На край небосклона, туманный и скорбный,
	шла ночь, набухая звездами и тенью.
	А я, бородатый волшебник преданий,
	я слушал наречья камней и растений.

	Я понял признания - тайну печали
	плющей, кипарисов и жгучей крапивы,
	узнал сновиденья из повести нарда,
	пел светлые гимны средь лилий счастливых.

	И в древнем лесу, исходя чернотою,
	открыли мне душу глухие глубины:
	сосняк, от звучаний и запахов пьяный,
	согбенные знаньем седые маслины,
	и мох, оснеженный ночною фиалкой,
	и высохший тополь - приют муравьиный.

	И все говорило так сладостно сердцу,
	дрожа в паутине, звенящей блаженно,
	ведь ею вода облекает дремоту,
	как некоей тканью гармоний вселенной.

	И бредили пеньем тяжелые розы,
	и ткали дубы мне сказания древних,
	и сдержанной скорби высоких платанов
	шептал можжевельник о страхах деревни.

	Так я постигаю волнение леса:
	поэму листвы и поэму планеты.
	Но, кедры, скажите: когда ж мое сердце
	утихнет в объятьях бессмертного света?!

	Я знаю любовь твою - лиру, о роза:
	ведь струны я создал былым своим счастьем.
	Скажи мне, в какой же затон его кинуть,
	как люди бросают постылые страсти?!

	Я знаю напевы твои, кипарис:
	я брат твой по мраку, твой брат по мученьям.
	Ведь в недрах у нас так глубоко гнездятся -
	в тебе - соловьи, а во мне - сожаленья!

	Я знаю твое чародейство, маслина:
	ты кровь из земли добываешь для мира.
	А я добываю биением сердца
	из мыслей и снов
	благодатное миро!

	Вы все превзошли меня вашею песней,
	лишь я неуверенно пел перед вами.
	О, если бы вы наконец погасили
	палящий мне грудь
	целомудренный пламень!

	Божественный лавр с недоступной душою,
	немое навек,
	благородное диво!
	Пролей же в мой слух неземное сказанье,
	глубокую мудрость, свой разум правдивый!

	Волшебник оркестров и мастер лобзаний,
	в расцвете молчанья, в обличий строгом
	возникший из розовой прелести Дафны
	и мощного сока влюбленного бога!

	Верховный служитель старинного знанья!
	Не внемлющий жалобам, важный молчальник!
	Со мной говорят все лесные собратья,
	лишь ты не хотел моих песен печальных!

	Быть может, о мастер гармоний, ты знаешь
	бесплодную участь - стенанье поэта?
	И листья твои под влиянием лунным
	не верят обманам весеннего света?..

	Но вкрадчивой нежностью мрака оделась,
	как черной росою, дорога страданий
	с высот балдахина к подножию ночи,
	а ночь тяжело набухала звездами.