Жил-был принц; ни у кого не было столько хороших книг, как у него; он
мог прочесть в них обо всем на свете, обо всех странах и народах, и все было
изображено в них на чудесных картинках. Об одном только не было сказано ни
слова: о том, где находится Райский сад, а вот это-то как раз больше всего и
интересовало принца.
Когда он был еще ребенком и только что принимался за азбуку, бабушка
рассказывала ему, что каждый цветок в Райском саду - сладкое пирожное, а
тычинки налиты тончайшим вином; в одних цветах лежит история, в других -
география или таблица умножения; стоило съесть такой цветок-пирожное - и
урок выучивался сам собой. Чем больше, значит, кто-нибудь ел пирожных, тем
больше узнавал из истории, географии и арифметики!
В то время принц еще верил всем таким рассказам, но по мере того как
подрастал, учился и делался умнее, стал понимать, что в Райском саду должны
быть совсем другие прелести.
- Ах, зачем Ева послушалась змия! Зачем Адам вкусил запретного плода!
Будь на их месте я, никогда бы этого не случилось, никогда бы грех не проник
в мир!
Так говорил он не раз и повторял то же самое теперь, когда ему было уже
семнадцать лет; Райский сад заполнял все его мысли.
Раз пошел он в лес один-одинешенек, - он очень любил гулять один. Дело
было к вечеру; набежали облака, и полил такой дождь, точно небо было одною
сплошною плотиной, которую вдруг прорвало и из которой зараз хлынула вся
вода; настала такая тьма, какая бывает разве только ночью на дне самого
глубокого колодца. Принц то скользил по мокрой траве, то спотыкался о голые
камни, торчавшие из скалистой почвы; вода лила с него ручьями; на нем не
оставалось сухой нитки. То и дело приходилось ему перебираться через
огромные глыбы, обросшие мхом, из которого сочилась вода. Он уже чуть не
падал от усталости, как вдруг услыхал какой-то странный свист и увидел перед
собой большую освещенную пещеру. Посреди пещеры был разведен огонь, над
которым можно было изжарить целого оленя, да так оно и было: на вертеле,
укрепленном между двумя срубленными соснами, жарился огромный олень с
большими ветвистыми рогами. У костра сидела пожилая женщина, такая крепкая и
высокая, словно это был переодетый мужчина, и подбрасывала в огонь одно
полено за другим.
- Войди, - сказала она. - Сядь у огня и обсушись.
- Здесь ужасный сквозняк, - сказал принц, подсев к костру.
- Ужо, как вернутся мои сыновья, еще хуже будет! - отвечала женщина, -
Ты ведь в пещере ветров; мои четверо сыновей - ветры. Понимаешь?
- А где твои сыновья?
- На глупые вопросы не легко отвечать! - сказала женщина. - Мои сыновья
не на помочах ходят! Играют, верно, в лапту облаками, там, в большой зале!
И она указала пальцем на небо.
- Вот как! - сказал принц. - Вы выражаетесь несколько резко, не так,
как женщины нашего круга, к которым я привык.
- Да тем, верно, и делать-то больше нечего! А мне приходится быть
резкой и суровой, если хочу держать в повиновении моих сыновей! А я держу их
в руках, даром что они у меня упрямые головы! Видишь вон те четыре мешка,
что висят на стене? Сыновья мои боятся их так же, как ты, бывало, боялся
пучка розог, заткнутого за зеркало! Я гну их в три погибели и сажаю в мешок
без всяких церемоний! Они и сидят там, пока я не смилуюсь! Но вот один уж
пожаловал!
Это был Северный ветер. Он внес с собой в пещеру леденящий холод,
поднялась метель, и по земле запрыгал град. Одет он был в медвежьи штаны и
куртку; на уши спускалась шапка из тюленьей шкуры; на бороде висели ледяные
сосульки, а с воротника куртки скатывались градины.
- Не подходите сразу к огню! - сказал принц. - Вы отморозите себе лицо
и руки!
- Отморожу! - сказал Северный ветер и громко захохотал. - Отморожу! Да
лучше мороза, по мне, нет ничего на свете! А ты что за кислятина? Как ты
попал я пещеру ветров?
- Он мой гость! - сказала старуха, - А если тебе этого объяснения мало,
можешь отправляться в мешок! Понимаешь?
