осторожно
                            взбирается Маркизов.

Ефросимов. Внимание!

                    Из аппарата бьет ослепительный луч.

Пончик. Ах! (Ослепленный, скрывается.)
Маркизов. Ах, чтоб тебе! (Скрывается за окном.)

                                Луч гаснет.

Ева. Вот так магний!
Пончик (постучав вторично). Адам, можно?
Адам. Можно, можно. Входи, Павел!

          Пончик   входит.  Это  малый  с  блестящими  глазками, в
             роговых очках, штанах до колен и клетчатых чулках.

Пончик. Здорово, старик! Ах, и Ева здесь? Снимались? Вдвоем?  Хе-хе-хе.  Вот
     как-с! Я сейчас. Только приведу себя в порядок. (Скрывается.)
Ева. Вы дадите нам карточку?
Ефросимов. О, натурально, натурально. Только не теперь, а немного погодя.
Адам. Какой странный аппарат. Это заграничный? В первый раз вижу такой...

                  Послышался дальний тоскливый вой собаки.

Ефросимов (тревожно). Чего  это  собака  воет?  Гм?..  Вы  чем  занимаетесь,
     Ева...?
Ева. Артемьевна. Я учусь на курсах иностранных языков.
Ефросимов. А вы, Адам?
Адам. Николаевич! Я - инженер.
Ефросимов. Скажите мне какую-нибудь  простенькую  формулу,  ну,  к  примеру,
     формулу хлороформа?
Адам. Хлороформа? Хлороформа. Ева, ты не помнишь формулу хлороформа?
Ева. Я никогда и не знала ее!
Адам. Видите ли, я специалист по мостам.
Ефросимов. А, тогда это вздор... Вздор эти мосты сейчас. Бросьте их! Ну кому
     в голову сейчас придет думать о каких-то мостах! Право,  смешно...  Ну,
     вы затратите два года на постройку моста, а я берусь взорвать вам его в
     три минуты. Ну какой же смысл тратить материал и время. Фу, как  душно!
     И почему-то воют псы! Вы знаете, я два месяца просидел в лаборатории  и
     сегодня в первый раз вышел на воздух. Вот почему я так странен  и  стал
     забывать простые слова! (Смеется.) Но представляю, себе лица в  Европе!
     Адам Николаевич, вы думаете о том, что будет война?
Адам. Конечно, думаю. Она очень возможна, потому что  капиталистический  мир
     напоен ненавистью к социализму.
Ефросимов. Капиталистический мир напоен ненавистью к социалистическому миру,
     а  социалистический  напоен  ненавистью  к  капиталистическому, дорогой
     строитель  мостов,  а формула хлороформа СНСlз! Война будет потому, что
     сегодня душно! Она будет потому, что в трамвае мне каждый день говорят:
     "Ишь   шляпу   надел!"  Она  будет  потому,  что  при  прочтении  газет
     (вынимает  из кармана две газеты) волосы шевелятся на голове и кажется,
     что  видишь  кошмар.  (Указывает в газету.) Что напечатано? "Капитализм
     необходимо  уничтожить". Да? А там (указывает куда-то вдаль), а там что
     напечатано?  А  там  напечатано:  "Коммунизм  надо уничтожить". Кошмар!
     Негра  убили  на электрическом стуле. Совсем в другом месте, черт знает
     где,  в Бомбейской провинции, кто-то перерезал телеграфную проволоку, в
     Югославии казнили, стреляли в Испании, стреляли в Берлине. Завтра будут
     стрелять в Пенсильвании. Это сон! И девушки с ружьями, девушки! - ходят
     у  меня  по  улице  под  окнами  и  поют: "Винтовочка, бей, бей, бей...
     буржуев  не  жалей!"  Всякий  день!  Под  котлом  пламя,  по воде ходят
     пузырьки, какой же, какой слепец будет думать, что она не закипит?
Адам. Виноват, профессор, я извиняюсь! Негр - это одно, а винтовочка, бей  -
     это правильно. Вы, профессор Ефросимов,  не  можете  быть  против  этой
     песни!
Ефросимов. Нет, я вообще против пения на улицах.
Адам. Ге... гe... гe.  Однако!  Будет  страшный  взрыв,  но  это  последний,
