1. ПЕРЕД ОТЛЕТОМ


     Ты помнишь, ночью предосенней,
     Тому уже десятки лет, --
     Курили мы с тобой на сене,
     Презрев опасливый запрет.

     И глаз до света не сомкнули,
     Хоть запах сена был не тот,
     Что в ночи душные июля
     Заснуть подолгу не дает...

     То вслух читая чьи-то строки,
     То вдруг теряя связь речей,
     Мы собирались в путь далекий
     Из первой юности своей.

     Мы не испытывали грусти,
     Друзья -- мыслитель и поэт.
     Кидая наше захолустье
     В обмен на целый белый свет.

     Мы жили замыслом заветным,
     Дорваться вдруг
     До всех наук --
     Со всем запасом их несметным --
     И уж не выпустить из рук.

     Сомненья дух нам был неведом;
     Мы с тем управимся добром
     И за отцов своих и дедов
     Еще вдобавок доберем...

     Мы повторяли, что напасти
     Нам никакие нипочем,
     Но сами ждали только счастья, --
     Тому был возраст обучен.

     Мы знали, что оно сторицей
     Должно воздать за наш порыв
     В премудрость мира с ходу врыться,
     До дна ее разворотив.

     Готовы были мы к походу.
     Что проще может быть:
     Не лгать.
     Не трусить.
     Верным быть народу.
     Любить родную землю-мать,
     Чтоб за нее в огонь и в воду.
     А если --
     То и жизнь отдать.

     Что проще!
     В целости оставим
     Таким завет начальных дней.
     Лишь от себя теперь добавим:
     Что проще -- да.
     Но что сложней?

     Такими были наши дали,
     Как нам казалось, без прикрас,
     Когда в безудержном запале
     Мы в том друг друга убеждали,
     В чем спору не было у нас.

     И всласть толкуя о науках,
     Мы вместе грезили о том,
     Ах, и о том, в каких мы брюках
     Домой заявимся потом.

     Дивись, отец, всплакни, родная,
     Какого гостя бог нанес,
     Как он пройдет, распространяя
     Московский запах папирос.

     Москва, столица -- свет не ближний,
     А ты, родная сторона,
     Какой была, глухой, недвижной,
     Нас на побывку ждать должна.

     И хуторские посиделки,
     И вечеринки чередом,
     И чтоб загорьевские девки
     Глазами ели нас потам,
     Неловко нам совали руки,
     Пылая краской до ушей...

     А там бы где-то две подруги,
     В стенах столичных этажей,
     С упреком нежным ожидали
     Уже тем часом нас с тобой,
     Как мы на нашем сеновале
     Отлет обдумывали свой...

     И невдомек нам было вроде,
     Что здесь, за нашею спиной,
     Сорвется с места край родной
     И закружится в хороводе
     Вслед за метелицей сплошной...

     Ты не забыл, как на рассвете
     Оповестили нас, дружков,
     Об уходящем в осень лете
     Запевы юных петушков.

     Их голосов надрыв цыплячий
     Там, за соломенной стрехой, --
     Он отзывался детским плачем
     И вместе удалью лихой.

     В какой-то сдавленной печали,
     С хрипотцей истовой своей
     Они как будто отпевали
     Конец ребячьих наших дней.

     Как будто сами через силу
     Обрядный свой тянули сказ
     О чем-то памятном, что было
     До нас.
     И будет после нас.

     Но мы тогда на сеновале
     Не так прислушивались к ним,
     Мы сладко взапуски зевали,
     Дивясь, что день, а мы не спим.

     И в предотъездном нашем часе
     Предвестий не было о том,
     Какие нам дары в запасе
     Судьба имела на потам.

     И где, кому из нас придется,
     В каком году, в каком краю
     За петушиной той хрипотцей
     Расслышать молодость свою.

     Навстречу жданной нашей доле
     Рвались мы в путь не наугад, --
     Она в согласье с нашей волей
     Звала отведать хлеба-соли.
     Давно ли?
     Жизнь тому назад...