Угроза подействовала, и Северный ветер рассказал, откуда он явился и
где пробыл почти целый месяц.
- Я прямо с Ледовитого океана! - сказал он. - Был на Медвежьем острове,
охотился на моржей с русскими промышленниками. Я сидел и спал на руле, когда
они отплывали с Нордкапа; просыпаясь время от времени, я видел, как под
ногами у меня шныряли буревестники. Презабавная птица! Ударит раз крыльями,
а потом распластает их, да так и держится на них в воздухе долго-долго!..
- Нельзя ли покороче! - сказала мать. - Ты, значит, был на Медвежьем
острове, что же дальше?
- Да, был. Там чудесно! Вот так пол для пляски! Ровный, гладкий, как
тарелка! Повсюду рыхлый снег пополам со мхом, острые камни да остовы моржей
и белых медведей, покрытые зеленой плесенью, - ну, словно кости великанов!
Солнце, право, туда никогда, кажется, и не заглядывало. Я слегка подул и
разогнал туман, чтобы рассмотреть какой-то сарай; оказалось, что это было
жилье, построенное из корабельных обломков и покрытое моржовыми шкурами,
вывернутыми наизнанку; на крыше сидел белый медведь и ворчал. Потом я пошел
на берег, видел там птичьи гнезда, а в них голых птенцов; они пищали и
разевали рты; я взял да и дунул в эти бесчисленные глотки - небось живо
отучились смотреть разинув рот! У самого моря играли, будто живые кишки или
исполинские черви с свиными головами и аршинными клыками, моржи!
- Славно рассказываешь, сынок! - сказала мать. - Просто слюнки текут,
как послушаешь!
- Ну, а потом началась ловля! Как всадят гарпун моржу в грудь, так
кровь и брызнет фонтаном на лед? Тогда и я задумал себя потешить, завел свою
музыку и велел моим кораблям - ледяным горам - сдавить лодки промышленников.
У! Вот пошел свист и крик, да меня не пересвистишь! Пришлось им выбрасывать
убитых моржей, ящики и снасти на льдины? А я вытряхнул на них целый ворох
снежных хлопьев и погнал их стиснутые льдами суда к югу - пусть похлебают
солененькой водицы! Не вернуться им на Медвежий остров!
- Так ты порядком набедокурил! - сказала мать.
- О добрых делах моих пусть расскажут другие! - сказал он. - А вот и
брат мой с запада! Его я люблю больше всех: он пахнет морем и дышит
благодатным холодком.
- Так это маленький зефир? - спросил принц.
- Зефир-то зефир, только не из маленьких! - сказала старуха. - В
старину и он был красивым мальчуганом, ну, а теперь не то!
Западный ветер выглядел дикарем; на нем была мягкая, толстая,
предохраняющая голову от ударов и ушибов шапка, а в руках палица из красного
дерева, срубленного в американских лесах, на другую он бы не согласился.
- Где был? - спросила его мать.
- В девственных лесах, где между деревьями повисли целые изгороди из
колючих лиан, а во влажной траве лежат огромные ядовитые змеи и где,
кажется, нет никакой надобности в человеке! - отвечал он.
- Что ж ты там делал?
- Смотрел, как низвергается со скалы большая, глубокая река, как
поднимается от нее к облакам водяная пыль, служащая подпорой радуге.
Смотрел, как переплывал реку дикий буйвол; течение увлекало его с собой, и
он плыл вниз по реке вместе со стаей диких уток, но те вспорхнули перед
самым водопадом, а буйволу пришлось полететь головой вниз; это мне
понравилось, и я учинил такую бурю, что вековые деревья поплыли по воде и
превратились в щепки.
- И это все? - спросила старуха.
- Еще я кувыркался в саваннах, гладил диких лошадей и рвал кокосовые
орехи! О, у меня много о чем найдется порассказать, но не все же говорить,
что знаешь. Так- то, старая!
И он так поцеловал мать, что та чуть не опрокинулась навзничь; такой уж
он был необузданный парень.
Затем явился Южный ветер в чалме и развевающемся плаще бедуинов.
- Экая у вас тут стужа! - сказал он и подбросил в костер дров. - Видно,
что Северный первым успел пожаловать!
- Здесь такая жарища, что можно изжарить белого медведя! - возразил
тот.