     очищающий взрыв, потому что на стороне СССР - великая идея.
Ефросимов. Очень возможно, что это великая идея, но дело в том, что  в  мире
     есть люди с другой идеей, и идея их заключается  в  том,  чтобы  вас  с
     вашей идеей уничтожить.
Адам. Ну, это мы посмотрим!
Ефросимов. Очень боюсь, что многим как раз посмотреть ничего не удастся! Все
     дело в старичках!..
Ева. Каких старичках?..
Ефросимов (таинственно). Чистенькие старички, в цилиндрах ходят...  По  сути
     дела, старичкам безразлична какая бы то ни было  идея,  за  исключением
     одной - чтобы экономка вовремя подавала кофе.  Они  не  привередливы!..
     Один из них сидел, знаете ли, в лаборатории и занимался,  не  толкаемый
     ничем, кроме мальчишеской любознательности, чепухой:  намешал  в  колбе
     разной дряни - вот вроде  этого  хлороформа,  Адам  Николаевич,  серной
     кислоты и прочего - и стал подогревать, чтобы посмотреть, что из  этого
     выйдет. Вышло из этого то, что не успел он допить свой кофе, как тысячи
     людей легли рядышком на полях... затем посинели как сливы, и  затем  их
     всех на грузовиках свезли в яму. А интереснее всего то,  что  они  были
     молодые люди, Адам, и решительно не повинные ни в каких идеях. Я  боюсь
     идей! Всякая из них хороша сама по себе, но лишь до того момента,  пока
     старичок-профессор не вооружит ее технически. Вы -  идею,  а  ученый  в
     дополнение к ней - ...мышьяк!..
Ева (печально под лампой). Мне страшно. Теперь я  знаю,  тебя  отравят,  мой
     Адам!
Адам. Не бойся, Ева, не бойся! Я надену противогаз, и мы встретим их!
Ефросимов. С таким же успехом вы можете надвинуть шляпу на  лицо!  О,  милый
     инженер! Есть только одно ужасное слово, и это слово "сверх". Могу себе
     представить человека, героя даже, идиота в комнате. Но сверхидиот?  Как
     он выглядит? Как пьет чай? Какие  поступки  совершает?  Сверхгерой?  Не
     понимаю! Бледнеет фантазия! Весь вопрос в том, чем будет  пахнуть.  Как
     ни бился старичок, всегда чем-нибудь пахло, то горчицей,  то  миндалем,
     то гнилой  капустой,  и,  наконец,  запахло  нежной  геранью.  Это  был
     зловещий запах, друзья, но это не "сверх"! "Сверх" же  будет,  когда  в
     лаборатории ничем не запахнет, не загремит и быстро подействует.  Тогда
     старик поставит на пробирке черный крестик, чтобы не спутать, и скажет:
     "Я сделал,  что  умел.  Остальное  -  ваше  дело.  Идеи,  столкнитесь!"
     (Шепотом.) Так вот, Адам Николаевич, уже не пахнет ничем, не взрывается
     и быстро действует.
Ева. Я не желаю умирать! Что же делать?
Ефросимов. В землю! Вниз! В преисподнюю, о прародительница Ева! Вместо того,
     чтобы строить мост, стройте подземный город и бегите вниз!
Ева. Я не желаю ничего этого! Адам, едем скорее на Зеленый Мыс!
Ефросимов. О, дитя мое!  Я  расстроил  вас?  Ну,  успокойтесь,  успокойтесь!
     Забудьте обо всем, что я сказал: войны не будет. Вот почему:  найдется,
     наконец, тот,  кто  скажет:  если  уж  нельзя  прекратить  поток  идей,
     обуревающих, между прочим,  и  Адама  Николаевича,  то  нужно  обуздать
     старичков. Но за ними с противогазом  не  угонишься!  Требуется  что-то
     радикальное. Смотрите (накладывает одну  кисть  руки  на  другую),  это
     клетка человеческого тела... Теперь (сдвигает пальцы) что произошло? Та
     же прежняя клетка, но щели между частицами  ее  исчезли,  а  через  эти
     щели, Адам Николаевич, и проникал старичок!  Непонятно?  Все  спокойно!
     Поезжайте в Зеленый Мыс! Благословляю вас, Адам и Ева!

