Среди таверны, суеты ее и крика, 
склонившись над столом, сидит старик - он - 
один - газета перед ним и больше - никого. 

Унижен жалкой старостью, он думает, как мало 
он радовался в те года, когда не миновала 
пора красы, и сил, и разума его. 

Он чувствует, что постарел, об этом помнит поминутно. 
Но все же юности пора - она как будто 
была вчера. Ничтожный срок, ничтожный срок. 

Все осмотрительность - она всю жизнь его водила за нос, - 
а он ей верил, как безумец, этой лгунье, что смеялась: 
«До завтра подождешь. Еще вся жизнь осталась впрок». 

И сколько он порывов обуздал в себе отказом 
от радости возможной, и его безмозглый разум 
все упущенья днесь высмеивают в нем. 

Но от печальных воспоминаний вдруг головокруженье 
он ощутил. И вот он средь кофейни, 
на стол облокотись, забылся сном.