- Сам-то ты белый медведь! - сказал Южный.
- Что, в мешок захотели? - спросила старуха. - Садись-ка вот тут на
камень да рассказывай, откуда ты.
- Из Африки, матушка, из земли кафров! - отвечал Южный ветер, -
Охотился на львов с готтентотами! Какая трава растет там на равнинах!
Чудесного оливкового цвета! Сколько там антилоп и страусов! Антилопы
плясали, а страусы бегали со мной наперегонки, да я побыстрее их на ногу! Я
дошел и до желтых песков пустыни - она похожа на морское дно. Там настиг я
караван. Люди зарезали последнего своего верблюда, чтобы из его желудка
добыть воды для питья, да немногим пришлось им поживиться! Солнце пекло их
сверху, а песок поджаривал снизу. Конца не было безграничной пустыне! А я
принялся валяться по мелкому, мягкому песку и крутить его огромными
столбами; вот так пляска пошла! Посмотрела бы ты, как столпились в кучу
дромадеры, а купец накинул на голову капюшон и упал передо мною ниц, точно
перед своим аллахом. Теперь все они погребены под высокой пирамидой из
песка. Если мне когда-нибудь вздумается смести ее прочь, солнце выбелит их
кости, и другие путники по крайней мере увидят, что тут бывали люди, а то
трудно и поверить этому, глядя на голую пустыню!
- Ты, значит, только и делал одно зло! - сказала мать, - Марш в мешок!
И не успел Южный ветер опомниться, как мать схватила его за пояс и
упрятала в мешок; он было принялся кататься в мешке по полу, но она уселась
на него, и ему пришлось лежать смирно.
- Бойкие же у тебя сыновья! - сказал принц.
- Ничего себе! - отвечала она. - Да я умею управляться с ними! А вот и
четвертый!
Это был Восточный ветер, одетый китайцем.
- А, ты оттуда! - сказала мать, - Я думала, что ты был в Райском саду.
- Туда я полечу завтра! - сказал Восточный ветер. - Завтра будет ведь
ровно сто лет, как я не был там! Теперь же я прямо из Китая, плясал на
фарфоровой башне, так что все колокольчики звенели! Внизу, на улице,
наказывали чиновников; бамбуковые трости так и гуляли у них по плечам, а это
все были мандарины от первой до девятой степени! Они кричали: "Великое
спасибо тебе, отец и благодетель!" - про себя же думали совсем другое. А я в
это время звонил в колокольчики и припевал: "Тзинг, тзанг, тзу!"
- Шалун! - сказала старуха. - Я рада, что ты завтра отправляешься в
Райский сад, это путешествие всегда приносит тебе большую пользу. Напейся
там из источника Мудрости, да зачерпни из него полную бутылку водицы и для
меня!
- Хорошо, - сказал Восточный ветер. - Но за что ты посадила в мешок
брата Южного? Выпусти его! Он мне расскажет про птицу Феникс, о которой все
спрашивает принцесса Райского сада. Развяжи мешок, милая, дорогая мамаша, а
я подарю тебе целых два кармана, зеленого свежего чаю, только что с куста!
- Ну, разве за чай, да еще за то, что ты мой любимчик, так и быть,
развяжу его!
И она развязала мешок; Южный ветер вылез оттуда с видом мокрой курицы:
еще бы, чужой принц видел, как его наказали.
- Вот тебе для твоей принцессы пальмовый лист! - сказал он Восточному.
- Я получил его от старой птицы Феникс, единственной в мире; она начертила
на нем клювом историю своей столетней земной жизни. Теперь принцесса может
прочесть обо всем, что ей захотелось бы знать. Птица Феникс на моих глазах
сама подожгла свое гнездо и была охвачена пламенем, как индийская вдова! Как
затрещали сухие ветки, какие: пошли от них дым и благоухание! Наконец пламя
пожрало все, и старая птица Феникс превратилась в пепел, но снесенное ею
яйцо, горевшее в пламени, как жар, вдруг лопнуло с сильным треском, и оттуда
вылетел молодой Феникс. Он проклюнул на этом пальмовом листе дырочку: это
его поклон принцессе!
- Ну, теперь пора нам подкрепиться немножко! - сказала мать ветров.
Все уселись и принялись за оленя. Принц сидел рядом с Восточным ветром,
и они скоро стали, друзьями.