          В  дверях  бесшумно  появляется Дараган. Он в черном. Во
              всю грудь у него вышита серебряная летная птица.

     Если   кто-нибудь   найдет   этот  способ  сдвинуть  пальцы,  то,  Адам
     Николаевич,   химическая   война  не  состоится,  а  следовательно,  не
     состоится  и  никакая  война.  Но только весь вопрос в том, кому отдать
     такое изобретение...
Дараган (внезапно). Это самый легкий вопрос,  профессор.  Такое  изобретение
     нужно немедленно отдать Реввоенсовету Республики...
Адам. А, Дараган! Вот, познакомьтесь: Андрей Дараган.
Дараган. Я знаю профессора. Очень приятно.
Адам. Ну, Дараган. Сознаюсь - мы расписались сегодня с Евой.
Дараган. И это уже знаю. Ну что же, поздравляю, Ева. Переехали к нам? Соседи
     будем. Я слушал вас,  профессор.  Вы  прочли  нашим  командирам  лекцию
     "Улавливание боевых мышьяков". Какой блеск!
Ефросимов. Ах да, да!.. Как  же...  Да  что  же  "улавливание"  -  разве  их
     уловишь?
Дараган. Приятно,  что  в  республике  трудящихся  имеются  такие  громадные
     научные силы, как вы.
Ефросимов. Благодарю вас! А вы чем изволите заниматься?
Дараган. Ну, я что ж? Служу республике в должности командира  истребительной
     эскадрильи.
Ефросимов. Ах, так, так...
Дараган. Профессор, вот вы говорили, что возможно такое изобретение, которое
     исключит, химическую войну?
Ефросимов. Да.
Дараган. Поразительно! Вы даже спрашивали, куда его сдать?
Ефросимов (морщась). Ах да. Это мучительнейший  вопрос...  Я  полагаю,  что,
     чтобы спасти человечество от беды, нужно сдать такое  изобретение  всем
     странам сразу.
Дараган (темнея). Как? (Пауза.) Всем странам? Профессор,  что  вы  говорите!
     Отдать капиталистическим  странам  изобретение  исключительной  военной
     важности?
Ефросимов. Ну, а как же быть, по-вашему?
Дараган. Я поражен. По-моему... Извините, профессор, но я  бы  не  советовал
     вам нигде даже произносить это... право...

          Адам   за   спиной   Ефросимова  делает  знак  Дарагану,
                 обозначающий: "Ефросимов не в своем уме".

Дараган (покосившись на аппарат Ефросимова). Впрочем,  конечно,  это  вопрос
     очень сложный... А это простое изобретение?
Ефросимов. Я полагаю, что оно будет просто... сравнительно.
Пончик (входя с шумом). Привет, товарищи, привет! Вот и я! Ева!  (Целует  ей
     руку.)
Ева. Знакомьтесь...
Пончик. Литератор Пончик-Непобеда.
Ефросимов. Ефросимов.

                            Все садятся за стол.

Пончик. Поздравьте, друзья! В Ленинграде большая литературная новость...
Ева. Какая?
Пончик. Мой роман принят  к  печатанию...  Двадцать  два  печатных  листика.
     Так-то-с...
Адам. Читай!
Ева. Вот сейчас закусим...
Пончик. Можно читать и во время еды.
Адам. У нас тоже литературная новость: мы, брат, сегодня расписались...
Пончик. Где?
Адам. Ну где... В загсе...
Пончик. Так... (Пауза.) Поздравляю!
Дараган. А вы где, профессор, живете?
Ефросимов. Я живу... ну, словом,  номер  шестнадцатый...  Коричневый  дом...
     Виноват... (Вынимает записную книжку.) Ага... Вот. Улица  Жуковского...
     Нет... С этим надо бороться...
Дараган. Только что переехали?
Ефросимов. Да нет, третий год живу. Забыл, понимаете ли, название улицы...
Ева. Со всяким может случиться!
Дараган. Угу...

