Было  когда-то  двадцать  пять оловянных  солдатиков, родных братьев по
матери -  старой оловянной ложке; ружье  на плече, голова прямо,  красный  с
синим  мундир  - ну, прелесть  что  за  солдаты!  Первые  слова, которые они
услышали, когда открыли  их домик-коробку, были: "Ах,  оловянные солдатики!"
Это  закричал,  хлопая   в  ладоши,  маленький  мальчик,  которому  подарили
оловянных  солдатиков  в  день  его   рождения.  И  он  сейчас  же  принялся
расставлять  их на  столе.  Все солдатики  были  совершенно одинаковы, кроме
одного, который был с одной ногой. Его  отливали последним, и олова немножко
не хватило,  но  он стоял на  своей  одной ноге так же твердо, как другие на
двух; и он-то как раз и оказался самым замечательным из всех.
     На столе, где очутились солдатики, было много разных игрушек, но больше
всего бросался в глаза  чудесный дворец  из  картона. Сквозь маленькие  окна
можно было  видеть дворцовые покои;  перед самым дворцом,  вокруг маленького
зеркальца, которое  изображало озеро, стояли  деревца,  а по озеру плавали и
любовались своим отражением восковые лебеди. Все это было чудо как мило,  но
милее всего была  барышня, стоявшая  на самом  пороге дворца. Она тоже  была
вырезана из бумаги и одета в юбочку из тончайшего батиста; через плечо у нее
шла  узенькая  голубая ленточка в виде  шарфа, а на  груди  сверкала розетка
величиною с лицо самой барышни. Барышня стояла на одной ножке, вытянув руки,
- она была танцовщицей, - а другую ногу подняла так высоко, что наш солдатик
ее и не увидел, и подумал, что красавица тоже одноногая, как он.
     "Вот  бы мне такую жену! - подумал он.  - Только  она,  как  видно,  из
знатных, живет во дворце, а у меня только и есть, что коробка, да и то в ней
нас набито двадцать пять штук,  ей там  не место! Но познакомиться все же не
мешает".
     И  он притаился  за табакеркой, которая стояла  тут же на столе; отсюда
ему отлично было  видно  прелестную танцовщицу, которая все стояла  на одной
ноге, не теряя равновесия.
     Поздно  вечером всех  других оловянных солдатиков уложили в коробку,  и
все люди в доме  легли  спать.  Теперь игрушки сами стали играть  в гости, в
войну и в бал. Оловянные солдатики принялись стучать в  стенки коробки - они
тоже хотели играть, да  не могли приподнять  крышки.  Щелкунчик  кувыркался,
грифель плясал по  доске; поднялся такой шум и гам, что проснулась канарейка
и тоже заговорила,  да еще стихами! Не трогались с места только танцовщица и
оловянный солдатик: она по- прежнему держалась на вытянутом носке, простирая
руки вперед, он бодро стоял под ружьем и не сводил с нее глаз.
     Пробило двенадцать. Щелк! - табакерка раскрылась.
     Там не  было табаку, а сидел маленький черный тролль; табакерка-то была
с фокусом!
     - Оловянный солдатик, - сказал тролль, - нечего тебе заглядываться!
     Оловянный солдатик будто и не слыхал.
     - Ну постой же! - сказал тролль.
     Утром дети встали, и оловянного солдатика поставили на окно.
     Вдруг  - по милости ли тролля или  от  сквозняка - окно распахнулось, и
наш  солдатик  полетел  головой  вниз  с  третьего  этажа, - только  в  ушах
засвистело! Минута - и он уже стоял  на  мостовой кверху ногой: голова его в
каске и ружье застряли между камнями мостовой.
     Мальчик  и  служанка  сейчас  же  выбежали  на  поиски,  но сколько  ни
старались, найти солдатика не могли; они чуть не  наступали на него ногами и
все-таки не замечали его. Закричи он им: "Я тут!" - они, конечно, сейчас  же
нашли  бы  его,  но он  считал неприличным  кричать на улице:  он ведь носил
мундир!
     Начал  накрапывать  дождик; сильнее,  сильнее, наконец  хлынул  ливень.
Когда опять прояснилось, пришли двое уличных мальчишек.
     - Гляди!  -  сказал  один.  -  Вон  оловянный  солдатик! Отправим его в
плавание!
     И  они сделали из газетной  бумаги  лодочку,  посадили  туда оловянного
солдатика и пустили  в  канаву.  Сами  мальчишки бежали  рядом и  хлопали  в
ладоши. Ну и ну! Вот так волны ходили по канавке! Течение  так и несло, - не
мудрено после такого ливня!