- Скажи-ка ты мне, - спросил принц у соседа, - что это за принцесса,
про которую вы столько говорили, и где находится Райский сад?
- Ого! - сказал Восточный ветер. - Коли хочешь побывать там, полетим
завтра вместе! Но я должен тебе сказать, что со времен Адама и Евы там не
бывало ни единой человеческой души! А что было с ними, ты, наверное, уж
знаешь?
- Знаю! - сказал принц.
- После того как они были изгнаны, - продолжал Восточный, - Райский сад
ушел в землю, но в нем царит прежнее великолепие, по-прежнему светит солнце
и в воздухе разлиты необыкновенные свежесть и аромат! Теперь в нем обитает
королева фей. Там же находится чудно-прекрасный остров Блаженства, куда
никогда на заглядывает Смерть! Сядешь мне завтра на спину, и я снесу тебя
туда. Я думаю, что это удастся. А теперь не болтай больше, я хочу спать!
И все заснули.
На заре принц проснулся, и ему сразу стало жутко: оказалось, что он уже
летит высоко-высоко под облаками! Он сидел на спине у Восточного ветра, и
тот добросовестно держал его, но принцу все-таки было боязно: они неслись
так высоко над землею, что леса, поля, реки и моря казались нарисованными на
огромной раскрашенной карте.
- Здравствуй, - сказал принцу Восточный ветер. - Ты мог бы еще поспать,
смотреть-то пока не на что. Разве церкви вздумаешь считать! Видишь, сколько
их? Стоят, точно меловые точки на зеленой доске!
Зеленою доской он называл поля и луга.
- Как это вышло невежливо, что я не простился с твоею матерью и твоими
братьями! - сказал принц.
- Сонному приходится извинить! - сказал Восточный ветер, а они полетели
еще быстрее; это было заметно по тому, как шумели под ними верхушки лесных
деревьев, как вздымались морские волны я как глубоко ныряли в них грудью,
точно лебеди, корабли.
Под вечер, когда стемнело, было очень забавно смотреть на большие
города, в которых то там, то сям вспыхивали огоньки, - казалось, это
перебегают по зажженной бумаге мелкие искорки, словно дети бегут домой из
школы. И принц, глядя на это зрелище, захлопал в ладошки, но Восточный ветер
попросил его вести себя потише да держаться покрепче - не мудрено ведь было
и свалиться да повиснуть на каком-нибудь башенном шпиле.
Быстро и легко несся на своих могучих крыльях дикий орел, но Восточный
ветер несся еще легче, еще быстрее; по равнине вихрем мчался казак на своей
маленькой лошадке, да куда ему было угнаться за принцем!
- Ну, вот тебе и Гималаи! - сказал Восточный ветер, - Это высочайшая
горная цепь в Азии, скоро мы доберемся и до Райского сада!
Они свернули к югу, и вот в воздухе разлились сильный пряный аромат и
благоухание цветов. Финики, гранаты и виноград с синими и красными ягодами
росли здесь. Восточный ветер спустился с принцем на землю, и оба улеглись
отдохнуть в мягкую траву, где росло множество цветов, кивавших им головками,
как бы говоря: "Милости просим!"
- Мы уже в Райском саду? - спросил принц.
- Ну что ты! - отвечал Восточный ветер, - Но скоро попадем и туда!
Видишь эту отвесную, как стена, скалу и в ней большую пещеру, над входом
которой спускаются, будто зеленый занавес, виноградные дозы? Мы должны
пройти через эту пещеру! Завернись хорошенько в плащ: тут палит солнце, но
один шаг - и нас охватит мороз. У птицы, пролетающей мимо пещеры, одно крыло
чувствует летнее тепло, а другое - зимний холод!
- Так вот она, дорога в Райский сад! - сказал принц.
И они вошли в пещеру. Брр... как им стало холодно! Но, к счастью,
ненадолго.
Восточный ветер распростер свои крылья, и от них разлился свет, точно
от яркого пламени. Нет, что это была за пещера! Над головами путников
нависали огромные, имевшие самые причудливые формы каменные глыбы, с которых
капала вода. Порой проход так суживался, что им приходилось пробираться
ползком, иногда же своды пещеры опять поднимались на недосягаемую высоту, и
путники шли точно на вольном просторе под открытым небом. Пещера казалась
какою-то гигантскою усыпальницей с немыми органными трубами и знаменами,
выточенными из камня.