                     Пончик дико смотрит на Ефросимова.

Адам. Ну, роман! Роман!
Пончик (вооружается рукописью, и под лампой сразу становится уютно. Читает).
     "Красные Зеленя". Роман. Глава первая. ...Там, где некогда тощую  землю
     бороздили землистые лица крестьян князя Барятинского,  ныне  показались
     свежие щечки колхозниц. - Эх, Ваня! Ваня! зазвенело на меже..."
Ефросимов.  Тысячу  извинений...  Я  только  один  вопрос:  ведь  это   было
     напечатано во вчерашней "Вечерке"?
Пончик. Я извиняюсь, в какой "Вечерке"? Я читаю рукопись!
Ефросимов. Простите. (Вынимает газету, показывает Пончику.)
Пончик (поглядев в газету). Какая сволочь! А!
Адам. Кто?
Пончик. Марьин-Рощин. Вот  кто!  Нет,  вы  послушайте!  (Читает  в  газете.)
     "...Там, где когда-то хилые поля  обрабатывали  голодные  мужики  графа
     Шереметева..." Ах, мерзавец! (Читает.) "...теперь работают колхозницы в
     красных повязках. - Егорка! - закричали на полосе..." Сукин сын!
Ева. Списал?
Пончик. Как он мог списать? Нет! Мы в одной бригаде ездили в  колхоз,  и  он
     таскался со мной по колхозу как тень, и мы видели одни и те же картины.
Дараган. А именье-то чье? Шереметева или Барятинского?
Пончик. Дондукова-Корсакова именье.
Ефросимов. Что ж! Теперь публике останется решить одно: у кого из  двух  эти
     картины вышли лучше...
Пончик. Так...  так...  У  кого  лучше  вышли  картины...  У  лакировщика  и
     примазавшегося графомана или же у Павла Пончика-Непобеды?
Ефросимов (простодушно). У графомана вышло лучше.
Пончик. Мерси, Адам, мерси.  (Ефросимову.)  Аполлон  Акимович  лично  мне  в
     Москве сказал: "Молодец! Крепкий роман!"
Ефросимов. А кто это - Аполлон Акимович?
Пончик. Здрасьте! Спасибо, Адам... Может быть, гражданин не знает, кто такой
     Савелий Савельевич? Может быть, он "Войны и мира" не читал? В  Главлите
     никогда не был, но критикует!
Ева. Павел Апостолович!
Дараган. Товарищи! По рюмке водки!

          В  передней звонок телефона. Дараган выбегает в переднюю
                      и задергивает комнату занавесом.

     Да...  Я  у  телефона.  (Пауза.  Бледнеет.)  Вышла уже машина? (Пауза.)
     Сейчас! (Вешает трубку, зовет тихонько.) Пончик-Непобеда! Пончик!
Пончик (выходит в переднюю). Что это за гусь такой?
Дараган. Это знаменитый химик Ефросимов.
Пончик. Так черт его возьми! Может, он в химии и смыслит...
Дараган. Погодите,  Пончик-Непобеда,  слушайте:  я  сейчас  уеду  срочно  на
     аэродром. Вы же сделайте следующее:  никуда  не  звоня  по  телефону  и
     сказав Адаму, чтобы профессор ни в  коем  случае  не  вышел  отсюда,  я
     отправьтесь и сообщите,  первое,  что  профессор  Ефросимов,  по  моему
     подозрению,  сделал  военное  величайшей  важности  открытие.  Что  это
     изобретение в виде аппарата надето на  нем.  Что  он  здесь.  Это  раз.
     Второе, по моему подозрению, он психически расстроен и может  натворить
     величайшей ерунды в смысле заграницы... Третье, пусть сейчас же  явятся
     и  проверят  все  это.  Все.  Но,  Пончик-Непобеда,  если  профессор  с
     аппаратом уйдет отсюда, отвечать будете вы по  делу  о  государственной
     измене.
Пончик. Товарищ Дараган, помилуйте...

