ГЛАВА II. МЫ ЗНАКОМИМСЯ С ДЕЛОМ

     Мисс  Морстен  вошла  в  комнату  легким,  уверенным  шагом,  держась
спокойно и непринужденно. Это  была  совсем  молодая  девушка,  блондинка,
хрупкая, изящная, одетая  с  безупречным  вкусом  и  в  безупречно  чистых
перчатках. Но в ее одежде была заметна та скромность,  если  не  простота,
которая наводит на мысль о стесненных обстоятельствах. На ней было  платье
из темно-серой шерсти, без всякой отделки,  и  маленькая  шляпка  того  же
серого тона, которую слегка оживляло белое перышко  сбоку.  Лицо  ее  было
бледно, а черты не отличались правильностью, но зато выражение этого  лица
было  милое   и   располагающее,   а   большие   синие   глаза   светились
одухотворенностью и  добротой.  На  своем  веку  я  встречал  женщин  трех
континентов, но никогда не доводилось мне видеть лица,  которое  так  ясно
свидетельствовало бы  о  благородстве  и  отзывчивости  души.  Когда  мисс
Морстен садилась на стул, который Холмс предложил ей, я заметил, что  руки
и губы ее дрожат, видимо, от сильного внутреннего волнения.
     - Я пришла именно к вам, мистер Холмс, - начала наша гостья, - потому
что это вы помогли моей хозяйке  миссис  Сесил  Форрестер  распутать  одну
семейную историю. Она до сих пор не может забыть вашу доброту и ваш ум.
     - Миссис Сесил Форрестер? - повторил задумчиво Холмс.  -  Помню,  что
мне действительно удалось немного помочь ей. Случай,  однако,  был  весьма
простой.
     - Миссис Форрестер о нем другого мнения.  Но  зато  о  деле,  которое
привело меня к вам, вы этого не скажете. Трудно вообразить  себе  ситуацию
более странную и необъяснимую, чем та, в которой я очутилась.
     Холмс потер руки, и глаза у него заблестели.  Он  подался  вперед  на
своем кресле, его резко очерченные,  ястребиные  черты  приняли  выражение
самого напряженного внимания.
     - Изложите ваше дело, - сказал он сухим, деловым тоном.
     Я почувствовал себя неловко и, поднимаясь со стула, сказал:
     - С вашего позволения, я покину вас?
     К моему удивлению, мисс Морстен остановила меня, подняв  затянутую  в
перчатку руку.
     - Если ваш друг останется, - сказала она, - он окажет мне  неоценимую
услугу.
     Я опять сел, мисс Морстен продолжала:
     - Вкратце дело состоит в следующем. Мой отец служил офицером в  одном
полку в Индии. Когда я была совсем маленькой, он отправил меня  в  Англию.
Мать моя умерла, родственников в Англии у нас не  было,  и  отец  поместил
меня в один из лучших частных пансионов в Эдинбурге. Там  я  воспитывалась
до семнадцати лет. В 1878  году  мой  отец,  бывший  в  то  время  старшим
офицером полка, получил годичный отпуск и приехал в  Англию.  Он  дал  мне
телеграмму из Лондона, что доехал благополучно,  остановился  в  гостинице
"Лэнем" и очень ждет меня. Каждое слово в  телеграмме  -  я  очень  хорошо
помню ее - дышало отцовской любовью и заботой. Приехав в Лондон, я прямо с
вокзала отправилась в гостиницу. Там  мне  сказали,  что  капитан  Морстен
действительно остановился у них, но что накануне вечером он ушел куда-то и
до сих пор не возвращался. Весь день я ждала от него известий. Вечером  по
совету администратора гостиницы я обратилась в полицию. На следующий  день
во всех газетах  появилось  объявление  об  исчезновении  моего  отца,  на
которое мы не получили никакого ответа. С того самого дня и до сих  пор  я
ни слова не слыхала о моем несчастном отце. Он вернулся в  Англию,  мечтая
увидеть дочь, отдохнуть, пожить счастливой,  спокойной  жизнью,  а  вместо
этого... - Мисс  Морстен  прижала  руку  к  горлу,  и  сдавленное  рыдание
оборвало на полуслове фразу.
     - Когда это случилось? - спросил Холмс, открывая записную книжку.
     - Мой отец исчез 3 декабря 1878 года, почти десять лет назад.
     - А его вещи?
