XI

     Адвокат принял Нехлюдова не в очередь  и  тотчас  разговорился  о  деле
Меньшовых, которое он прочел, и был возмущен неосновательностью обвинения.
     - Дело это возмутительное, - говорил он. - Очень вероятно,  что  поджог
сделан самим владельцем для получения страховой премии, но дело в  том,  что
виновность Меньшовых совершенно не доказана. Нет никаких улик. Это особенное
усердие  следователя  и  небрежность  товарища  прокурора.  Только  бы  дело
слушалось не в уезде, а здесь, и я ручаюсь за выигрыш, и  гонорара  не  беру
никакого. Ну-с, другое дело - прошение на высочайшее имя Федосий Бирюковой -
написано; если поедете  в  Петербург,  возьмите  с  собой,  сами  подайте  и
попросите. А то сделают запрос в  министерство  юстиции,  там  ответят  так,
чтобы скорее с рук долой, то  есть  отказать,  и  ничего  не  выйдет.  А  вы
постарайтесь добраться до высших чинов.
     - До государя? - спросил Нехлюдов.
     Адвокат засмеялся.
     - Это уж наивысшая - высочайшая инстанция. А высшая - значит  секретаря
при комиссии прошений или заведывающего. Ну-с, все теперь?
     - Нет, вот мне еще  пишут  сектанты,  -  сказал  Нехлюдов,  вынимая  из
кармана письмо сектантов. - Это удивительное дело, если справедливо, что они
пишут. Я нынче постараюсь увидать их и узнать, в чем дело.
     - Вы, я вижу, сделались воронкой, горлышком, через  которое  выливаются
все жалобы острога, - улыбаясь, сказал  адвокат.  -  Слишком  уж  много,  не
осилите.
     - Нет, да это поразительное дело, - сказал Нехлюдов и рассказал вкратце
сущность дела: люди в деревне собирались читать Евангелие, пришло начальство
и  разогнало  их.  Следующее  воскресенье  опять  собрались,  тогда  позвали
урядника, составили акт, и их предали суду. Судебный следователь допрашивал,
товарищ прокурора составил  обвинительный  акт,  судебная  палата  утвердила
обвинение, и их предали суду.  Товарищ  прокурора  обвинял,  на  столе  были
вещественные доказательства - Евангелие, и их приговорили в  ссылку.  -  Это
что-то ужасное, - говорил Нехлюдов. - Неужели это правда?
     - Что же вас тут удивляет?
     -  Да  все;  ну,  я  понимаю  урядника,  которому  велено,  но  товарищ
прокурора, который составлял акт, ведь он человек образованный.
     - В  этом-то  и  ошибка,  что  мы  привыкли  думать,  что  прокуратура,
судейские вообще - это какие-то новые либеральные люди. Они и были  когда-то
такими, но теперь это совершенно другое. Это чиновники,  озабоченные  только
двадцатым числом. Он получает  жалованье,  ему  нужно  побольше,  и  этим  и
ограничиваются все его принципы. Он  кого  хотите  будет  обвинять,  судить,
приговаривать.
     - Да неужели существуют законы, по которым можно  сослать  человека  за
то, что он вместе с другими читает Евангелие?
     - Не только сослать в места не столь отдаленные,  но  в  каторгу,  если
только будет доказано, что, читая Евангелие, они  позволили  себе  толковать
его другим не так, как велено, и потому осуждали церковное толкование.  Хула
на православную веру при народе и по статье сто девяносто шестой - ссылка на
поселение.
     - Да не может быть.
     - Я вам  говорю.  Я  всегда  говорю  господам  судейским,  -  продолжал
адвокат, - что не могу без благодарности видеть их, потому что если я  не  в
тюрьме, и вы тоже, и мы все, то только  благодаря  их  доброте.  А  подвести
каждого из нас к лишению особенных прав и местам не столь отдаленным - самое
легкое дело.
     - Но если так и все зависит  от  произвола  прокурора  и  лиц,  могущих
применять и не применять закон, так зачем же суд?
     Адвокат весело расхохотался.
     - Вот какие вопросы вы задаете! Ну-с, это, батюшка, философия.  Что  ж,
можно и об этом потолковать. Вот приезжайте  в  субботу.  Встретите  у  меня
ученых, литераторов, художников. Тогда и  поговорим  об  общих  вопросах,  -
сказал адвокат, с ироническим пафосом произнося слова: "общие вопросы". -  С
женой знакомы. Приезжайте.
     -  Да,  постараюсь,  -  отвечал  Нехлюдов,  чувствуя,  что  он  говорит
неправду, и если о чем постарается, то только о том, чтобы не быть вечером у
адвоката в среде собирающихся у него ученых, литераторов и художников.
     Смех, которым ответил адвокат на замечание Нехлюдова о том, что суд  не
имеет значения, если судейские могут по своему произволу  применять  или  не
применять закон, и интонация, с которой он  произнес  слова:  "философия"  и
"общие вопросы", показали Нехлюдову, как совершенно различно он и адвокат, и
вероятно и друзья адвоката, смотрят на вещи и  как,  несмотря  на  все  свое
теперешнее удаление от прежних своих приятелей,  как  Шенбок,  Нехлюдов  еще
гораздо дальше чувствует себя от адвоката и людей его круга.