IX

     Уже  начинало  светать.  Все  чеченское  тело,  остановившееся  и  чуть
колыхавшееся на  отмели, было теперь ясно  видно.  Вдруг невдалеке от казака
затрещал камыш, послышались шаги и зашевелились  махалки камыша. Казак взвел
на второй взвод и проговорил: "Отцу и  сыну". Вслед за  щелканьем курка шаги
затихли.
     - Гей, казаки!  Дядю не убей,- послышался  спокойный бас, и,  раздвигая
камыши, дядя Ерошка вплоть подошел к нему.
     - Чуть-чуть не убил тебя, ей-богу! - сказал Лукашка.
     - Что стрелил? - спросил старик.
     Звучный  голос  старика,  раздавшийся  в лесу  и  вниз  по  реке, вдруг
уничтожил ночную тишину и таинственность, окружавшую казака. Как будто вдруг
светлей и видней стало.
     -  Ты  вот  ничего не  видал, дядя, а я  убил зверя,-  сказал  Лукашка,
спуская курок и вставая неестественно спокойно.
     Старик, уже не спуская с глаз, смотрел на ясно теперь белевшуюся спину,
около которой рябил Терек.
     - С карчой на спине плыл. Я его высмотрел, да как... Глянь-ко сюда! Во!
В портках синих, ружье никак... Видишь, что ль? - говорил Лука.
     -  Чего не видать!  -  с сердцем сказал  старик,  и что-то серьезное  и
строгое выразилось в  лице старика. - Джигита  убил,- сказал он как  будто с
сожалением.
     -  Сидел так-то  я,  гляжу, что  чернеет с той стороны? Я  еще там  его
высмотрел,  точно  человек подошел и  упал. Что  за диво!  А карча, здоровая
карча плывет, да не вдоль  плывет, а поперек перебивает. Глядь, а из-под ней
голова  показывает.  Что  за чудо? Повел я, из  камыша-то  мне и  не  видно;
привстал, а  он услыхал, верно, бестия,  да  на отмель и выполз, оглядывает.
Врешь, думаю,  не уйдешь.  Только  выполз, оглядывает. (Ох,  глотку завалило
чем-то!) Я ружье изготовил, не шелохнусь, выжидаю. Постоял, постоял, опять и
поплыл, да  как наплыл на месяц-то,  так  аж спина  видна. "Отцу  и  сыну  и
святому духу". Глядь из-за дыма, а он и барахтается. Застонал али почудилось
мне? Ну,  слава  тебе,  господи, думаю,  убил! А как  на отмель вынесло, все
наружу стало, хочет встать, да и нет силы-то. Побился, побился и лег. Чисто,
все видать. Вишь, не шелохнется,  должно  издох. Казаки на кордон  побежали,
как бы другие не ушли!
     - Так и поймал! - сказал старик. - Далече, брат, теперь... - И он опять
печально  покачал  головою.  В это  время пешие  и  конные казаки с  громким
говором и треском сучьев послышались по берегу.
     - Ведут каюк, что ли? - крикнул Лука.
     - Молодец, Лука! Тащи на берег! - кричал один из казаков.
     Лукашка,  не дожидаясь  каюка, стал  раздеваться,  не  спуская  глаз  с
добычи.
     - Погоди, каюк Назарка ведет,- кричал урядник.
     -  Дурак! Живой,  может!  Притворился! Кинжал возьми,- прокричал другой
казак.
     -  Толкуй!   -  крикнул  Лука,  скидывая  портки.  Он   живо  разделся,
перекрестился и,  подпрыгнув, со всплеском вскочил  в  воду,  обмакнулся, и,
вразмашку кидая  белыми  руками и высоко  поднимая спину из воды  и  отдувая
поперек течения,  стал перебивать  Терек  к отмели. Толпа казаков звонко,  в
несколько голосов,  говорила  на берегу. Трое конных поехали в объезд.  Каюк
показался из-за  поворота. Лукашка  поднялся на отмели,  нагнулся над телом,
ворохнул его раза  два. "Как есть мертвый!"  - прокричал оттуда резкий голос
Луки.
     Чеченец был убит в голову.  На нем были синие портки, рубаха, черкеска,
ружье и кинжал, привязанные  на спину. Сверх всего был привязан большой сук,
который и обманул сначала Лукашку.
     - Вот так сазан попался!  - сказал один из собравшихся кружком казаков,
в то время как  вытащенное из каюка чеченское тело, приминая траву, легло на
берег.
     - Да и желтый же какой! - сказал другой.
     - Где  искать  поехали наши? - Они небось все  на той стороне.  Кабы не
передовой был, так не так бы плыл. Одному зачем плыть? - сказал третий.
     - То-то ловкой должно, вперед всех  выискался. Самый, видно, джигит!  -
насмешливо сказал Лукашка, выжимая  мокрое  платье  у берега и  беспрестанно
вздрагивая. - Борода крашена, подстрижена.
     - И  зипун в мешочке на спину приладил. Оно и плыть ему легче от нее, -
сказал кто-то.
