1

     Стоят в чернорабочей хмури
     Закопченные корпуса.
     Над копотью взметают кудри
     Растроганные небеса.

     В надышанную сирость чайной
     Картуз засаленный бредет.

     Последняя труба окраины
     О праведности вопиет.

     Труба! Труба! Лбов искаженных
     Последнее: еще мы тут!
     Какая на-смерть осужденность
     В той жалобе последних труб!

     Как в вашу бархатную сытость
     Вгрызается их жалкий вой!
     Какая заживо-зарытость
     И выведенность на убой!

     А Бог? -- По самый лоб закурен,
     Не вступится! Напрасно ждем!
     Над койками больниц и тюрем
     Он гвоздиками пригвожден.

     Истерзанность! Живое мясо!
     И было так и будет -- до
     Скончания.
         -- Всем песням насыпь,
     И всех отчаяний гнездо:

     Завод! Завод! Ибо зовется
     Заводом этот черный взлет.
     К отчаянью трубы заводской
     Прислушайтесь -- ибо зовет

     Завод. И никакой посредник
     Уж не послужит вам тогда,
     Когда над городом последним
     Взревет последняя труба.

             23 сентября 1922


--------
2

     Книгу вечности на людских устах
     Не вотще листав --
     У последней, последней из всех застав,
     Где начало трав

     И начало правды... На камень сев,
     Птичьим стаям вслед...
     Ту последнюю -- дальнюю -- дальше всех
     Дальних -- дольше всех...

     Далечайшую...
         Говорит: приду!
     И еще: в гробу!
     Труднодышащую -- наших дел судью
     И рабу -- трубу.

     Что над городом утвержденных зверств,
     Прокаженных детств,
     В дымном олове -- как позорный шест
     Поднята, как перст.

     Голос шахт и подвалов,
     -- Лбов на чахлом стебле! --
     Голос сирых и малых,
     Злых -- и правых во зле:

     Всех прокопченных, коих
     Чeрт за корку купил!
     Голос стоек и коек,
     Рычагов и стропил.

     Кому -- нету отбросов!
     Сам -- последний ошмeт!
     Голос всех безголосых
     Под бичом твоим, -- Тот!

     Погребов твоих щебет,
     Где растут без луча.
     Кому нету отребьев:
     Сам -- с чужого плеча!

     Шевельнуться не смеет.
     Родился -- и лежи!
     Голос маленьких швеек
     В проливные дожди.

     Черных прачешен кашель,
     Вшивой ревности зуд.
     Крик, что кровью окрашен:
     Там, где любят и бьют...

     Голос, бьющийся в прахе
     Лбом -- о кротость Твою,
     (Гордецов без рубахи
     Голос -- свой узнаю!)

     Еженощная ода
     Красоте твоей, твердь!
     Всех -- кто с черного хода
     В жизнь, и шепотом в см

     У последней, последней из всех застав,
     Там, где каждый прав --
     Ибо все бесправны -- на камень встав,
     В плеске первых трав...

     И навстречу, с безвестной
     Башни -- в каторжный вой:
     Голос правды небесной
     Против правды земной.