Мне мачехой Флоренция была,
     Я пожелал покоиться в Равенне.
     Не говори, прохожий, о измене,
     Пусть даже смерть клеймит ее дела.
     Над белой усыпальницей моей
     Воркует голубь, сладостная птица,
     Но родина и до сих пор мне снится,
     И до сих пор я верен только ей.
     Разбитой лютни не берут в поход,
     Она мертва среди родного стана.
     Зачем же ты, печаль моя, Тоскана,
     Целуешь мой осиротевший рот?
     А голубь рвется с крыши и летит,
     Как будто опасается кого-то,
     И злая тень чужого самолета
     Свои круги над городом чертит.
     Так бей, звонарь, в свои колокола!
     Не забывай, что мир в кровавой пене!
     Я пожелал покоиться в Равенне,
     Но и Равенна мне не помогла.