     -  Слышь, Лукашка!  - сказал урядник, державший в руках кинжал и ружье,
снятые с убитого. - Ты кинжал себе возьми и зипун возьми, а за ружье, приди,
я  тебе  три монета дам. Вишь, оно и  с  свищом,- прибавил  он, пуская дух в
дуло,- так мне на память лестно.
     Лукашка   ничего   не   ответил,   ему,   видимо,  досадно   было   это
попрошайничество; но он знал, что этого не миновать.
     - Вишь,  черт какой! - сказал он,  хмурясь  и  бросая наземь  чеченский
зипун,- хошь бы зипун хороший был, а то байгуш.
     - Годится за дровами ходить,- сказал другой казак.
     - Мосев!  я домой схожу,- сказал Лукашка, видимо уж забыв свою досаду и
желая употребить в пользу подарок начальнику.
     - Иди, что ж!
     - Оттащи его  за  кордон, ребята,-  обратился  урядник  к казакам,  все
осматривая ружье. -  Да шалашик от солнца над ним сделать надо. Може, из гор
выкупать будут.
     - Еще не жарко,- сказал кто-то.
     - А чакалка изорвет? Это разве хорошо? - заметил один из казаков.
     - Караул поставим, а то выкупать придут: нехорошо, коли порвет.
     - Ну, Лукашка,  как хочешь: ведро ребятам поставишь,- прибавил  урядник
весело.
     - Уж как водится,-подхватили  казаки.-Вишь, счастье бог дал:  ничего не
видамши, абрека убил.
     - Покупай кинжал и зипун.  Давай денег больше. И портки продам.  Бог  с
тобой,- говорил Лука. - Мне не налезут: поджарый черт был.
     Один казак купил зипун за монет. За кинжал дал другой два ведра.
     - Пей, ребята, ведро ставлю,- сказал Лука,- сам из станицы привезу.
     - А портки девкам на платки изрежь,- сказал Назарка.
     Казаки загрохотали.
     -  Будет вам  смеяться,- повторил урядник,- оттащи тело-то. Что пакость
такую у избы положили...
     - Что стали?  Тащи его  сюда, ребята!  - повелительно  крикнул  Лукашка
казакам,  которые  неохотно  брались   за   тело,  и  казаки  исполнили  его
приказание, точно  он был начальник. Протащив  тело  несколько шагов, казаки
опустили ноги, которые, безжизненно вздрогнув, опустились, и, расступившись,
постояли  молча  несколько  времени.  Назарка  подошел  к  телу  и  поправил
подвернувшуюся голову так, чтобы  видеть кровавую круглую рану над  виском и
лицо убитого.
     - Вишь, заметку  какую  сделал!  В самые  мозги! -  проговорил он,-  не
пропадет, хозяева узнают.
     Никто ничего не ответил, и снова тихий ангел пролетел над казаками.
     Солнце уже поднялось и раздробленными лучами освещало  росистую зелень.
Терек бурлил неподалеку; в проснувшемся лесу, встречая утро, со всех  сторон
перекликались  фазаны. Казаки  молча  и неподвижно стояли  вокруг  убитого и
смотрели на него.  Коричневое тело в одних потемневших мокрых синих портках,
стянутых пояском на впалом животе, было стройно  и красиво. Мускулистые руки
лежали  прямо,  вдоль  ребер.  Синеватая  свежевыбритая   круглая  голова  с
запекшеюся раной  сбоку была откинута. Гладкий загорелый лоб резко отделялся
от бритого места.  Стеклянно-открытые глаза с низко остановившимися зрачками
смотрели вверх - казалось, мимо всего. На тонких губах, растянутых в краях и
выставлявшихся  из-за красных  подстриженных  усов,  казалось,  остановилась
добродушная  тонкая  усмешка.  На  маленьких  кистях  рук,  поросших  рыжими
волосами, пальцы были  загнуты внутрь и ногти выкрашены красным. Лукашка все
еще  не одевался, он  был мокр,  шея его была краснее, и глаза  его блестели
больше  обыкновенного; широкие скулы вздрагивали;  от белого, здорового тела
шел чуть заметный пар на утреннем свежем воздухе.
     - Тоже человек был! - проговорил он, видимо любуясь мертвецом.
     - Да, попался бы ему, спуска бы не дал,- отозвался один из казаков.
     Тихий ангел отлетел. Казаки зашевелились, заговорили. Двое пошли рубить
кусты  для  шалаша.  Другие  побрели  к кордону.  Лука с  Назаркой  побежали
собираться в станицу.
     Спустя полчаса через густой лес, отделявший Терек от станицы, Лукашка с
Назаркой почти бегом шли домой, не переставая разговаривать.
     -  Ты  ей не сказывай смотри, что я прислал; а поди посмотри, муж дома,
что ли? - говорил Лука резким голосом.
     - А я к Ямке зайду - погуляем, что ль? - спрашивал покорный Назар.
     - Уж когда же гулять-то, что не нынче,- отвечал Лука.
     Придя в станицу, казаки выпили и завалились спать до вечера.