- Мы идем в Райский сад дорогой смерти! - сказал принц, но Восточный
ветер не ответил ни слова и указал перед собою рукою: навстречу им струился
чудный голубой свет; каменные глыбы мало-помалу стали редеть, таять и
превращаться в какой-то туман. Туман становился все более и более
прозрачным, пока наконец не стал походить на пушистое белое облачко, сквозь
которое просвечивает месяц. Тут они вышли на вольный воздух - чудный, мягкий
воздух, свежий, как на горной вершине, и благоуханный, как в долине роз.
Тут же струилась река; вода в ней спорила прозрачностью с самим
воздухом. А в реке плавали золотые и серебряные рыбки, и пурпурово-красные
угри сверкали при каждом движении голубыми искрами; огромные листья кувшинок
пестрели всеми цветами радуги, а чашечки их горели желто-красным пламенем,
поддерживаемым чистою водой, как пламя лампады поддерживается маслом. Через
реку был переброшен мраморный мост такой тонкой и искусной работы, что,
казалось, был сделан из кружев и бус; мост вел на остров Блаженства, на
котором находился сам Райский сад.
Восточный ветер взял принца на руки и перенес его через мост. Цветы и
листья пели чудесные песни, которые принц слышал еще в детстве, но теперь
они звучали такою дивною музыкой, какой не может передать человеческий
голос.
А это что? Пальмы или гигантские папоротники? Таких сочных, могучих
деревьев принц никогда еще не видывал. Диковинные ползучие растения обвивали
их, спускались вниз, переплетались и образовывали самые причудливые,
отливавшие по краям золотом и яркими красками гирлянды; такие гирлянды можно
встретить разве только в заставках и начальных буквах старинных книг. Тут
были и яркие цветы, и птицы, и самые затейливые завитушки. В траве сидела,
блестя распущенными хвостами, целая стая павлинов.
Да павлинов ли? Конечно павлинов! То-то что нет: принц потрогал их, и
оказалось, что это вовсе не птицы, а растения, огромные кусты репейника,
блестевшего самыми яркими красками! Между зелеными благоухающими кустами
дрыгали, точно гибкие кошки, львы, тигры; кусты пахли оливками, а звери были
совсем ручные; дикая лесная голубка, с жемчужным отливом на перьях, хлопала
льва крылышками по гриве, а антилопа, вообще такая робкая и пугливая, стояла
возле них и кивала головой, словно давая знать, что и она не прочь поиграть
с ними.
Но вот появилась сама фея; одежды ее сверкали, как солнце, а лицо сияло
такою лаской и приветливою улыбкой, как лицо матери, радующейся на своего
ребенка. Она была молода и чудо как хороша собой; ее окружали красавицы
девушки с блестящими звездами в волосах.
Восточный ветер подал ей послание птицы Феникс, и глаза феи заблистали
от радости. Она взяла принца за руку и повела его в свой замок; стены замка
были похожи на лепестки тюльпана, если их держать против солнца, ж потолок
был блестящим цветком, опрокинутым вниз чашечкой, углублявшейся тем больше,
чем дольше в него всматривались. Принц подошел к одному из окон, поглядел в
стекло, и ему показалось, что он видит дерево познания добра и зла; в ветвях
его пряталась змея, а возле стояли Адам и Ева.
- Разве они не изгнаны? - спросил принц.
Фея улыбнулась и объяснила ему, что на каждом стекле время начертало
неизгладимую картину, озаренную жизнью: листья дерева шевелились, а люди
двигались, - ну вот как бывает с отражениями в зеркале! Принц подошел к
другому окну и увидал на стекле сон Иакова: с неба спускалась лестница, а по
ней сходили и восходили ангелы с большими крыльями за плечами. Да, все, что
было или совершилось когда-то на свете, по-прежнему жило и двигалось на
оконных стеклах замка; такие чудесные картины могло начертать своим
неизгладимым резцом лишь время.