     Лодочку бросало  и  вертело  во все стороны, так что оловянный солдатик
весь дрожал, но  он держался  стойко: ружье на плече,  голова  прямо,  грудь
вперед!
     Лодку понесло под длинные мостки: стало так темно, точно солдатик опять
попал в коробку.
     "Куда меня несет? -  думал он. - Да,  это все штуки гадкого тролля! Ах,
если  бы  со  мною  в лодке сидела та красавица  -  по мне,  будь хоть вдвое
темнее!
     В эту минуту из-под мостков выскочила большая крыса.
     - Паспорт есть? - спросила она. - Давай паспорт!
     Но оловянный солдатик  молчал и еще крепче сжимал ружье. Лодку несло, а
крыса плыла за ней вдогонку. У! Как она скрежетала зубами и кричала плывущим
навстречу щепкам и соломинкам:
     - Держи, держи его! Он не внес пошлины, не показал паспорта!
     Но течение несло лодку все быстрее и быстрее, и оловянный  солдатик уже
видел  впереди  свет, как вдруг услышал  такой страшный шум, что  струсил бы
любой   храбрец.  Представьте  себе,  у   конца  мостика   вода  из  канавки
устремлялась в большой канал! Это было для солдатика так же страшно, как для
нас нестись на лодке к большому водопаду.
     Но  солдатика несло  все  дальше,  остановиться было  нельзя.  Лодка  с
солдатиком  скользнула  вниз;  бедняга держался по-прежнему  стойко  и  даже
глазом  не моргнул. Лодка  завертелась... Раз,  два  - наполнилась водой  до
краев и стала тонуть. Оловянный солдатик очутился  по  горло в  воде; дальше
больше... вода покрыла  его с головой! Тут он подумал о  своей красавице: не
видать ему ее больше. В ушах у него звучало:

     Вперед стремись, о воин,
     И смерть спокойно встреть!

     Бумага разорвалась, и оловянный солдатик пошел было ко дну, но  в ту же
минуту его проглотила рыба.
     Какая  темнота!  Хуже, чем  под мостками, да  еще  страх как  тесно! Но
оловянный солдатик держался стойко и лежал, вытянувшись во всю длину, крепко
прижимая к себе ружье.
     Рыба  металась  туда и сюда, выделывала  самые удивительные  скачки, но
вдруг замерла, точно в нее ударила молния. Блеснул свет, и кто-то закричал -
"Оловянный солдатик!" Дело в том, что  рыбу поймали, свезли на рынок,  потом
она  попала на кухню,  и кухарка  распорола ей  брюхо большим ножом. Кухарка
взяла оловянного солдатика двумя пальцами за талию и понесла в комнату, куда
сбежались  посмотреть  на  замечательного  путешественника  все домашние. Но
оловянный  солдатик ничуть  не  загордился.  Его  поставили  на  стол,  и  -
чего-чего  не бывает на  свете! - он оказался в той же самой комнате, увидал
тех  же  детей,  те же  игрушки  и чудесный  дворец  с  прелестной маленькой
танцовщицей! Она по-прежнему  стояла на  одной ножке,  высоко подняв другую.
Вот так стойкость! Оловянный солдатик был тронут и чуть не заплакал  оловом,
но  это было бы неприлично, и он удержался. Он смотрел на нее, она на  него,
но они не обмолвились ни словом.
     Вдруг один из мальчиков схватил оловянного солдатика  и ни с того ни  с
сего  швырнул его  прямо  в  печку.  Наверное,  это  все  тролль  подстроил!
Оловянный солдатик стоял охваченный пламенем, ему было ужасно жарко, от огня
или  от  любви  - он и  сам не знал.  Краски с него совсем слезли,  он  весь
полинял; кто знает отчего - от дороги или от горя? Он смотрел на танцовщицу,
она на него, и он чувствовал, что тает, но все еще держался стойко, с ружьем
на плече. Вдруг дверь  в комнате распахнулась, ветер подхватил танцовщицу, и
она, как сильфида, порхнула прямо в печку к  оловянному солдатику, вспыхнула
разом  и - конец! А оловянный солдатик  растаял  и сплавился  в комочек.  На
другой день горничная выгребала из  печки золу  и  нашла маленькое оловянное
сердечко;  от танцовщицы  же осталась одна розетка, да и  та  вся обгорела и
почернела, как уголь.