                            Резкий стук в дверь.

Дараган (открыв дверь, говорит). Не помилую. Еду. (И исчезает без фуражки.)
Пончик. Товарищ Дараган, вы фуражку забыли!
Дараган (за дверью). Черт с ней!
Пончик. Вот навязалась история на мою голову! (Тихонько.) Адам! Адам!
Адам (выходя в переднюю). Что такое?
Пончик. Слушай, Адам. Прими меры, чтобы этот чертов химик никуда от тебя  со
     своим аппаратом не ушел, пока я не вернусь!
Адам. Это что обозначает?
Пончик. Мы сейчас с Дараганом догадались, что на нем государственное военное
     изобретение. Аппарат!
Адам. Это фотографический аппарат!
Пончик. Какой там черт фотографический!
Адам. А-а!
Пончик. Я вернусь не один. И помни: отвечать будешь ты! (Бросается в дверь.)
Адам (в дверь). Где Дараган?
Пончик (за дверью). Не знаю.
Адам. Что за собачий вечер! (Потрясенный, возвращается в комнату.)
Ева. А где Пончик и Дараган?
Адам. Они пошли в магазин.
Ева. Вот чудаки! Ведь все же есть...
Адам. Они сейчас придут.

                                   Пауза.

Ефросимов (неожиданно). Боже мой! Жак! Жак! Ах, я дурак!  Ведь  я  же  забыл
     снять Жака!.. В первую очередь! Господи! Ведь это прямо помрачение ума.
     Но не может же быть, чтобы все свалилось так  внезапно  и  сию  минуту.
     Успокойте меня, Ева! Что, "Фауст" идет еще? Ах, ах... ах... (Подходит к
     окну и начинает смотреть в него.) Адам  (тихо  Еве).  Ты  считаешь  его
     нормальным?
Ева. Я считаю его совершенно нормальным.
Ефросимов. "Фауст" идет еще?
Ева. Сейчас. (Открывает громкоговоритель, и оттуда  слышны  последние  такты
     сцены в храме, а затем начинается марш.) Идет.
Ефросимов. И зачем физиологу Буслову "Фауст"?
Ева.  Голубчик,  Александр  Ипполитович,  что  случилось?  Перестаньте   так
     волноваться, выпейте вина!
Ефросимов. Постойте, постойте! Слышите, опять... Адам (тревожно).  Что?  Ну,
     собака завыла. Ее дразнит гармоника...
Ефросимов. Ах нет, нет. Они целый день воют сегодня. И если б вы знали,  как
     это меня тревожит!. И я уже  раздираем  между  двумя  желаниями:  ждать
     Буслова или бросить его и бежать к Жаку...
Адам. Кто такой Жак?
Ефросимов. Ах, если бы не Жак, я был бы совершенно  одинок  на  этом  свете,
     потому что нельзя же считать мою тетку, которая гладит  сорочки...  Жак
     освещает мою жизнь...  (Пауза.)  Жак  -  это  моя  собака.  Вижу,  идут
     четверо, несут щенка и смеются. Оказывается - вешать. И я  им  заплатил
     двенадцать рублей, чтобы они не вешали его. Теперь  он  взрослый,  и  я
     никогда не расстаюсь с  ним.  В  неядовитые  дни  он  сидит  у  меня  в
     лаборатории и он смотрит, как я работаю. За что вешать собаку?..
Ева. Александр Ипполитович, вам непременно нужно жениться!
Ефросимов. Ах, я ни за что  не  женюсь,  пока  не  узнаю,  почему  развылись
     собаки!.. Так что же, наконец, научите! Ждать ли Буслова или  бежать  к
     Жаку? А?
Ева. Миленький Александр Ипполитович! Нельзя же так! Ну что случится с вашим
     Жаком? Ведь это же просто - неврастения! Ну конечно, дождаться Буслова,
     поговорить с ним и спокойно отправиться домой и лечь спать!