Фея, улыбаясь, ввела принца в огромный, высокий покой, со стенами из
прозрачных картин, - из них повсюду выглядывали головки, одна прелестнее
другой. Это были сонмы блаженных духов; они улыбались и пели; голоса их
сливались в одну дивную гармонию; самые верхние из них были меньше бутонов
розы, если их нарисовать на бумаге в виде крошечных точек. Посреди этого
покоя стояло могучее дерево, покрытое зеленью, в которой сверкали большие и
маленькие золотистые, как апельсины, яблоки. То было дерево познания добра и
зла, плодов которого вкусили когда-то Адам и Ева. С каждого листика капала
блестящая красная роса, - дерево точно плакало кровавыми слезами.
- Сядем теперь в лодку! - сказала фея. - Нас ждет там такое угощенье,
что чудо! Представь, лодка только покачивается на волнах, но не двигается, а
все страны света сами проходят мимо!
И в самом деле, это было поразительное зрелище; лодка стояла, а берега
двигались! Вот показались высокие снежные Альпы с облаками и темными
сосновыми лесами на вершинах, протяжно-жалобно прозвучал рог, и раздалась,
звучная песня горного пастуха. Вот над лодкой свесились, длинные гибкие
листья бананов; поплыли стаи черных как смоль лебедей; показались
удивительнейшие животные и цветы, а вдали поднялись голубые горы; это была
Новая Голландия, пятая часть света. Вот послышалось пение жрецов, и под
звуки барабанов и костяных флейт закружились в бешеной пляске толпы дикарей.
Мимо проплыли вздымавшиеся к облакам египетские пирамиды, низверженные
колонны и сфинксы, наполовину погребенные в песке. Вот осветились северным
сиянием потухшие вулканы севера. Да, кто бы мог устроить подобный фейерверк?
Принц был вне себя от восторга: еще бы, он-то видел ведь во сто раз больше,
чем мы тут рассказываем.
- И я могу здесь остаться навсегда? - спросил он.
- Это зависит от тебя самого! - отвечала фея. - Если ты не станешь
добиваться запрещенного, как твой прародитель Адам, то можешь остаться здесь
навеки!
- Я не дотронусь до плодов познания добра и зла! - сказал принц. - Тут
ведь тысячи других прекрасных плодов!
- Испытай себя, и если борьба покажется тебе слишком тяжелою, улетай
обратно с Восточным ветром, который вернется сюда опять через сто лет! Сто
лет пролетят для тебя, как сто часов, но это довольно долгий срок, если дело
идет о борьбе с греховным соблазном. Каждый вечер, расставаясь с тобой, -
буду я звать тебя: "Ко мне, ко мне!" Стану манить тебя рукой, но ты не
трогайся с места, не иди на мой зов; с каждым шагом тоска желания будет в
тебе усиливаться и наконец увлечет тебя в тот покой, где стоит дерево
познания добра и зла. Я буду спать под его благоухающими пышными ветвями, и
ты наклонишься, чтобы рассмотреть меня поближе; я улыбнусь тебе, и ты
поцелуешь меня... Тогда Райский сад уйдет в землю еще глубже и будет для
тебя потерян. Резкий ветер будет пронизывать тебя до костей, холодный дождь
- мочить твою голову; горе и бедствия будут твоим уделом!
- Я остаюсь! - сказал принц.
Восточный ветер поцеловал принца в лоб и сказал:
- Будь тверд, и мы свидимся опять через сто лет! Прощай, прощай!
И Восточный ветер взмахнул своими большими крылами, блеснувшими, как
зарница во тьме осенней ночи пли как северное сияние во мраке полярной зимы.
- Прощай! Прощай! - запели все цветы и деревья. Стаи аистов и пеликанов
полетели, точно развевающиеся ленты, проводить Восточного ветра до границ
сада.
- Теперь начнутся танцы! - сказала фея. - Но на закате солнца, танцуя с
тобой, я начну манить тебя рукой и звать: "Ко мне! Ко мне!" Не слушай же
меня! В продолжение ста лет каждый вечер будет повторяться то же самое, но
ты с каждым днем будешь становиться все сильнее и сильнее и под конец
перестанешь даже обращать на мой зов внимание. Сегодня вечером тебе
предстоит выдержать первое испытание! Теперь ты предупрежден!
И фея повела его в обширный покой из белых прозрачных лилий с
маленькими, игравшими сами собою, золотыми арфами вместо тычинок. Прелестные
стройные девушки в прозрачных одеждах понеслись в воздушной пляске и запели
о радостях и блаженстве бессмертной жизни в вечно цветущем Райском саду.