     - Они остались в гостинице. В них не  было  ничего,  что  помогло  бы
раскрыть тайну его исчезновения:  одежда,  книги,  много  редких  вещиц  с
Андаманских островов. Отец служил офицером в части, несшей охрану тюрьмы.
     - Были ли у него в Лондоне друзья?
     - Я знала только одного: майора Шолто. Они служили вместе в  Тридцать
четвертом бомбейском пехотном полку. Майор вышел в  отставку,  вернулся  в
Англию незадолго до приезда моего отца и поселился  в  Аппер-Норвуде.  Мы,
конечно, связались с ним, но он, оказывается, даже не слыхал о возвращении
своего друга.
     - Очень странное дело, - заметил Холмс.
     - Но самое интересное впереди. Шесть лет назад,  именно  4  мая  1882
года, в "Таймсе"  появилось  объявление  о  том,  что  разыскивается  мисс
Морстен, адрес просили в ее интересах сообщить в "Таймс". Я  тогда  только
что  поступила  на  место  компаньонки  к  миссис  Сесил  Форрестер.   Она
посоветовала мне послать мой адрес в отдел объявлений. И в  тот  же  день,
как адрес появился в газете, я  получила  по  почте  посылку  -  небольшую
картонную коробочку. В ней оказалась очень крупная и  красивая  жемчужина,
но никакой даже самой маленькой записки, объясняющей, от кого  подарок,  в
посылке не было. И с тех пор каждый год в один и тот же день я получала по
почте точно такую коробку с точно таким жемчугом без всякого указания, кто
отправитель. Я показывала жемчуг ювелиру, и он сказал, что  это  редкий  и
дорогой сорт. Вы и сами сейчас увидите, как он красив.
     Мисс Морстен открыла плоскую коробочку: там было  шесть  превосходных
жемчужин, каких я никогда не видел.
     - Очень интересно, - проговорил Шерлок Холмс. - А не произошло  ли  с
вами еще чего-нибудь?
     - Да, не далее, как сегодня. Поэтому-то я и пришла  к  вам.  Утром  я
получила вот это письмо. Прочитайте его.
     - Спасибо, - сказал Холмс, беря письмо. - И конверт,  пожалуйста.  На
штемпеле - Лондон, Юго-Запад, 7 июля. Гм!  В  углу  -  отпечаток  мужского
большого пальца. Вероятно, почтальона.  Бумага  самого  лучшего  качества.
Конверт - шесть пенсов за пачку. Человек со вкусом, по крайней мере в этом
отношении.  Обратного  адреса  нет.  "Будьте  сегодня  вечером  у  третьей
колонны, слева у входа в театр "Лицеум". Если вы боитесь, возьмите с собой
двоих друзей. С вами поступили несправедливо. Это должно быть  исправлено.
Полиции  не  сообщайте.  Если   вмешается   полиция,   все   рухнет.   Ваш
доброжелатель". Н-да, действительно!  Отличная,  превосходнейшая  загадка!
Что вы собираетесь делать, мисс Морстен?
     - Это как раз я и хотела у вас спросить.
     - Тогда, конечно, сегодня вечером мы едем куда указано в письме.  Вы,
я и, конечно, доктор Уотсон. Он самый подходящий для  этого  человек.  Ваш
незнакомый доброжелатель пишет, чтобы вы привели с собой двоих  друзей.  А
мы с Уотсоном уже не раз работали вместе.
     - А доктор Уотсон согласится пойти? -  спросила  мисс  Морстен,  и  я
услыхал в ее голосе чуть ли не мольбу.
     - Почту за честь и особое счастье, - сказал я горячо,  -  если  смогу
быть вам полезен!
     - Вы оба так добры ко мне, - ответила мисс Морстен. -  Я  живу  очень
уединенно, у меня нет друзей, на чью помощь я могла бы рассчитывать. Так я
приду к вам к шести. Это не будет поздно?
     - Только не опаздывайте, - ответил Холмс. - У меня  к  вам  еще  один
вопрос. Скажите, это письмо написано тем  же  почерком,  что  и  адрес  на
коробках с жемчужинами?
     - Они у меня с собой, - ответила мисс  Морстен,  вынимая  из  сумочки
несколько листов оберточной бумаги.
     - Вы идеальный клиент. У вас хорошая интуиция. Ну посмотрим.
