Правитель гордый, разумом велик,
Спустил свирепых псов раздора,
 Науськав свору их на материк
И океанские просторы;
 И для того, чтоб обуздать их пыл,
Чтобы продлить их исступленье,
 Он предал пламени, он обратил
В пустыню нивы и селенья;
 Лил кровь, как воду, холоден и строг,
И, гнев народный презирая,
 Невыносимым бременем налег
На плечи собственного края;
 И, расточив, как раненый боец,
Свою чудовищную силу,
 Снедаем тщетной злобой, наконец
Сошел безвременно в могилу.
 
 А все к чему? - Чтоб уготовить крах
Усильям Франции прекрасной,
 Кто род людской, всем деспотам на страх,
Звала к свободе речью страстной;
 Чтоб грубо оплевать ее порыв
К Британии, сестре надменной,
 Кто все ж, пятнадцать лет спустя, избыв
Лишения поры военной,
 Отвергла старину, резка, пряма,
И, не вступая в спор кровавый,
 Рукою твердой занесла сама
Топор на дерево державы!
 
 О Вильям Питт, верховный рулевой,
О кормчий с трезвой головою,
 Воистину рожок латунный твой
Царил над силой буревою!
 Невозмутим и непоколебим,
Ты бодрствовал над бездной водной
 И, как Нептун, мог окриком одним
Смирять великий вал народный.
 Прошло пятнадцать лет, о Вильям Питт,
Подумать - век обычной птицы, - 
 И вот уж сызнова поток спешит
На путь запретный обратиться.
 О, если б не был ад тобой пленен,
Он осмеял тебя кругом бы, - 
 Ничтожный срок - неужто стоил он
Той беспримерной гекатомбы?
 О, стоило ль, судьбе наперекор,
Слать дождь кровавый неустанно
 И в плащ багряный облекать простор
Материка и океана?