[Виктору Гюго]
О город, где плывут кишащих снов потоки,
Где сонмы призраков снуют при свете дня,
Где тайны страшные везде текут, как соки
Каналов городских, пугая и дразня!
Я шел в час утренний по улице унылой,
Вкруг удлинял туман фасадов высоту,
Как берега реки, возросшей с страшной силой:
Как украшение, приличное шуту,
Он грязно-желтой все закутал пеленою;
Я брел, в беседу сам с собою погружен,
Подобный павшему, усталому герою;
И громыхал вдали мой мостовой фургон.
Вдруг вырос предо мной старик, смешно одетый
В лохмотья желтые, как в клочья облаков,
Простого нищего имея все приметы;
Горело бешенство в огне его зрачков;
Таким явился он неведо откуда
Со взором режущим, как инея игла,
И борода его, как борода Иуды,
Внизу рапирою заострена была.
С ногами дряблыми прямым углом сходился
Его хребет; он был не сгорблен, а разбит;
На палку опершись, он мимо волочился,
Как зверь подшибленный или трехногий жид.
Он, спотыкаясь, брел неверными шагами
И, ковыляя, грязь и мокрый снег месил,
Ярясь на целый мир; казалось, сапогами
Он трупы сгнившие давил, что было сил.
За ним - его двойник, с такой же желчью взгляда,
С такой же палкою и сломанной спиной:
Два странных призрака из общей бездны ада,
Как будто близнецы, явились предо мной.
Что за позорная и страшная атака?
Какой игрой Судьбы я схвачен был в тот миг?
Я до семи дочел душою, полной мрака:
Семь раз проследовал нахмуренный старик.
Ты улыбаешься над ужасом тревоги,
Тебя сочувствие и трепет не томит;
Но верь, все эти семь едва влачивших ноги,
Семь гнусных призраков являли вечный вид!
Упал бы замертво я, увидав восьмого,
Чей взор насмешливый и облик были б те ж!
Злой Феникс, канувший, чтоб вдруг возникнуть
снова, Я стал к тебе спиной, о дьявольский кортеж!
С душой, смятенною под властью раздвоенья,
Как жалкий пьяница, от страха чуть дыша,
Я поспешил домой; томили мозг виденья,
Нелепой тайною смущалася душа.
Мой потрясенный дух искал напрасно мели;
Его, шутя, увлек свирепый ураган,
Как ветхую ладью, кружа в пылу похмелий,
И бросил, изломав, в безбрежный океан. |