          Звонок. Адам идет открывать, и входят Туллер 1-й, Туллер
          2-й  и  Клавдия  Петровна.  Последним входит озабоченный
                                  Пончик.

Туллер 1-й. Привет, Адам! Узнали о твоем бракосочетании и решили нагрянуть к
     тебе - поздравить! Здорово...
Адам (растерян, он видит Туллера впервые в жизни). Здорово... входите!..

                             Входят в комнату.

Туллер 1-й. Знакомь же с женой!
Адам. Вот это, Ева... Э...
Туллер 1-й. Туллер, Адамов друг. Наверное, он не раз рассказывал обо мне?
Ева. Нет, ничего не говорил!..
Туллер 1-й. Разбойник! Прошу, знакомьтесь: это мой двоюродный  брат  -  тоже
     Туллер!
Туллер 2-й. Туллер!
Туллер  1-й.  Мы,  Ева  Артемьевна,  вот  и  Клавдию  прихватили  с   собой.
     Знакомьтесь? Ну, это просто ученая женщина. Врач.  Психиатр.  Вот  как.
     Тоже ничего не говорил? Хорош друг! Ах, Адам! (Еве.) Вы не сердитесь на
     незваных гостей?
Ева. Нет, нет, зачем же? У Адама всегда  очень  симпатичные  приятели.  Аня!
     Аня!
Туллер  1-й.  Нет,  нет,  никаких  хлопот!  Мой  двоюродный  брат  Туллер  -
     хозяйственник...
Туллер 2-й. Туллер прав... (Разворачивает сверток.)
Ева. Это совершенно напрасно. У нас все есть.

                Входит Аня, ей передают коробки, она уходит.

     Пончик, садитесь! А где же Дараган? Садитесь, товарищи!
Клавдия. Боже, какая жара!
Ева. Адам, познакомь же...
Туллер 1-й. С  кем?  С  Александром  Ипполитовичем?  Что  вы!  Мы  прекрасно
     знакомы!
Туллер 2-й. Туллер, Александр Ипполитович тебя явно не узнает!
Туллер 1-й. Быть этого не может!
Ефросимов. Простите... я, право, так рассеян... я действительно не узнаю...
Туллер 1-й. Но как же...
Клавдия. Оставьте, Туллер, в такую жару родного брата не узнаешь! У  меня  в
     августе положительно плавятся мозги. Ах этот август!
Ефросимов. Простите, но сейчас же ведь не август?..
Клавдия. Как не август? А какой же у нас месяц, по-вашему?
Туллер   1-й.   Вот  тебе  раз!  Клавдия  от  духоты  помешалась!  Александр
     Ипполитович! Скажите ей, бога ради, какой теперь месяц?
Ефросимов. Во всяком случае, не август, а этот... как его... как его...

                                   Пауза.

Туллер 1-й (тихо и значительно). Май у нас в  СССР,  Александр  Ипполитович,
     май!.. (Весело.) Итак: в прошлом году, в этом же  мае...  Сестрорецк...
     Вы жили на даче у  вдовы  Марьи  Павловны  Офицерской,  а  я  рядом,  у
     Козловых. Вы с Жаком ходили купаться, и я вашего Жака  даже  снял  один
     раз!
Ефросимов.  Вот  оказия...  совершенно  верно:  Марья  Павловна...  у  меня,
     по-видимому, отшибло память!
Туллер 2-й. Эх ты, фотограф. Видно, ты не очень примечательная личность!  Ты
     лучше обрати внимание, какой у профессора замечательный аппарат!
Туллер 1-й. Туллер! Это не фотографический аппарат!
Туллер 2-й. Ну что ты мне  рассказываешь!  Это  заграничный  фотографический
     аппарат!
Туллер 1-й. Туллер!..
Туллер 2-й. Фотографический!
Туллер 1-й. А я говорю - не фотографический!
Туллер 2-й. Фо-то-графический!
Ефросимов. Видите ли, гражданин Туллер, это...
Туллер 1-й. Нет, нет, профессор,  его  надо  проучить.  Пари  на  пятнадцать
     рублей желаешь?
Туллер 2-й. Идет!
Туллер 1-й. Ну-с, профессор, какой это аппарат? Фотографический?
Ефросимов. Видите ли, это не фотографический аппарат...
Ева. Как?!.

