Ветер, летящий с юга,
	ветер, знойный и смуглый,
	моего ты касаешься тела
	и приносить мне,
	крылья раскинув,
	зерна взглядов, налитых соком
	зреющих апельсинов.

	Обагряется месяц,
	и плачут
	тополя, склонясь пред тобою,
	только ждать тебя надо подолгу!
	Я свернул уже ночь моей песни
	и поставил ее на полку.

	Обрати на меня вниманье,
	если нет и в помине ветра, -
	сердце, закружись,
	сердце, закружись!

	Летящая с севера стужа,
	медведица белая ветра!
	Моего ты касаешься тела,
	и в плаще
	капитанов бесплотных
	ты хохочешь
	над Алигьери
	и дрожишь
	от восходов холодных.

	Ветер, шлифующий звезды,
	ты приходишь с таким опозданьем!
	Потерял я ключи от шкафа,
	и зарос он
	мхом первозданным.

	Обрати на меня вниманье,
	если нет и в помине ветра, -
	сердце, закружись,
	сердце, закружись!

	Бризы, гномы и ветры,
	летящие ниоткуда.
	Мотыльки распустившейся розы
	с пирамидальными лепестками,
	затененные чащей лесною,
	флейты,
	поющие в бурю,
	расстаньтесь со мною!
	Тяжкие цепи сдавили
	память мою до боли,
	и птица, что щебетом звонким
	умеет расписывать вечер,
	томится теперь в неволе.

	Минувшее невозвратимо,
	как будто кануло в омут,
	и в сонме ветров просветленных
	жалобы не помогут.
	Не правда ли, тополь, искусник бриза?
	Жалобы не помогут.

	Обрати на меня вниманье,
	если нет и в помине ветра, -
	сердце, закружись,
	сердце, закружись!