Есть в дожде откровенье - потаенная нежность.
	И старинная сладость примиренной дремоты,
	пробуждается с ним безыскусная песня,
	и трепещет душа усыпленной природы.

	   Это землю лобзают поцелуем лазурным,
	первобытное снова оживает поверье.
	Сочетаются Небо и Земля, как впервые,
	и великая кротость разлита в предвечерье.

	   Дождь - заря для плодов. Он приносит цветы нам,
	овевает священным дуновением моря,
	вызывает внезапно бытие на погостах,
	а в душе сожаленье о немыслимых зорях,

	   роковое томленье по загубленной жизни,
	неотступную думу: «Все напрасно, все поздно!»
	Или призрак тревожный невозможного утра
	и страдание плоти, где таится угроза.

	   В этом сером звучанье пробуждается нежность,
	небо нашего сердца просияет глубоко,
	но надежды невольно обращаются в скорби,
	созерцая погибель этих капель на стеклах.

	   Эти капли - глаза бесконечности - смотрят
	в бесконечность родную, в материнское око.

	   И за каплею капля на стекле замутненном,
	трепеща, остается, как алмазная рана.
	Но, поэты воды, эти капли провидят
	то, что толпы потоков не узнают в туманах.

	   О мой дождь молчаливый, без ветров, без ненастья,
	дождь спокойный и кроткий, колокольчик убогий,
	дождь хороший и мирный, только ты - настоящий,
	ты с любовью и скорбью окропляешь дороги!

	   О мой дождь францисканский, ты хранишь в своих каплях
	души светлых ручьев, незаметные росы.
	Нисходя на равнины, ты медлительным звоном
	открываешь в груди сокровенные розы.

	   Тишине ты лепечешь первобытную песню
	и листве повторяешь золотое преданье,
	а пустынное сердце постигает их горько
	в безысходной и черной пентаграмме страданья.

	В сердце те же печали, что в дожде просветленном,
	примиренная скорбь о несбыточном часе.
	Для меня в небесах возникает созвездье,
	но мешает мне сердце созерцать это счастье.

	   О мой дождь молчаливый, ты любимец растений,
	ты на клавишах звучных - утешение в боли,
	и душе человека ты даришь тот же отзвук,
	ту же мглу, что душе усыпленного поля!