          Входит  Аня  и  начинает  вынимать  из  буфета посуду. В
          громкоговорители  мощные  хоры с оркестром поют: "Родины
                           славу не посрамим!.."

Туллер 1-й. Гоп! Вынимай пятнадцать рублей! Это - урок!
Туллер 2-й. Но, позвольте, как же, ведь это же "Гном"?..
Туллер 1-й. Сам ты гном!

          Вдруг  послышался  визг  собаки,  затем  короткий  вопль
                                  женщины.

Аня (роняет посуду). Ох! Тошно... (Падает и умирает.)

          За  окнами  послышались короткие, быстро гаснущие крики.
                             Гармоника умолкла.

Туллер 1-й. Ах!.. (Падает и умирает.)
Туллер 2-й. Богданов! Бери аппарат!.. (Падает и умирает.)
Клавдия. Я погибла! (Падает, умирает.)  Пончик.  Что  это  такое?!  Что  это
     такое?! (Пятится, бросается бежать  и  исчезает  из  квартиры,  хлопнув
     дверью.)

          Музыка  в  громкоговорителе разваливается. Слышен тяжкий
          гул  голосов,  но  он  сейчас  же  прекращается. Настает
                           полное молчание всюду.

Ефросимов. О, предчувствие мое! Жак!.. (Отчаянно.) Жак!
Адам (бросается к Клавдии,  вглядывается  в  лицо,  потом  медленно  идет  к
     Ефросимову. Становится страшен). Так вот что за аппарат? Вы  убили  их?
     (Исступленно.) На помощь! Хватайте человека с аппаратом!
Ева. Адам! Что это?!
Ефросимов. Безумный! Что вы! Поймите, наконец! Ева, оторвите от  меня  дикую
     кошку!
Ева (глянув в окно). Ох, что же это?! Адам, глянь в окно! Дети лежат!..
Адам (оставив Ефросимова, подбегает к окну). Объясните, что это?
Ефросимов.  Это? (В глазах у Ефросимова полные туманы.) Это? Идея!!. Негр на
     электрическом  стуле!  Это  -  моя  беда!  Это - винтовочка, бей! Это -
     такая война! Это - солнечный газ!..
Адам. Что? Не слышу? Что? Газ! (Схватывает Еву за руку.) За мною!  Скорее  в
     подвал! За мной! (Тащит Еву к выходу.)
Ева. Адам, спаси меня!
Ефросимов. Остановитесь! Не бегите! Вам ничто уже не угрожает! Да поймите же
     наконец, что этот аппарат спасает от газа! Я  сделал  открытие!  Я!  Я!
     Ефросимов! Вы спасены! Сдержите вашу жену, а то она сойдет с ума!
Адам. А они умерли?
Ефросимов. Они умерли.
Ева. Адам! Адам! (Указывает на Ефросимова.) Он гений! Он пророк!
Ефросимов. Повтори! Гений? Гений? Кто-нибудь, кто видел живых среди мертвых,
     повторите ее слова!
Ева (в припадке страха). Боюсь мертвых! Спасите! В подвал! (Убегает.)
Адам. Куда ты? Остановись! Остановись! (Убегает за ней.)
Ефросимов (один). Умерли... И дети? Дети? Они выросли бы, и у них  появились
     бы идеи... Какие? Повесить щенка?.. А ты, мой друг. Какая у  тебя  была
     идея, кроме одной - никому не делать зла,  лежать  у  ног,  смотреть  в
     глаза и сытно есть!.. За что же вешать собаку?..

          Свет  начинает  медленно убывать, и в Ленинграде настает
                                   тьма.
                                  Занавес