     Он разложил листы на столе и стал внимательно  разглядывать  один  за
другим.
     - Почерк везде, кроме письма, изменен,  -  сказал  он  вскоре.  -  Но
никакого сомнения: все адреса и письмо написаны одним человеком. Смотрите,
"е" везде одинаково, обратите также внимание, как изогнуто конечное "s". И
там и здесь видна одна рука. Я не хотел бы заронить в вас ложную  надежду,
но скажите, мисс Морстен, нет ли сходства  между  этим  почерком  и  рукой
вашего отца?
     - Никакого.
     - Я так и думал. Так, значит, мы ждем  вас  в  шесть.  Позвольте  мне
оставить у себя все эти бумаги. Я еще подумаю о вашем деле.  Время  у  нас
есть. Сейчас только половина четвертого. До свидания.
     - До  свидания,  -  ответила  наша  гостья  и,  спрятав  коробочку  с
жемчужинами за корсаж и взглянув на нас  обоих  добрыми,  ясными  глазами,
ушла.
     Стоя у окна, я смотрел, как она удалялась легким, быстрым шагом, пока
серая шляпка и белое перышко не затерялись в серой толпе.
     - Какая очаровательная девушка! - воскликнул я, повернувшись к  моему
другу.
     Холмс опять разжег свою трубку и, прикрыв глаза, откинулся на  спинку
кресла.
     - Очаровательная? - переспросил он апатично. - Я не заметил.
     - Нет, Холмс, вы не человек, вы арифмометр!  -  воскликнул  я.  -  Вы
иногда просто поражаете меня!
     Холмс мягко улыбнулся.
     - Самое главное - не допускать, чтобы личные качества человека влияли
на ваши выводы. Клиент для меня - некоторое данное,  один  из  компонентов
проблемы.   Эмоции   враждебны   чистому   мышлению.    Поверьте,    самая
очаровательная  женщина,  какую  я  когда-либо  видел,  была  повешена  за
убийство своих троих детей. Она отравила  их,  чтобы  получить  деньги  по
страховому полису. А самую отталкивающую наружность  среди  моих  знакомых
имел один филантроп, истративший почти  четверть  миллиона  на  лондонских
бедняков.
     - Но на сей раз...
     - Я никогда не  делаю  исключений.  Исключения  опровергают  правило.
Послушайте, Уотсон,  вам  когда-нибудь  приходилось  заниматься  изучением
характера по почерку? Что вы можете сказать об этом?
     - Почерк разборчивый  и  правильный,  -  ответил  я,  -  по-видимому,
принадлежит человеку деловому и с сильным характером.
     Холмс покачал головой.
     - Посмотрите на высокие буквы, - сказал он. - Они едва выступают  над
строчкой: "d" можно принять за "а",  а  "l"  за  "е".  Человек  с  сильным
характером может писать  очень  неразборчиво,  но  высокие  буквы  у  него
действительно высокие. Наш корреспондент букву "к" везде пишет по-разному,
а заглавные буквы таковы, что можно предположить в его характере  амбицию.
Ну, ладно,  я  ухожу.  Мне  надо  навести  кое-какие  справки.  Рекомендую
почитать  в  мое  отсутствие  эту  книгу  -  замечательное   произведение.
"Мученичество человека" Уинвуда Рида. Я вернусь через час.
     Я сидел возле окна с книгой в руках, но  мысли  мои  были  далеко  от
смелых рассуждений автора. Я вспоминал нашу недавнюю посетительницу  -  ее
улыбку, красивый грудной голос. Необъяснимая тайна омрачила ее  жизнь.  Ей
было семнадцать лет, когда исчез ее отец, значит, сейчас ей двадцать  семь
- прекрасный возраст, когда робкая застенчивость юности уже прошла и жизнь
уже немного остудила голову. Так я сидел и размышлял, пока  мои  мысли  не
приняли столь опасное направление, что я поспешил  за  письменный  стол  и
яростно набросился на только что появившийся курс патологии.  Как  я  мог,
простой армейский хирург с простреленной  ногой  и  тощим  кошельком,  как
осмелился мечтать о подобных  вещах?  Она  была  неким  данным,  одним  из
компонентов проблемы - ничего больше. Если будущее  мое  черно,  то  лучше
думать  о  нем  с  холодным  спокойствием,  как  подобает  мужчине,  а  не
расцвечивать его пустой игрой воображения.