Но вот солнце село, небо засияло, как расплавленное золото, и на лилии
упал розовый отблеск. Принц выпил пенистого вина, поднесенного ему
девушками, и почувствовал прилив несказанного блаженства. Вдруг задняя стена
покоя раскрылась, и принц увидел дерево познания добра и зла, окруженное
ослепительным сиянием, из-за дерева неслась тихая, ласкающая слух песня; ему
почудился голос его матери, певшей: "Дитя мое! Мое милое, дорогое дитя!"
И фея стала манить его рукой и звать нежным голосом: "Ко мне, ко мне!"
Он двинулся за нею, забыв свое обещание в первый же вечер! А она все манила
его и улыбалась... Пряный аромат, разлитый в воздухе, становился все
сильнее; арфы звучали все слаще; казалось, что это пели хором сами блаженные
духи: "Все нужно знать! Все надо изведать! Человек - царь природы!" Принцу
показалось, что с дерева уже не капала больше кровь, а сыпались красные
блестящие звездочки. "Ко мне! Ко мне!" - звучала воздушная мелодия, и с
каждым шагом щеки принца разгорались, а кровь волновалась все сильнее и
сильнее.
- Я должен идти! - говорил он. - В этом ведь нет и не может быть греха!
Зачем убегать от красоты и наслаждения? Я только полюбуюсь, посмотрю на нее
спящую! Я ведь не поцелую ее! Я достаточно тверд и сумею совладать с собой!
Сверкающий плащ упал с плеч феи; она раздвинула ветви дерева и в одно
мгновение скрылась за ним.
- Я еще не нарушил обещания! - сказал принц. - И не хочу его нарушать!
С этими словами он раздвинул ветви... Фея спала такая прелестная, какою
может быть только фея Райского сада. Улыбка играла на ее устах, но на
длинных ресницах дрожали слезинки.
- Ты плачешь из-за меня? - прошептал он. - Не плачь, очаровательная
фея! Теперь только я понял райское блаженство, оно течет огнем в моей крови,
воспламеняет мысли, я чувствую неземную силу и мощь во всем своем
существе!.. Пусть же настанет для меня потом вечная ночь - одна такая минута
дороже всего в мире!
И он поцеловал слезы, дрожавшие на ее ресницах, уста его прикоснулись к
ее устам.
Раздался страшный удар грома, какого не слыхал еще никогда никто, и все
смешалось в глазах принца; фея исчезла, цветущий Райский сад ушел глубоко в
землю. Принц видел, как он исчезал во тьме непроглядной ночи, и вот от него
осталась только маленькая сверкающая вдали звездочка. Смертный холод сковал
его члены, глаза закрылись, и он упал как мертвый.
Холодный дождь мочил ему лицо, резкий ветер леденил голову, и он
очнулся.
- Что я сделал! - вздохнул он. - Я нарушил свой обет, как Адам, и вот
Райский сад ушел глубоко в землю!
Он открыл глаза; вдали еще мерцала звездочка, последний след
исчезнувшего рая. Это сияла на небе утренняя звезда.
Принц встал; он был опять в том же лесу, у пещеры ветров; возле него
сидела мать ветров. Она сердито посмотрела на него и грозно подняла руку.
- В первый же вечер! - сказала она, - Так я и думала! Да, будь ты моим
сыном, сидел бы ты теперь в мешке!
- Он еще попадет туда! - сказала Смерть, - это был крепкий старик с
косой в руке и большими черными крыльями за спиной. - И он уляжется в гроб,
хоть и не сейчас. Я лишь отмечу его и дам ему время постранствовать по белу
свету и искупить свой грех добрыми делами! Потом я приду за ним в тот час,
когда он меньше всего будет ожидать меня, упрячу его в черный гроб, поставлю
себе на голову и отнесу его вон на ту звезду, где тоже цветет Райский сад;
если он окажется добрым и благочестивым, он вступит туда, если же его мысли
и сердце будут по-прежнему полны греха, гроб опустится с ним еще глубже, чем
опустился Райский сад. Но каждую тысячу лет я буду приходить за ним, для
того чтобы он погрузился еще глубже, или остался бы навеки на сияющей
небесной звезде! |
